Так получилось, что я, со всей моей огромной и светлой любовью к Кириллу Семёновичу Серебренникову, начала окучивать Гоголь-центр только сейчас. И начала даже не с его спектакля: инстаграм театра с предпремьерными фотографиями к «Спасти орхидею», где Филипп Авдеев лукаво улыбается в камеру в роли бабуленьки, сделал выбор за меня.
Я правда по-доброму завидую Владиславу Наставшеву, а также любому другому творцу. У них в руках есть способ не просто отрефлексировать свои переживания (ну, хорошо, хотя бы попытаться: некоторым это так и не удаётся до самого конца), но и с помощью этого процесса создать произведение искусства, которое останется в веках, чтобы потом попасть к кому-то ещё, задающемуся теми же вопросами, и помочь ему. «Спасти орхидею» — его собственная невыдуманная история, воспоминания мальчика Владика, который растёт в Риге в семье, состоящей из немного взбалмошной, немного ранимой мамы, рациональной и приземлённой (ещё и потому, что годы тянут к земле в буквальном, физическом смысла) бабушки и собачки Музы (для бабушки — Маруси). В этом сугубо женском окружении он познаёт жизнь и своё одиночество, мечтает о театральной студии и пытается научиться понимать, как ему жить эту жизнь. Он добрый мальчик, этот Владик — незлобливый, трогательный, мечтательный, неуверенный в себе; довлатовский инфантил, с которым так сложно находиться рядом, но которого вполне можно понять как персонажа. Он просто, как и мы все, мало что знает о себе самом, очень хочет узнать, но не представляет, с какой стороны подступиться. Бежит, скользит, падает — и растерянно смотрит на разъехавшиеся в стороны ступни, сидя на катке, пока его не поднимут и не поставят на ноги ещё раз.
«Спасти орхидею» — спектакль о мечте, хрупкой как тот пресловутый капризный цветок, искристой как лёд и острой как лезвия коньков, на которых играющий Владика Один Байрон проводит весь спектакль. И о том, что иногда мы, как чеховские герои (недаром красной нитью через всё действие тянется «Чайка), хотим только думать о мечте, а не прикладывать какие-то действия к её реализации. Но самое главное — о том, до чего мы все похожи друг на друга, когда речь заходит о попытке найти взаимопонимание между разными поколениями, проживающими под одной крышей. Портрет трёх поколений одной семьи, нарисованный Наставшевым, болезненно точен. Бабушка (напоминаю, Филипп Авдеев — гениальный фонтан комедийного трагизма, а то, как медленно он спускается со сцены, существуя в своей роли, кажется, ещё долго после того, как уйдёт в закулисье — отдельный вид искусства) — ворчливый человек, переживший войну, который хочет, чтобы его родные стояли на земле, а не витали в облаках, и это можно понять. Влад — меланхоличный юноша, которого желание выпустить спектакль волнует гораздо больше, чем необходимость найти деньги на него. Мама, которую играет феерически самоироничная Елена Коренева — в общем-то, добрая женщина с некоторым запасом нерастраченной любви, не то чтобы разочаровавшаяся в жизни, но смирившаяся с тем, что не всё получилось так, как хотелось в юности. Она — некая примиряющая сила между двух миров, которым в силу большого количества десятилетий, лежащих между ними, сложно найти общий язык. Это не значит, что бабушка и Влад друг друга не любят — любят, конечно, просто иногда кричат и выбирают странные слова, чтобы сказать об этом. С другой стороны — а кто из нас нет, когда любимый человек по-прежнему дорог, но вы почему-то начинаете говорить с ним на разных языках.
Наставшев насыщает спектакль смешными сценками, и бабушка в них, конечно, главное действующее лицо, но в его играющих в классики воспоминаниях всё-таки куда больше грусти и универсальных, одних-на-всех, переживаний. Если вашим родителям больше пятидесяти лет, вы точно найдёте черты кого-то из них в кореневской маме; бабушка в отдельные моменты и вовсе так сильно напомнила мне мою бабушку, которой не стало год назад, что было ощущение, будто я снова слышала именно её. А Владик, так воздушно пойманный Одином Байроном, это отражение поисков молодых людей. У кого-то они выражены сильнее, у кого-то слабее, но не найти хоть что-то безупречно родное, пусть и самое малое, в том, как он поёт и вздыхает себе под нос, невозможно.
«Спасти орхидею» — психотерапия наедине с целым залом. Это полезный душеспасительный опыт, после которого чуть легче сказать о том, что у тебя внутри, тем, кому ты по каким-то причинам перестал это делать. И это — наверное, главное, за что мне хочется быть этому спектаклю благодарной.