понедельник, 29 ноября 2010
Название: Хатынь
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: отсутствует
Фендом: Axis Powers Hetalia
Пейринг: Беларусь
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл
Статус: завершён
Дисклаймер: не мое, поиздеваюсь и отдам
Размещение: с исключительно моего разрешения. Другие варианты не рассматриваются. Уважайте чужой труд.
Предупреждение: вероятен ООС.
От автора: вспомнилась летняя поездка в Хатынь, и меня пробрало.
Кривое-косое стихотворение в эпиграфе - тоже мое творчество.
Здесь звон и тишина, и хрупкий шорох
Подобен звуку страшному набата.
Здесь сотни человек в далеком прошлом,
В огне фашистском сожжены когда-то.
Здесь горький воздух болью весь пропах,
Здесь, в небеса воздевши руки,
Стоят березки – три, и лишь одна
Мертва; за ней – огонь разлуки.
Здесь серым пеплом укрывается земля,
Сочатся скорбью буквы за стенами…
Хатынь устало смотрит на тебя
Своими полными страдания глазами.
Она приходит сюда каждый год. Она приходит сюда каждый год. В один и тот же день.
Снимает с головы повседневный милый бант, заменяя его траурной повязкой, смывает с лица холодную и гордую полуулыбку, и приходит.
Всего лишь пятьдесят четвертый километр трассы Минск-Витебск. Так много и так мало.
Она стоит перед грубо сделанным указателем и подолгу молчит, каждый раз словно не решаясь сделать шаг вперед. Потом – пять километров по еще покрытой несмело тающим снегом дороге, которую со всех сторон обнимает густой и высокий лес, выросший совсем недавно. Обязательно пешком, и каждый шаг для нее подобен восхождению на эшафот.
Шурх, вкрадчиво шуршит под ногами земля вперемешку со снегом, шурх, шурх, шурх.
А потом деревья расступаются в разные стороны, открывая то, что они собой скрывали, как открывал бы свою запрятанную глубоко в душе боль человек тому, кому доверился бы. И губы ее начинают дрожать.
Эту деревушку не найдешь ни на одной карте. Давным-давно, 22 марта 1943 года – так давно, что шрамы, оставленные этой трагедией, не могут зажить до сих пор – это место было сожжено дотла. Плавился под огнем снег, плакали сосульки. Плавились люди – сжигаемые, расстрелянные, растерзанные. Горько рыдала обезображенная земля, не желая принимать в себя прах своих детей, погибших так страшно и безвинно.
Наталья молчит, подняв голову и глядя в искаженное болью, страхом и гневом лицо Иосифа Каминского, вылитое в бронзе. Смотрит на его дрожащие старческие руки, с последней прощальной лаской и нежностью сжимающие тело убитого сына, смотрит, кусая губы в отчаянной попытке сдержать рвущийся откуда-то изнутри комок горечи.
Не должно быть так, чтобы дети умирали раньше своих отцов. Не должно быть так, чтобы невинные люди погибали по чудовищной, злой прихоти мучителей, которым не знакомы любовь, сострадание и милосердие.
Бом, соглашается один из колоколов, еще через половину минуты – другой.
Ведь Хатынь не желает молчать в ответ. Молчать здесь было бы слишком страшно. Она хочет всюду трубить о своей боли.
Наталья делает нетвердые шаги, обходя скульптуру. Венцы срубов на месте бывших домов, четыре колодца, обелиски в виде печных труб. И таблички, таблички, таблички с именами убитых. 75 детей – 16 лет, 7 лет, 4 года, 2 года…
Она помнит их всех наизусть. Они страшным клеймом выжжены в ее памяти.
Перед ее глазами – изваянный в камне сарай, та самая братская могила для полутора сотен человек. Черный, как склеп. Ей хочется закрыть уши, в которых диким, страшным криком отдаются стоны и хрипы умирающих людей, хочется закрыть глаза, перед которыми словно проносятся отблески фашистского пламени, но сил на это нет. Хатынь желает разделить с ней эту горечь.
Бом, повторяет колокол, бом.
Она бредет устало. Мимо кладбища деревень, смотрящего на нее исподлобья сотней красных огоньков, мимо стены памяти. И вновь невольно вздрагивает, когда ее взгляд падает на скорбно сопереживающие указатели других трагедий: расстрел детей-сирот в Домачево, Озаричские лагеря смерти, восемьдесят тысяч убитых под Минском…
-Желобкович, Барановские, Новицкие, Каминские, Миранович… - едва слышно, одними губами шепчет Наталья, чувствуя, как саднит в горле невысказанная еще боль.
Ее зовут к себе три березки, замерзшие на неожиданно промозглом мартовском ветру. Нет их четвертой подруги; вместо нее горит вечный огонь – в память о погибших, в память о сожженных.
2 миллиона 320 тысяч. Убит каждый четвертый.
И Наталья все-таки не выдерживает, срывается, уже в который раз – на вой, на горестный плач, глотая горькие слезы, не в силах вынести эту пытку скорбью. Вскидывает мокрое лицо к равнодушно голубеющему небу, словно силясь отыскать ответ на вопрос, почему же оно допустило все это, и тут же опускает глаза, ослепленные слишком ярким солнечным светом.
В эту секунду ей кажется, что она тоже горит заживо – как горели жители Хатыни ровно шестьдесят семь лет назад.
@музыка:
Eve 6
@темы:
Бумага все стерпит,
Хеталия
-
-
29.11.2010 в 16:20-
-
29.11.2010 в 16:41-
-
29.11.2010 в 16:43-
-
29.11.2010 в 18:59-
-
04.12.2010 в 00:55-
-
04.12.2010 в 11:13