Жить ой. Но да.
Позавчера вновь были с Димой в любимой "Звезде", я утащила оттуда постер во всём виноватого енота, о котором писала несколькими постами ниже (Дима, давай возьмём его домой! - Конечно возьмём! А дротики у тебя есть?), но сейчас хочу сказать про "Дюнкерк", который мы в тот вечер смотрели.
Вообще говоря, можно было бы написать, что я в невероятном, всеобъемлющем восторге от фильма и ограничиться сугубо этой фразой, но нужно сказать что-то большее, потому что "Дюнкерк" этого заслуживает как, пожалуй, ни один другой фильм Нолана. Я всегда с некоторой осторожностью отношусь к возникающим после премьеры рецензиям, если они все как на подбор хвалебные, потому что боюсь, что не найду в фильме, тексте или спектакле того, о чём пишут другие люди; боюсь, что в меня это не попадёт так, как в остальных. Но с "Дюнкерком" всё, к счастью, развернулось по другому, благополучному сценарию.
Кристофер Нолан, мне кажется, родился под счастливой режиссёрской звездой: он умеет делать качественное по содержанию и форме кино, и при этом и форма, и содержание доходчивы и понятны массовому зрителю. Но если послеИнкиного стеллажа "Интерстеллара" было ощущение, что он наконец-то перемудрил и перенасытил свой фильм деталями, нюансами и смыслами, то после "Дюнкерка" оно исчезло. Это новый счастливый вираж: ясный, чистый, эмоциональный и, как всегда, красивый. Он не выглядит разыгранным с точным расчётом на генерацию у зрителя того или иного чувства; его течение — это естественная гармония, которую не рассчитать математически, потому что она либо есть, либо нет. И хотя фраза про "новое слово в фильмах на военную тематику", пожалуй, звучит всё-таки слишком громко, определённая доля правды в ней наличествует.
"Дюнкерк" смотрится как длинный, эстетичный (смерть Нолан показывает исключительно деликатно, тактично удерживая камеру чуть выше места, на котором разворачивается бойня), немногословный клип. В фильме мало слов — вместо них зачастую выступают неозвученные, но предельно понятные мысли в глазах и лицах героев, — а вот тишины нет, по-моему, ни на секунду. Тревожная музыка, сливающаяся в единое целое с мёртвым пляжем, голубым небом и обманчиво спокойным морем, ставшим кладбищем для тысяч людей и десятков кораблей, задаёт такт не только биению сердец персонажей, но и твоему собственному, зрительскому. Но ты не выходишь из зала выжатым и измученным. Изумительно нервные сцены: бег и бомбёжка в начале, паранойя в обстреливаемом и заливаемом корабле — чередуются с обнадёживающими и спокойными. Ты успеваешь перевести дух. Под твоей ногой оказывается спасительная кочка, на которой можно задержаться хотя бы на минуту — и порадоваться тому, что тебе повезло ещё раз.
То есть, конечно, не тебе, а тому тебе, что сейчас на экране считает галлоны топлива, плывёт на прогулочном судне в чадящий чёрным дымом Дюнкерк и отчаянно пытается спастись. Потому что у фильма отличный уровень эмпатии, и на это работает всё: и съёмка, и актёры, и музыкальное оформление.
Нолан чудесно играет с таймлайнами: 1 неделя, 1 день, 1 час. В зависимости от того, с чьей точки зрения показывается история в данный момент, они удивительно и вместе с тем логично смешиваются. И, конечно, надо отдать должное актёрским работам. "Дюнкерк" — это не одиссея какого-то одинокого героя с большой буквы Г, это несколько переплетённых историй простых, в общем-то, людей. И Нолан не сосредотачивается на ком-то одном: Марка Райленса, Кеннета Браны, Киллиана Мёрфи или Тома Харди в объективе камеры не так много, чтобы однозначно назвать кого-то из них логическим центром. Даже чудесный мальчик Финн Уайтхед, играющий Томми, которого негласно можно посчитать сюжетообразующим персонажем, не подходит под звание главного героя. Но вместо этого Нолан в своей поэме без героя создаёт прекрасные характеры, которым веришь: немолодого и чрезвычайно уравновешенного человека, который даже под угрозой смерти ведёт себя спокойно и реагирует здраво (это как будто новая, эволюционировавшая версия героя Райленса из "Шпионского моста"; моё колоссальное уважение вызывают они оба), истеричку с явным посттравматическим синдромом, которого всё-таки не получается в чём-то обвинять, юношу, который взрослеет, когда учится лгать во благо (Том Глинн-Карни, я буду следить за тобой, I promise)... там так много всего, что рассказывается кивком головы, глазами (особенно в случае героя Харди) и не столько словом, сколько интонацией, что я просто не смогу этого передать.
"Дюнкерк" практически лишён пафосных речей — навскидку вспоминается только финальная цитата Черчилля из газет, — и это ещё один его плюс. Зато он пропитан легко считываемым отчаянием уставших людей, у которых за спиной находится всё сильнее сжимающееся кольцо смерти, а дом издевательски виднеется впереди даже без бинокля. Протяни руку — и ты там; мешает только узенькая полоска воды... это очень человечная история, с человеческими страхами, слабостями и марающим совесть желанием выжить. Горько-сладкая история, ставящая перед собой целью не массовый испуг, а, скорее, благодарность, восхищение и уважение к подвигу. Магги из "Малавиты" говорила, что ничто не задевает её так, как солидарность; я могу сказать про себя то же самое. И именно поэтому чудо Дюнкерка и "Дюнкерка" вызывает у меня столько тёплых чувств.
Да, у "Дюнкерка", особенно ближе к его финалу, немного неровный бег. Но он, как Томми в начале фильма, балансирует на тонкой дощечке между патетикой и дешёвым аттракционом, которую можно преодолеть, только не останавливаясь, только поймав равновесие. Так что спишем эту неровность на радость человека, который прошёл через пропасть и не может поверить своим ногам, припавшим к устойчивой поверхности, и телу, которое держат, радостно крича, его товарищи.
Я порву вам ленту; не злитесь, пожалуйста, просто это слишком прекрасно.
Вообще говоря, можно было бы написать, что я в невероятном, всеобъемлющем восторге от фильма и ограничиться сугубо этой фразой, но нужно сказать что-то большее, потому что "Дюнкерк" этого заслуживает как, пожалуй, ни один другой фильм Нолана. Я всегда с некоторой осторожностью отношусь к возникающим после премьеры рецензиям, если они все как на подбор хвалебные, потому что боюсь, что не найду в фильме, тексте или спектакле того, о чём пишут другие люди; боюсь, что в меня это не попадёт так, как в остальных. Но с "Дюнкерком" всё, к счастью, развернулось по другому, благополучному сценарию.
Кристофер Нолан, мне кажется, родился под счастливой режиссёрской звездой: он умеет делать качественное по содержанию и форме кино, и при этом и форма, и содержание доходчивы и понятны массовому зрителю. Но если после
"Дюнкерк" смотрится как длинный, эстетичный (смерть Нолан показывает исключительно деликатно, тактично удерживая камеру чуть выше места, на котором разворачивается бойня), немногословный клип. В фильме мало слов — вместо них зачастую выступают неозвученные, но предельно понятные мысли в глазах и лицах героев, — а вот тишины нет, по-моему, ни на секунду. Тревожная музыка, сливающаяся в единое целое с мёртвым пляжем, голубым небом и обманчиво спокойным морем, ставшим кладбищем для тысяч людей и десятков кораблей, задаёт такт не только биению сердец персонажей, но и твоему собственному, зрительскому. Но ты не выходишь из зала выжатым и измученным. Изумительно нервные сцены: бег и бомбёжка в начале, паранойя в обстреливаемом и заливаемом корабле — чередуются с обнадёживающими и спокойными. Ты успеваешь перевести дух. Под твоей ногой оказывается спасительная кочка, на которой можно задержаться хотя бы на минуту — и порадоваться тому, что тебе повезло ещё раз.
То есть, конечно, не тебе, а тому тебе, что сейчас на экране считает галлоны топлива, плывёт на прогулочном судне в чадящий чёрным дымом Дюнкерк и отчаянно пытается спастись. Потому что у фильма отличный уровень эмпатии, и на это работает всё: и съёмка, и актёры, и музыкальное оформление.
Нолан чудесно играет с таймлайнами: 1 неделя, 1 день, 1 час. В зависимости от того, с чьей точки зрения показывается история в данный момент, они удивительно и вместе с тем логично смешиваются. И, конечно, надо отдать должное актёрским работам. "Дюнкерк" — это не одиссея какого-то одинокого героя с большой буквы Г, это несколько переплетённых историй простых, в общем-то, людей. И Нолан не сосредотачивается на ком-то одном: Марка Райленса, Кеннета Браны, Киллиана Мёрфи или Тома Харди в объективе камеры не так много, чтобы однозначно назвать кого-то из них логическим центром. Даже чудесный мальчик Финн Уайтхед, играющий Томми, которого негласно можно посчитать сюжетообразующим персонажем, не подходит под звание главного героя. Но вместо этого Нолан в своей поэме без героя создаёт прекрасные характеры, которым веришь: немолодого и чрезвычайно уравновешенного человека, который даже под угрозой смерти ведёт себя спокойно и реагирует здраво (это как будто новая, эволюционировавшая версия героя Райленса из "Шпионского моста"; моё колоссальное уважение вызывают они оба), истеричку с явным посттравматическим синдромом, которого всё-таки не получается в чём-то обвинять, юношу, который взрослеет, когда учится лгать во благо (Том Глинн-Карни, я буду следить за тобой, I promise)... там так много всего, что рассказывается кивком головы, глазами (особенно в случае героя Харди) и не столько словом, сколько интонацией, что я просто не смогу этого передать.
"Дюнкерк" практически лишён пафосных речей — навскидку вспоминается только финальная цитата Черчилля из газет, — и это ещё один его плюс. Зато он пропитан легко считываемым отчаянием уставших людей, у которых за спиной находится всё сильнее сжимающееся кольцо смерти, а дом издевательски виднеется впереди даже без бинокля. Протяни руку — и ты там; мешает только узенькая полоска воды... это очень человечная история, с человеческими страхами, слабостями и марающим совесть желанием выжить. Горько-сладкая история, ставящая перед собой целью не массовый испуг, а, скорее, благодарность, восхищение и уважение к подвигу. Магги из "Малавиты" говорила, что ничто не задевает её так, как солидарность; я могу сказать про себя то же самое. И именно поэтому чудо Дюнкерка и "Дюнкерка" вызывает у меня столько тёплых чувств.
Да, у "Дюнкерка", особенно ближе к его финалу, немного неровный бег. Но он, как Томми в начале фильма, балансирует на тонкой дощечке между патетикой и дешёвым аттракционом, которую можно преодолеть, только не останавливаясь, только поймав равновесие. Так что спишем эту неровность на радость человека, который прошёл через пропасть и не может поверить своим ногам, припавшим к устойчивой поверхности, и телу, которое держат, радостно крича, его товарищи.
Я порву вам ленту; не злитесь, пожалуйста, просто это слишком прекрасно.
-
-
23.07.2017 в 21:40Отправлено из приложения Diary.ru для Android
-
-
24.07.2017 в 06:50-
-
24.07.2017 в 09:38Отправлено из приложения Diary.ru для Android
-
-
24.07.2017 в 20:28