"Обрыв"

[Титановые голосовые связки Донны Ноубл]

Пишу роман, выходит жизнь.

Не ищите диссонанса между этим постом и предыдущим универским. Билеты на февраль и март были куплены до того, как я прознала, что за семестр меня ждёт. Вот если я рвану куда-то в апреле и мае - это уже на сознательный страх и риск, так сказать.
Я, наверное, сделаю сборный пост о спектакле и книге, потому что они теперь в моём мозгу неотделимы друг от друга. А ещё - тут реально простыня, поэтому я пожалею всех и спрячу под кат.

Конечно, сразу было ясно, что этот спектакль - пьеса Адольфа Шапиро по роману. Невозможно уместить такой увесистый талмуд в три с половиной часа, не потеряв что-либо. Я сразу вспоминаю одно интервью Шапиро, он очень правильно сказал: "Обрыв" можно разделить на несколько пьес - пьесу "Райский", пьесу "Татьяна Марковна", пьесу "Вера", пьесу "Марфенька" и так далее. Но он сумел собрать их воедино. Убрав Аянова и Беловодову, оставив только то, что было в Малиновке. И это было невероятно правильно.
Здесь всё было невероятно правильно. Всё на своём месте. И все. Абсолютно все.
Романс "Утро туманное". Лаконичность красок - белое, серое, чёрное, коричневое и яркое пятно Крицкой - берег Волги, 19 век, чего ещё ожидать. Белая усадьба и чёрная, жгучая тьма под лестницей - обрыв, в котором обитает грех. И лестницы: вверх-вниз порхают герои, заставляя задуматься о том, какая для такой игры нужна физическая составляющая. Особенно в случае Ольги Яковлевой, которая - удивительно и достойно восхищения - преодолевает вереницы ступенек без видимого труда.
Но это всё - фон. И на нём расплёскивается целая палитра человеческих драм. У кого-то мелочных, у кого-то - крупных. А кто-то вообще пронёс незаживающий шрам через сорок лет жизни.
Я подошла к теме, которая хватает меня за горло, и просто не знаю, с чего начать. Потому что для меня "Обрыв" - это в первую очередь энциклопедия людских страстей. Страстей сжигающих и вдыхающих жизнь, грубо швыряющих с небес на дно и поднимающих вверх, на последнюю ступень. А этот спектакль - я серьёзно, его нужно было назвать "Разрыв". Потому что я до сих пор чувствую себя так, словно по мне прошлись асфальтоукладчиком и раскатали в ничто. Книга не ударила по мне настолько сильно (прежде всего, наверное, из-за своей неспешности и объёма), а вот спектакль был просто концентратом очень близких мне в данный момент времени мыслей и переживаний. Очень близко, очень тесно, прямо в душу - и безысходность Райского, и слёзы Веры, и их обоюдные истерики, и признание Бережковой.
Мы видим происходящее глазами, в первую очередь, Райского. Я уже говорила раньше, что нахожу в себе точки пересечения с ним, и мне это не нравится. Я такая же увлекающаяся, как и он; я не умею жить с ненаполненным сердцем и я люблю красоту во всех её проявлениях. Вот только если я влюблена - это надолго, это постоянно, это исчисляется годами; да и всё начатое я стараюсь доводить до конца. А он... он пуст. Он всполох фейерверка. Обаятельный, болтливый, чуточку капризный, в изрядном смысле "восставший против мнений света", легко увлекающийся, ревнивый... и пустой. Вот поэтому и не выйдет у него никогда никакого романа. И хороших портретов - тоже. И скульптуру он бросит (но, верю, уже по другой причине). Его беда - беда талантливого человека, который не желает приложить к этому таланту усилия. Поэтому менее одарённые, но более усидчивые в плане искусства всегда будут опережать его. Но я сопереживаю ему. Он всё-таки неплохой человек: мужественный и умеющий прощать. И его душа обнажена с самого начала, он свои страсти не прячет, он смотрит в других людей и видит их, но не может заглянуть в себя. Впрочем, это характерно для многих персонажей: взять хоть Веру и беднягу Козлова... но вернусь к Райскому. Я понимаю, им движет некоторый альтруизм, он добр и щедр, легкомыслен по отношению к деньгам, но во всём этом суммарно и кроется самая большая проблема - его поведение было бы простительно для женщины, а не для мужчины. Из-за его горячности и не складывается у него с женщинами. Или просто тянет его на тех, кто холоден и горд? Хотя с Верой, конечно, всё сложнее.
Это была превосходная работа Анатолия Белого. Наряду с Катурианом его Райский оставил Мастера немного позади. И вот только сейчас дошло: все трое ведь творцы. Необыкновенно разные, но писатели. Мне кажется, теперь любой герой-писатель в моей голове независимо от контекста произведения будет иметь одно лицо - лицо Белого. Его Райский - совершенно канонный: целующий бабушке руку, становящийся на защиту Крицкой, ревниво следящий за Верой. Правильный Райский.
Идём дальше. Татьяна Марковна. Я обожаю эту женщину: несколько деспотичную, но убеждённую, прямолинейную, чётко следующую по выбранному пути, сносящую невзгоды без жалоб. Только в конце она позволяет себе сознаться Вере в грехе, убрать с сердца сорокалетнюю тяжесть. И стоит прибавить к этому справедливость, жизненную и женскую мудрость и природную доброту, благодаря которой она искренне сокрушается о том, что пугающий её Волохов ночует в их доме не на мягкой перине, да ещё и пирожного перед сном не откушал. Наверное, в старости я хотела бы быть похожей на неё. Не во всём, но во многом. Хотя бы в наличии неколебимого внутреннего стержня. И как прекрасна была Ольга Яковлева! В последней сцене с Верой - просто до слёз прекрасна. Это была самую малость другая Бережкова по сравнению с той, что рисовалась мне при прочтении книги - чуть-чуть иные интонации и акценты - но в целом попадание замечательное. Как её можно не любить? Не представляю.
Говоря про Бережкову, нельзя умолчать про Тита Никоныча. Обходительный, галантный, добрый старик - до чего же хорош был Станислав Любшин в этой роли! Эта история о любви, прошедшей через множество лет, о внучках, не родных ему по крови, но родных духовно, заставляет меня верить в лучшее, в сказку и чудо. Но без боли в этой истории не обошлось. Я не знаю, каково им было жить вот так, рядом, близко, бок о бок, но не вместе, как соседям, а не как законным мужу и жене, и надеюсь никогда не узнать.
Про Веру и Марфеньку стоит сказать суммарно, я так думаю. Я честно признаю, что Вера никак не входит в мой топ любимых женских персонажей. Мне трудно понять такую замкнутость, зацикленность на хранении собственных тайн от всех остальных, такую гордость, наконец. Другое дело Марфенька: искренняя, настоящая, простая; кто-то даже скажет, что незамутнённая - возможно, но в её простоте и кроется рецепт счастья, которое Вера вряд ли когда-нибудь получит. Скорее всего, тут опять всё упирается в пресловутое "горе от ума", мешающее наслаждаться простыми радостями, но сейчас я могу высказаться однозначно: в этой истории я бы предпочла быть Марфенькой, а не Верой.
Но как же Вера плакала вчера. Я смотрела на Наталью Кудряшову и едва сдерживалась, чтобы не присоединиться к ней. Вера, ну ведь бабушка вас с сестрой воспитывала одинаково, как тебя угораздило связаться с Волоховым?
Кстати, о Волохове. Я не могу избавиться от мысли, что он подчёркнутый антагонист "Обрыва", но это не мешает мне продолжать не любить его и даже больше - презирать. Человек, для которого не существует ничего святого, нигилист, слоняющийся по миру просто так; они с Райским оба представляют собой перекати-поле, но Райский - безобидное, а этот - колючее, вредное: наткнёшься - вопьётся и уже не отпустит, не получив то, что ему нужно, не втоптав твои идеалы в грязь, не вывернув твою доброту в ущерб тебе самому. Я очень не люблю Волохова даже при том учёте, что несколько мудрых мыслей хотя бы относительно Райского высказал именно он. А уж за его отношение к книгам я бы ему вообще руки оторвала. Я слышала о том, что на Гончарова сыпалось много критики из-за образа Марка, но я с этой критикой не согласна. Равно как и с теми, кто оправдывает Марка, говоря, что он просто опередил своё время: ему бы, дескать, сейчас родиться. Ау! Вы хотели бы жить с таким Маркушкой в одно время? Выдёргивающим страницы из чужих книг ради того, чтобы покурить, вором, бессердечным циником, якобы "либералом"? Я - нет. Жаль, что моё мнение не мешает кучке таких и ныне бороздить просторы нашего общества. Вот если бы в нём было хоть на грошик меньше нахальства и больше терпимости, сдержанности, воспитания, я бы ещё подумала. А так - однозначно нет.
Сначала я не поняла, почему Артёма Быстрова нарядили в джинсы - очень уж это диссонировало с точно выдержанным духом классики. А сейчас думаю: может, как раз для того, чтобы подчеркнуть, что Марк Волохов выпал из той эпохи?
В противовес ему скажу о Тушине. Мне очень хочется черкануть ещё хоть пару слов о Леонтии Козлове и Уле, о Крицкой (откуда негодование на Юрскую в этой роли? Просто ювелирное попадание в жеманную провинциальную кокетку!), но я и так уж больно разошлась. Так вот, Тушин. Всё лучшее, что только может быть в мужчине. С таким - как за каменной стеной: благородство, сила, уважение, достоинство выслушать вердикт от не любящей женщины и уйти, не оскорбив ни себя, ни её... я восхищаюсь им. Человек слова. Никто не отбрил бы Волохова лучше...

"Обрыв" - энциклопедия не только страстей, это ещё и гигантский пласт жизни, показывающий абсолютно всё, каждую мелочь. Драма социальная и драма любовная даже несмотря на то, что место для юмора всё-таки нашлось. Мне в последние месяцы близок первый вариант драмы, но не принять во внимание второй просто невозможно. Старая и новая Россия - вроде бы не в конфликте, но уже на пути к нему. Правда и ложь. Белое и чёрное. Бесконечный поиск себя и попытки заглянуть в других. Для меня теперь это что-то сродни "Братьев Карамазовых", наверное - объявшая необъятное вещь, написанная изящно и велеречиво, так, что невольно проникаешься восхищением: умели же писать в то время.
Были же анатомы человеческих душ.
Анатомы любви.
Потому что Козлов, брошенный неверной женой, заставил меня вжаться в диван дома и забиться в кресло вчера в театре: и любил и книги, и гимназию, и древних, и этот закоулок с рябинами - потому только, что её любил. Райский, сходящий с ума, нервный, мятущийся, то исполняющий завет Веры, то сжимающий её, бьющуюся в истерике, то швыряющий ей в лицо букет - это убило меня трижды, заставив сидеть с комом в горле. И слёзы Веры, Евы, отдавшейся змию, прорвали плотину окончательно - до дрожи, до трясущихся рук и ног, которые не желали держать тело на себе. Может, всё это так прошлось по мне оттого, что близко в данный момент времени, в период Амура, который совсем заигрался - я не знаю, всё возможно. Но три этих истории превратили меня в комок боли, глотающий слёзы.

"— Не пройдет и года, ты опять влюбишься и не будешь знать, чью статую лепить...
— Может быть, и влюблюсь, но никогда никого не полюблю, кроме тебя, ииссеку из мрамора твою статую... Вот она, как живая, передо мной!"
Я просто разревусь сейчас ещё раз.

@темы: Книжное, Только зрячие знают, что такое слепота, Домашняя философия, What I've seen, Тиятральное, Where I've been