Жить ой. Но да.
Немного предыстории: в 2016 году мы с мамой сходили на вторую версию "Матросской тишины" в Табакерку (с Фёдором Лавровым и Павлом Табаковым; вторую официальную, увидевшую жизнь версию, конечно, потому что жизненный путь у спектакля был долгий и трудный), я вышла с неё зарёванная и с полным ощущением, что этот санитарный поезд из 1944 года съехал со сцены и проехал по мне, всё переломав, и сказала, что пересматривать не пойду. А в 2018 году в Табакерку вернулся Владимир Машков — и не только как худрук, но и как актёр. И перезапустил "Матросскую тишину" ещё раз, снова в той роли, которая двадцать лет назад сделала знаменитым и его, и театральный подвал: роли старого, плутоватого и одновременно бесхитростного еврея, безумно любящего своего сына. Короче, не посмотреть — нельзя. Особенно если учесть, что самую первую редакцию, где роль сына Давида играл однокурсник Машкова Евгений Миронов, я не могла видеть в силу времени и возраста.
Вообще я бы не назвала пьесу Александра Галича шедевральной: она давит на довольно простые и очевидные рычаги, в ней нет интересных сюжетных сцепок, она не старается как-то раскрыть персонажей, окружающих отца и сына Шварцев: например, просто прими как данность, что все девочки будут любить Давида — а почему и за что, придумай сам. Но есть в ней удивительная порывистая честность, простодушие без прикрас, и вот это, наверное, и было той вещью, которая заставляла театр возвращаться к "Матросской тишине". Эта пьеса о любви между отцом и сыном, сложной, запутанной, прикрываемой то стыдом, то гневом; любви с не всегда правильным воспитанием, не всегда правильными методами, не всегда контролируемыми словами, но всё-таки любви. От неё временами очень горько: когда Абрам мечтает о том, как сын станет знаменитым музыкантом и вспомнит его, мелкого жулика из города Тульчина, когда Давид, сгорая от стыда в день его приезда к нему в консерваторию, клянёт его за этот приезд, а он говорит, что поезда ведь ходят и в обратную сторону... их следующая встреча происходит только в галлюцинациях Давида (по крайней мере, согласно спектаклю: и Табаков, и вот теперь Машков с Мариным обрывают его в 1944 году, убрав четвёртую часть пьесы о пятидесятых годах). И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг; мысль о том, что любая встреча может быть последней, очень жуткая, но это действительно так.
Третью редакцию "Матросской тишины" играют в тех же декорациях, что и в девяностые: деревянные перекрытия, делящие сцену на три сегмента, висящий над ними пюпитр со свечами и цветами, с самого начала задающий траурную тональность, стремительные смены действий в этих же перекрытиях — от Тульчина к общежитию московской консерватории, от комнаты — к вагону санитарного поезда. Новые лица, из состава трёхлетней давности, кажется, никого, но те же акценты: нежная и сильная Хана (теперь — Наталья Попова), взбалмошная и шумная Роза Гуревич (чудесная Яна Сексте), надутый и строгий в детстве и самодовольный и капризный в юности Давид (Владислав Миллер) и Абрам — человек из маленького города, с детским восторгом слушающий о далёкой Палестине, поднимающий на сына руку за его ложь и ведущий себя с ним как побитый пёс, в котором мудрости и принятия больше, чем в хозяине, восемь лет спустя. И когда смотришь на Абрама в исполнении Машкова, по-настоящему ощущаешь этот тяжёлый труд актёра, который превращает его в человека с другими повадками, привычками, походкой и мыслями. То, как он шумно хлещет водку из гранёного стакана, в пьяном угаре просит Давида разуть его, заискивающе и в то же время нежно протягивает ему конверт с деньгами и потом рассказывает о том, как взял с собой на вокзал только маленькую сыновнюю скрипочку да свой альбом с открытками, просто за гранью, восхитительно и страшно. "Матросская тишина" — спектакль-поезд, несущийся сквозь грусть, смерть, желание быть человеком, любовь и привязанность. И у него поистине невероятный машинист.
Вообще я бы не назвала пьесу Александра Галича шедевральной: она давит на довольно простые и очевидные рычаги, в ней нет интересных сюжетных сцепок, она не старается как-то раскрыть персонажей, окружающих отца и сына Шварцев: например, просто прими как данность, что все девочки будут любить Давида — а почему и за что, придумай сам. Но есть в ней удивительная порывистая честность, простодушие без прикрас, и вот это, наверное, и было той вещью, которая заставляла театр возвращаться к "Матросской тишине". Эта пьеса о любви между отцом и сыном, сложной, запутанной, прикрываемой то стыдом, то гневом; любви с не всегда правильным воспитанием, не всегда правильными методами, не всегда контролируемыми словами, но всё-таки любви. От неё временами очень горько: когда Абрам мечтает о том, как сын станет знаменитым музыкантом и вспомнит его, мелкого жулика из города Тульчина, когда Давид, сгорая от стыда в день его приезда к нему в консерваторию, клянёт его за этот приезд, а он говорит, что поезда ведь ходят и в обратную сторону... их следующая встреча происходит только в галлюцинациях Давида (по крайней мере, согласно спектаклю: и Табаков, и вот теперь Машков с Мариным обрывают его в 1944 году, убрав четвёртую часть пьесы о пятидесятых годах). И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг; мысль о том, что любая встреча может быть последней, очень жуткая, но это действительно так.
Третью редакцию "Матросской тишины" играют в тех же декорациях, что и в девяностые: деревянные перекрытия, делящие сцену на три сегмента, висящий над ними пюпитр со свечами и цветами, с самого начала задающий траурную тональность, стремительные смены действий в этих же перекрытиях — от Тульчина к общежитию московской консерватории, от комнаты — к вагону санитарного поезда. Новые лица, из состава трёхлетней давности, кажется, никого, но те же акценты: нежная и сильная Хана (теперь — Наталья Попова), взбалмошная и шумная Роза Гуревич (чудесная Яна Сексте), надутый и строгий в детстве и самодовольный и капризный в юности Давид (Владислав Миллер) и Абрам — человек из маленького города, с детским восторгом слушающий о далёкой Палестине, поднимающий на сына руку за его ложь и ведущий себя с ним как побитый пёс, в котором мудрости и принятия больше, чем в хозяине, восемь лет спустя. И когда смотришь на Абрама в исполнении Машкова, по-настоящему ощущаешь этот тяжёлый труд актёра, который превращает его в человека с другими повадками, привычками, походкой и мыслями. То, как он шумно хлещет водку из гранёного стакана, в пьяном угаре просит Давида разуть его, заискивающе и в то же время нежно протягивает ему конверт с деньгами и потом рассказывает о том, как взял с собой на вокзал только маленькую сыновнюю скрипочку да свой альбом с открытками, просто за гранью, восхитительно и страшно. "Матросская тишина" — спектакль-поезд, несущийся сквозь грусть, смерть, желание быть человеком, любовь и привязанность. И у него поистине невероятный машинист.