Жить ой. Но да.
Ну, и поскольку руки с четверга дошли только сейчас - о действительно хорошей вещи, которая случилась в моей жизни.
В третий раз после "Цветов для Элджернона" и "Господ Головлёвых" я наберусь смелости сказать: ноги в руки - и марш за билетами. Потому что это нечто потрясающее - к "Человеку-подушке" добавился ещё один спектакль, который я хочу смотреть и смотреть. Пожалуй, это одна из интереснейших вещей, что сейчас идут на сценах Москвы.
Перед сценой, кстати, стоят столики. Чтоб было совсем аутентичненько, рекомендую брать билеты туда.
Так вот. Первая Мировая и кабаре - несовместимые вещи? А вот и нет. И, наверное, Саша Молочников (ну вот как иначе? Саша!) выбрал лучший способ, чтобы рассказать о бессмысленном и тупом ужасе войны: без нудных сентенций о природе человеческой жестокости, без сентиментальных од и пасторалей, без нравоучительно воздетого к потолку пальца. Он пошёл иным путём - ярким, живым, образным и, бесспорно, запоминающимся. И такой баланс на контрастах был отличным решением. Всё это - игра, которой местами было слишком - но ведь это кабаре; игра, в которой герои, как марионетки, которыми верховодит конферансье, проходят путь от юношеского бахвальства и военной романтики до тьмы, страха, глупых смертей и отчаянного желания вернуться домой живым. Живым, но совсем другим. И ты проходишь этот путь вместе с ними: через смех, через иллюзии, через прибаутки и блистательные зонги (Брехт бы гордился!)... и незаметно оказываешься у обрыва.
Этот спектакль, несмотря на все условности, настолько созвучен происходящему в мире сейчас, что даже больно. А условностей здесь полно - спасибо Николаю Симонову, чьё оформление спектаклей всегда попадает мне прямо в душу: старые чемоданы вместо танков, окопы, сделанные из хлама, которого на любом чердаке навалом, и солдаты, что, умирая, ныряют под сцену. Даже ванна промелькнёт - ванна, полчаса назад служившая фоном для прекрасной любовной сцены. И всякий раз, когда в потолок поднимется облачко пыли, а на белой футболке расплывётся красное пятно, ты поймаешь себя на одной мысли: пожалуйста, пусть это будет только на сцене, а не в реальной жизни.
Но такой урок - не из тех, что когда-либо будут усвоены.
Итак, галантная Франция и простодушно-грубая Германия. Незадачливые сербские террористы из "Чёрной руки" и роковой поход за бутербродом, повлёкший за собой гибель миллионов. Растоптанные идеалы и люди, которые и по разные стороны баррикад остаются людьми. Драматические вкрапления в балагане общего действия оставляют странное послевкусие - пузырьки горчащего шампанского. Но без них "19.14" был бы просто фарсом, а так он всё равно оставляет в тебе росточки пацифизма и неприятия войны - иными словами, полностью доносит то, что он должен донести.
Спектакль, конечно, делает конферансье. Вертлявый, беспощадный, порочный мальчишка с отрицательным обаянием, устремившимся куда-то в бесконечность - гениальный в этой роли Артём Волобуев. Дерзость на грани фола (и в начале спектакля он эту грань, в общем-то, пересекает), какие-то невероятные ужимки, которые не были бы уместны в любой другой постановке, кроваво-красный костюм (и даже ботинки), роднящий его и его действия с чёртом... да, в нём есть что-то жгуче-адское: в его веселье, за которым он наблюдает за героями, и в его внезапной горечи, дважды рванувшей из его горла и пошедшей как будто вразрез со всем, что он делал и говорил до этого. Он находится над ситуацией, не опускаясь до анализа, просто констатируя факты - оставляя их уже на твой откуп. И исторические факты он подаёт как бы между делом, но настолько образно, что они прочно врезаются в память, если до этого ты их вдруг не знал. История про то, почему Италия повела себя как проститутка, теперь в моей семье любимая, например.
Впрочем, и все остальные актёры на том же уровне: изнурительная как физически, так и морально работа для мужской части. Женская история тут отведена на задний план; война - это мужская затея.
Здесь нашлось место и для любви, и для дружбы, и для самого главного, самого человеческого: одинаковости "бошей" и "лягушатников". Люди по разные стороны баррикад ничем не отличаются друг от друга, кроме языка: все так же любят своих родителей и жён и все оглушительно хотят жить. У каждой стороны есть свой пацифист и свой непримиримый фанатик - каждый, разумеется, со своим правом на эту фанатичность. Но все мы помним, что Гитлеры приходят и уходят, а нации остаются - глупо приписывать грехи одного индивида всему государству. И неважно, что Гитлер придёт ещё только через пару десятков лет: посыл оказывается тем же.
В конечном счёте, мы принадлежим одному роду, мы все сделаны из одного и того же мяса, и этот факт должен вырезать понятие войны на корню. Но этого не происходит, вместо этого мы стреляем в людей, с которыми бы в мирное время пили кофе, обсуждая научные вопросы... и оттого, наверное, столь потрясающей точкой становится последняя песня Жана про желанный мир-мир-мир-мир-мир-мир-мир, который, кажется, уже на пороге и которого в итоге не будет. Точка оказывается отправной. Ты, зритель, знаешь: пройдёт совсем немного лет, и двадцатый век окунёт нашу планету в ещё одно кровопролитие, и будут новые враги, и Курская дуга, и бог весть что ещё.
Хочется говорить ещё и ещё, но не знаю, получится ли. Не знаю, надо ли.
Пока такие молодые ребята делают такие баснословно прекрасные вещи, хочется верить в лучше. В желанный мир-мир-мир-мир-мир-мир-мир.
В третий раз после "Цветов для Элджернона" и "Господ Головлёвых" я наберусь смелости сказать: ноги в руки - и марш за билетами. Потому что это нечто потрясающее - к "Человеку-подушке" добавился ещё один спектакль, который я хочу смотреть и смотреть. Пожалуй, это одна из интереснейших вещей, что сейчас идут на сценах Москвы.
Перед сценой, кстати, стоят столики. Чтоб было совсем аутентичненько, рекомендую брать билеты туда.
Так вот. Первая Мировая и кабаре - несовместимые вещи? А вот и нет. И, наверное, Саша Молочников (ну вот как иначе? Саша!) выбрал лучший способ, чтобы рассказать о бессмысленном и тупом ужасе войны: без нудных сентенций о природе человеческой жестокости, без сентиментальных од и пасторалей, без нравоучительно воздетого к потолку пальца. Он пошёл иным путём - ярким, живым, образным и, бесспорно, запоминающимся. И такой баланс на контрастах был отличным решением. Всё это - игра, которой местами было слишком - но ведь это кабаре; игра, в которой герои, как марионетки, которыми верховодит конферансье, проходят путь от юношеского бахвальства и военной романтики до тьмы, страха, глупых смертей и отчаянного желания вернуться домой живым. Живым, но совсем другим. И ты проходишь этот путь вместе с ними: через смех, через иллюзии, через прибаутки и блистательные зонги (Брехт бы гордился!)... и незаметно оказываешься у обрыва.
Этот спектакль, несмотря на все условности, настолько созвучен происходящему в мире сейчас, что даже больно. А условностей здесь полно - спасибо Николаю Симонову, чьё оформление спектаклей всегда попадает мне прямо в душу: старые чемоданы вместо танков, окопы, сделанные из хлама, которого на любом чердаке навалом, и солдаты, что, умирая, ныряют под сцену. Даже ванна промелькнёт - ванна, полчаса назад служившая фоном для прекрасной любовной сцены. И всякий раз, когда в потолок поднимется облачко пыли, а на белой футболке расплывётся красное пятно, ты поймаешь себя на одной мысли: пожалуйста, пусть это будет только на сцене, а не в реальной жизни.
Но такой урок - не из тех, что когда-либо будут усвоены.
Итак, галантная Франция и простодушно-грубая Германия. Незадачливые сербские террористы из "Чёрной руки" и роковой поход за бутербродом, повлёкший за собой гибель миллионов. Растоптанные идеалы и люди, которые и по разные стороны баррикад остаются людьми. Драматические вкрапления в балагане общего действия оставляют странное послевкусие - пузырьки горчащего шампанского. Но без них "19.14" был бы просто фарсом, а так он всё равно оставляет в тебе росточки пацифизма и неприятия войны - иными словами, полностью доносит то, что он должен донести.
Спектакль, конечно, делает конферансье. Вертлявый, беспощадный, порочный мальчишка с отрицательным обаянием, устремившимся куда-то в бесконечность - гениальный в этой роли Артём Волобуев. Дерзость на грани фола (и в начале спектакля он эту грань, в общем-то, пересекает), какие-то невероятные ужимки, которые не были бы уместны в любой другой постановке, кроваво-красный костюм (и даже ботинки), роднящий его и его действия с чёртом... да, в нём есть что-то жгуче-адское: в его веселье, за которым он наблюдает за героями, и в его внезапной горечи, дважды рванувшей из его горла и пошедшей как будто вразрез со всем, что он делал и говорил до этого. Он находится над ситуацией, не опускаясь до анализа, просто констатируя факты - оставляя их уже на твой откуп. И исторические факты он подаёт как бы между делом, но настолько образно, что они прочно врезаются в память, если до этого ты их вдруг не знал. История про то, почему Италия повела себя как проститутка, теперь в моей семье любимая, например.
Впрочем, и все остальные актёры на том же уровне: изнурительная как физически, так и морально работа для мужской части. Женская история тут отведена на задний план; война - это мужская затея.
Здесь нашлось место и для любви, и для дружбы, и для самого главного, самого человеческого: одинаковости "бошей" и "лягушатников". Люди по разные стороны баррикад ничем не отличаются друг от друга, кроме языка: все так же любят своих родителей и жён и все оглушительно хотят жить. У каждой стороны есть свой пацифист и свой непримиримый фанатик - каждый, разумеется, со своим правом на эту фанатичность. Но все мы помним, что Гитлеры приходят и уходят, а нации остаются - глупо приписывать грехи одного индивида всему государству. И неважно, что Гитлер придёт ещё только через пару десятков лет: посыл оказывается тем же.
В конечном счёте, мы принадлежим одному роду, мы все сделаны из одного и того же мяса, и этот факт должен вырезать понятие войны на корню. Но этого не происходит, вместо этого мы стреляем в людей, с которыми бы в мирное время пили кофе, обсуждая научные вопросы... и оттого, наверное, столь потрясающей точкой становится последняя песня Жана про желанный мир-мир-мир-мир-мир-мир-мир, который, кажется, уже на пороге и которого в итоге не будет. Точка оказывается отправной. Ты, зритель, знаешь: пройдёт совсем немного лет, и двадцатый век окунёт нашу планету в ещё одно кровопролитие, и будут новые враги, и Курская дуга, и бог весть что ещё.
Хочется говорить ещё и ещё, но не знаю, получится ли. Не знаю, надо ли.
Пока такие молодые ребята делают такие баснословно прекрасные вещи, хочется верить в лучше. В желанный мир-мир-мир-мир-мир-мир-мир.
