Жить ой. Но да.
Я тут пару дней была без дайри в свете приверженности реалу, но, тем не менее, в понедельник со мной случилось замечательное событие, зовущееся "Контрабасом".
Это был подарок моей матушке, которая страшно хотела на этот спектакль. У меня появилась возможность порадовать нас обеих, и я ею воспользовалась. Но, честно говоря, я не ожидала, что когда мы выйдем со спектакля, мама повернётся ко мне с совершенно сияющим лицом и выдаст что-то вроде "ты знаешь, мне понравилось больше "Гамлета" - а я, несмотря на всю мою любовь к Миронову, соглашусь.
Впрочем, это разные вещи, и сравнивать их глупо. Шекспир и Зюскинд, разные времена, разные темы, разные структуры, разное всё. И даже несмотря на то, что и то, и то является моноспектаклем, они разнятся буквально полярно. Множество образов, из которых перепрыгивают, как из вагона в вагон, против одного-единственного; техническая сложность и притом лаконичность против совершенного хаоса.
И самое главное: Константин Хабенский. Он прекрасен. Он вышел на сцену - и мы пропали. В высшей мере талантливая работа: 2 часа я наблюдала за тем, как он говорит, что он говорит, как он двигается, как с него градом льётся пот, ибо постановка весьма и весьма трудна в физическом плане, как завороженная. 1 человек держал огромный зал - а зал МХТ больше зала Театра Наций.
Хабенским - именно вживую - я глубоко восхищена, словом.
А теперь о самом "Контрабасе". Я прочла пьесу перед спектаклем, и прежде скажу пару слов о ней. Для меня это не столько история о музыке (да она, в общем-то, и действительно история не о музыке - контрабас и музыкальные темы тут скорее фон), сколько об одиночестве. Есть в этой пьесе что-то перекликающееся с чеховской темой маленького человека. Что-то точно выхваченное, безумное, горькое, злое, но правдивое и оттого тяжёлое. Контрабасист болен: это выплывает из хаоса тем, из детской инфантильной обиды на семью, пронесённой сквозь годы, из по-детски же жалких признаний в том, что у него уже давно не было женщины, из синусоиды, по которой скачут его слова о собственном инструменте - от превозношения до ненависти, от прославления до обвинения. Потому, наверное, именно из-за его явного безумия, Контрабасиста воспринимаешь как грустного клоуна. Но я никогда не смеялась над клоунами. И тут... тут, справедливости ради, есть несколько ювелирных ироничных замечаний, но всё это отдаёт тиной под названием "над чем смеётесь? над собой смеётесь".
И тема любви. Излишне говорить о том, что она в принципе сейчас перемалывает меня в муку; тут этот восторг - тоже какой-то детский - вкупе с ревностью и обречённостью, схожей с обречённостью осуждённого на смерть, тоже наводит на тяжкие мысли.
Как это страшно - быть маленьким, незаметным, непонятым, таким одиноким, что эту внутреннюю пустоту приходится заливать пивом, а тишину заполнять монологом с самим собой. Как это страшно - понять, что ты прожил не свою жизнь - просто так, назло. Это, в первую очередь, душевный стриптиз, а мы нечаянно его подсмотрели.
"Контрабас" - довольно непростая для чтения вещь, и, мне кажется, довольно много говорит о Зюскинде не как об авторе, но как о человеке со своим складом психики. И на сцене она смотрится гораздо выигрышнее, чем в бумажном варианте. Музыки было не так уж много - всё строго следуя букве пьесы; зато вот звуков было море. Самых разнообразных - игра на бутылках, на лестнице, на мусоропроводе (в прямом смысле)... удивительно. Я не представляю, как можно было повернуть это так. Звуковая изоляция - обитые матрасами стены. Гёте, декламируемый с унитаза. Труп Сары в холодильнике, которого не должно было быть. Смешно, страшно и жалко. Трагифарс - лучшее слово для описания всего этого хаоса.
И концовка, второй акт, которого тоже не должно было быть. Сара, которая фальшивит так отчаянно, так безобразно, что это должно быть понятно даже тем, у кого на ухе основательно потоптался медведь - и Контрабасист, который смотрит на неё с таким обожанием, что оно становится почти осязаемым. И ты ещё раз говоришь себе: он болен, он слеп, он безумен - и ещё раз понимаешь, что любовь априори слепа.
Если отбросить конец, предложенный Черепановым, и остановиться на концовке Зюскинда, то... Контрабасист не выкрикнет имя Сары на опере, я уверена. Он так и будет смотреть на то, как другие мужчины водят её в рыбные рестораны. На ум приходит Ремарк с его "до чего же страшно любить женщину и быть бедным", но тут важно не это. Контрабасист - маленький человек, и он никогда не решится на хоть какой-нибудь шаг. Он будет представлять, как она придёт к нему сама, и...
И это роднит с Контрабасистом уже меня.
Подводя итог: пьеса - непростая. Но спектакль получился глубоко прекрасный.
Это был подарок моей матушке, которая страшно хотела на этот спектакль. У меня появилась возможность порадовать нас обеих, и я ею воспользовалась. Но, честно говоря, я не ожидала, что когда мы выйдем со спектакля, мама повернётся ко мне с совершенно сияющим лицом и выдаст что-то вроде "ты знаешь, мне понравилось больше "Гамлета" - а я, несмотря на всю мою любовь к Миронову, соглашусь.
Впрочем, это разные вещи, и сравнивать их глупо. Шекспир и Зюскинд, разные времена, разные темы, разные структуры, разное всё. И даже несмотря на то, что и то, и то является моноспектаклем, они разнятся буквально полярно. Множество образов, из которых перепрыгивают, как из вагона в вагон, против одного-единственного; техническая сложность и притом лаконичность против совершенного хаоса.
И самое главное: Константин Хабенский. Он прекрасен. Он вышел на сцену - и мы пропали. В высшей мере талантливая работа: 2 часа я наблюдала за тем, как он говорит, что он говорит, как он двигается, как с него градом льётся пот, ибо постановка весьма и весьма трудна в физическом плане, как завороженная. 1 человек держал огромный зал - а зал МХТ больше зала Театра Наций.
Хабенским - именно вживую - я глубоко восхищена, словом.
А теперь о самом "Контрабасе". Я прочла пьесу перед спектаклем, и прежде скажу пару слов о ней. Для меня это не столько история о музыке (да она, в общем-то, и действительно история не о музыке - контрабас и музыкальные темы тут скорее фон), сколько об одиночестве. Есть в этой пьесе что-то перекликающееся с чеховской темой маленького человека. Что-то точно выхваченное, безумное, горькое, злое, но правдивое и оттого тяжёлое. Контрабасист болен: это выплывает из хаоса тем, из детской инфантильной обиды на семью, пронесённой сквозь годы, из по-детски же жалких признаний в том, что у него уже давно не было женщины, из синусоиды, по которой скачут его слова о собственном инструменте - от превозношения до ненависти, от прославления до обвинения. Потому, наверное, именно из-за его явного безумия, Контрабасиста воспринимаешь как грустного клоуна. Но я никогда не смеялась над клоунами. И тут... тут, справедливости ради, есть несколько ювелирных ироничных замечаний, но всё это отдаёт тиной под названием "над чем смеётесь? над собой смеётесь".
И тема любви. Излишне говорить о том, что она в принципе сейчас перемалывает меня в муку; тут этот восторг - тоже какой-то детский - вкупе с ревностью и обречённостью, схожей с обречённостью осуждённого на смерть, тоже наводит на тяжкие мысли.
Как это страшно - быть маленьким, незаметным, непонятым, таким одиноким, что эту внутреннюю пустоту приходится заливать пивом, а тишину заполнять монологом с самим собой. Как это страшно - понять, что ты прожил не свою жизнь - просто так, назло. Это, в первую очередь, душевный стриптиз, а мы нечаянно его подсмотрели.
"Контрабас" - довольно непростая для чтения вещь, и, мне кажется, довольно много говорит о Зюскинде не как об авторе, но как о человеке со своим складом психики. И на сцене она смотрится гораздо выигрышнее, чем в бумажном варианте. Музыки было не так уж много - всё строго следуя букве пьесы; зато вот звуков было море. Самых разнообразных - игра на бутылках, на лестнице, на мусоропроводе (в прямом смысле)... удивительно. Я не представляю, как можно было повернуть это так. Звуковая изоляция - обитые матрасами стены. Гёте, декламируемый с унитаза. Труп Сары в холодильнике, которого не должно было быть. Смешно, страшно и жалко. Трагифарс - лучшее слово для описания всего этого хаоса.
И концовка, второй акт, которого тоже не должно было быть. Сара, которая фальшивит так отчаянно, так безобразно, что это должно быть понятно даже тем, у кого на ухе основательно потоптался медведь - и Контрабасист, который смотрит на неё с таким обожанием, что оно становится почти осязаемым. И ты ещё раз говоришь себе: он болен, он слеп, он безумен - и ещё раз понимаешь, что любовь априори слепа.
Если отбросить конец, предложенный Черепановым, и остановиться на концовке Зюскинда, то... Контрабасист не выкрикнет имя Сары на опере, я уверена. Он так и будет смотреть на то, как другие мужчины водят её в рыбные рестораны. На ум приходит Ремарк с его "до чего же страшно любить женщину и быть бедным", но тут важно не это. Контрабасист - маленький человек, и он никогда не решится на хоть какой-нибудь шаг. Он будет представлять, как она придёт к нему сама, и...
И это роднит с Контрабасистом уже меня.
Подводя итог: пьеса - непростая. Но спектакль получился глубоко прекрасный.