Марина Абрамович говорила, что для того, чтобы быть художником-перфомансистом, нужно возненавидеть театр: в театре всё иллюзия, всё искусственно, а вот в перфомансе и нож настоящий, и эмоции. Я не слишком согласна с такой мыслью в принципе, но дело даже не в этом, а в том, что театр, особенно современный, вообще сложно уместить в рамки какой-либо трактовки, тем более такой обвиняющей. Кажется, я пишу об этом всякий раз, когда речь заходит про ЦИМ, и в этот раз тоже не могу промолчать. Театр выходит на улицы, драматургия и даже присутствие актёров перестают быть его обязательной частью. Границы театра и перфоманса размазываются и сливаются. Единственным критерием остаётся живость искусства, происходящего здесь и сейчас и уже никогда не повторяющегося со стопроцентной точностью в будущем.
"Совместные переживания" - это то ли коллективный сеанс психоанализа, то ли спектакль о любви не то что без четвёртой стены, а без каких-либо стен вообще. Каждый из зрителей становится его непосредственным участником. Каждому достаётся маленький кусочек пьесы - одно предложение всего, но до чего это круто и важно. И каждому предоставляется возможность не только прочесть (пропеть, прошептать, сыграть) по бумажке, но и сказать что-то своё, поделиться собственной историей и воспоминанием. Я люблю театр за его сиюминутность и неповторимость, за то, что спектакль, даже если в нём каждый раз играют одни и те же актёры, закреплённые за одной и той же ролью, во всякий новый вечер оказывается уникальным. И "Совместные переживания" уникальны ещё сильнее, потому что этот спектакль каждый раз зависит от того, какие истории и интонации в него приносит зритель. От этого меняется его настроение. Но хотя он может быть грустным или смешным, он всегда остаётся сентиментальным и нежным.
У меня внутри что-то ёкнуло, когда я увидела фразу на своей карточке. Мне показалось, что я не смогу её произнести, что язык не повернётся. Но эта фраза оказалась частью истории довольно весёлой, а не того, что резануло бы меня по больному. Конструктор контекста всё-таки удивительная вещь - до чего по-разному может звучать одно и то же предложение, встроенное в ту или иную историю...
Я всегда вспоминаю, как Лена Ковальская говорила про чувство локтя в театре. Оно сильнее всего там, где ты соприкасаешься с живым человеком, а не с картинкой или бумагой. Я видела немало спектаклей, в которых падали сцены (привет Марату Гацалову), в которых ты смотрел в лицо соседа и видел в нём отражение своих собственных эмоций. Но по силе этого самого чувства локтя "Совместные переживания" оставили все прочие спектакли далеко позади. Это отличный опыт публичного обнажения своего нутра даже в том случае, если ты закрылся в свою скорлупку и не сказал ни слова. Потому что здесь все находятся в равных условиях, все одинаково уязвимы, и порой чьи-то комментарии и смех в ответ на рассказанную историю - это просто способ защититься, сохранить маску своей циничной крутости. Потому что... потому что пробивает, пролезает под пластины доспехов, что мы надеваем на себя каждый день. Потому что все, на самом деле, так одинаковы в своих переживаниях и любви.
Знаете, это удивительное чувство - когда загорается зелёная лампочка, и в тишине возникает сначала одна неловкая история, потом другая. Потом люди, сидящие напротив тебя, говорят друг другу "я люблю тебя". А другая пара в тесном, на этот раз - особенно тесном пространстве Чёрной комнаты начинает танцевать. Шелуха зашоренности исчезает. С людей падает всё то, под чем они старательно скрывают своё умение переживать и сопереживать.
Через полтора часа пятьдесят человек выйдут из зала и, скорее всего, больше не пересекутся. Но опыт этого совместного переживания останется. Существует ли звук упавшего дерева, если его никто не слышал? Существует. Я знаю.

P.S. - Катя, а почему ты ничего не рассказала о своей первой любви? - спросила меня Аня, когда мы вышли.
- Я пыталась вспомнить, как его звали, - честно ответила я.