На самом деле, если уж совсем начистоту, этого текста здесь быть не должно. Потому что, согласно заголовку, обращаться надо в слух, а не в письмо или речь. Главный герой в конце говорит героине: ты была единственной, кто слушал их, не вмешиваясь, не перебивая, не пытаясь анализировать.
А я пытаюсь сделать именно это - вмешаться и проанализировать.

"Обращение в слух" по Антону Понизовскому - одиссея в загадочный мир русской души. На редкость пафосная формулировка, а иначе не выразиться, как ни изворачивайся. Я шла на спектакль чистым листом, не будучи знакомой с книгой, но по итогам трёх часов, проведённых в театре "Сфера", могу с почти стопроцентной уверенностью сказать, что Понизовский написал блестящий текст. Парадокс в том, что в нём ты не увидишь и не услышишь ничего нового. Ты каждый день сталкиваешься с тем, о чём говорят персонажи, тебя заботливо кормят этим СМИ и собственные соседи, ты мучительно погружаешься в ту же самую философию на своей кухне каждый раз, когда подворачивается кто-то, с кем можно поговорить. Ты тысячу раз слышал эти вопросы, на которые нет и не может быть ответов. Но разве невозможность найти истину означает, что её нужно прекратить искать?
Да вот именно.
Четверо героев, застрявшие на швейцарском курорте, занимаются именно этим: ищут. Вся русская история пронизана этими интеллектуальными изысканиями интеллигенции, которая думает, как бы ей обустроить Россию, находясь не в России, и Понизовский предлагает ту же самую картинку. Проходят века, а ничего не меняется, мы там же, где были, и спрашиваем себя о том, о чём спрашивали Герцен и Огарёв. Это, казалось бы, дно, стагнация; где нет движения - нет жизни. Но - вот не могу не прибегнуть к цитированию Айн Рэнд сейчас - отсутствие изменений - это бессмертие.
Действительность у каждого персонажа своя, и осознаёшь это с какой-то жалостью; личное примешивается к обезличенному, общее - к частному, и уже перестаёшь замечать, где начинается одно и заканчивается второе. Четыре взгляда, четыре полюса. Дмитрий Всеволодович режет правду-матку и плюётся ядом в сторону народа-пропойцы, не забывая прикладываться к бутылочке; при этом в его ехидстве, в его обвинении русской инфантильности и русского алкоголизма, перерастающем то в клоунаду, то в медвежий рёв, нельзя не увидеть кусок истины. Его истины, которая в чём-то будет болезненно перекликаться со своей собственной. В конце концов, мы переживаем искусство, чтобы услышать там подтверждение или опровержение своих мыслей. Эгоистическая функция зрителя как раз в этом.
Есть второй персонаж, мальчик Федя, которому его швейцарский профессор антропологии дал задание: исследовать русскую душу. Мальчик Федя такой положительный, что это даже неестественно; почему отечественные писатели, все, как один, следуя за Бердяевым, в качестве защитников русскости выписывают глубоко верующих мальчиков, Алёшенек Карамазовых, которые кротко вещают о народе-богоносце? Не хочу кидать камней в огород Понизовского и его Феди, но эта нарочитая правильность местами излишня. Но и у Феди есть правда, которая говорит: мы лучше, чем хотим казаться, в нас есть свет, и есть истории, которые заканчиваются хэппи-эндом, даже там, где ничего, кроме мрака, быть не должно.
Все три часа не покидает полнейшее ощущение какого-нибудь ток-шоу с Андрюшей Малаховым - с той только разницей, что ты не можешь вскочить со своего сиденья и присоединить голос к происходящему. Ты можешь только смотреть и слушать. Но в какой-то момент спектакль с крохотной сцены перемещается в тебя самого. Какая из услышанных историй станет спусковым крючком, зависит от каждого лично. От пережитого опыта и высоты лет, проведённых в нашей стране. В этом перемещении немалую роль (какова тавтология) играют актёры, их полнейшая естественность в общении с залом. Они не играют своих персонажей, они их живут, и вот уже Инга Оболдина превращается в немного хабалистую, но шумную и добродушную Риту, а Ирина Сидорова - в потерявшую ребёнка женщину, которая рассказывает о пережитом, глотая слёзы и не стесняясь этих слёз.

Кто сказал, что истина одна? Что истина плоская? Истина - невестьсколькогранник, и какой бы стороной она ни повернулась, она истиной и останется.
В конце, когда гаснет свет и остаётся только какофония человеческих голосов, рассказывающих о своих бедах и радостях - о своей жизни - единственно правильное, что ты можешь сделать - это закрыть глаза. И обратиться в слух.

Пусть здесь побудет одна из самых пронявших меня историй.