Жить ой. Но да.
"Иранскую конференцию" смело можно назвать лучшей пьесой, которую написал Иван Вырыпаев. Не то чтобы я считала себя знатоком его творчества, но из всего, что я читала и смотрела, это совершенно точно самое наболевшее и честное, текущее от сердца свободным потоком слов. "Иранская конференция" — естественное продолжение той маленькой бури в стакане, которую учинила эмиграция Вырыпаева и написанное им в связи с этим открытое письмо; все темы, поднятые здесь, это результат того брожения, которое происходило и происходит в нашем мире. И взявшись за них, он прыгнул выше себя самого. В репликах его персонажей наконец-то почти нет театральности, зато есть очень много подлинного волнения и переживания. Причём переживания не в последнюю очередь о той стране, из которой он уехал: в "Иранской конференции" всплывает сразу несколько колких, едких замечаний о России, хотя действие (вернее, беседа, вернее "спасибо, что пришли на мой TED talk") происходит между датчанами и в Дании. Не удивлюсь, если за них его уже окрестили русофобом, но за ядовитостью реплик у него, как и в последнем сингле Рамштайн, скрывается боль.
По сюжету пьесы гуманитарная элита датского общества (известный писатель, знаменитый богослов, радикальный одиозный священник, злоязыкий политический обозреватель, журналистка, пишущая репортажи о горячих точках, всенародно любимый дирижёр, жена премьер-министра Дании, в прошлом телеведущая —и кстати, дорогой премьер-министр, спасибо, что заглянули) и приглашённая иранская поэтесса собираются для того, чтобы поговорить об "иранской проблеме", о том, как им жить здесь, когда где-то там всё устроено по-другому и фокусируется в иных точках. По сути это десять монологов о религии, комфорте, терпении и человеколюбии, местами скреплённых словесными пикировками участников — монологов сильных, яростных, прекрасных, типично вырыпаевских и одновременно принципиально новых для него. И если сначала решение не делать участников конференции членами разных народов кажется не очень удачным, то позднее начинаешь понимать, до чего оно точное и ёмкое. Если договориться не могут представители одной нации, выросшие в одной и той же культурной среде, то что уж говорить про утопичность идеи достижения какого-либо консенсуса по всему миру? И каждый из персонажей, выходя к микрофону, в итоге оказывается в собственном пузыре, куда не прорваться извне: даже репетиционный процесс строился по схеме "режиссёр + артист один на один", без вовлечения партнёров. Каждый говорит не столько об окружающем мире, сколько о себе самом, о своих травмах, потерях и ценностях, сформировавших его взгляд на мир — они настолько разношерстны, что любой обязательно найдёт в тексте точку зрения, максимально совпадающую с его собственной. Это делает "Иранскую конференцию" крайне самодостаточной пьесой — настолько, что и спектакль ей, в общем-то, не очень нужен.
Мне показался забавным тот факт, что на прошлой неделе я смотрела последнюю "Родину", а на этой — первую "Иранскую конференцию". Перед спектаклем в зал вышел Виктор Анатольевич Рыжаков, поблагодарил присутствующих за то, что из всех возможных развлечений этого вечера они выбрали присутствие в театре, и пообещал, что развлечения не будет. Два часа работы не только артистов, но и зала — этого требует концепция и текст, который нужно слушать, пропускать через себя, с которым необходимо соглашаться и против которого нужно протестовать. "Иранская конференция" не даёт увлекательной жвачки для мозга, и если хочется просто расслабиться и приятно провести время, то сюда идти не нужно. Но если чувствуется, что не хватает толчка, чтобы поговорить о чём-то важном, то этот спектакль может им стать. То, как артисты (а состав здесь просто до неприличия потрясающий — жаль только, что почти на каждую роль по 2-3 исполнителя, и всех не пересмотришь) вдыхают жизнь в пьесу, задают ей новый объём, просто волшебно: строгий Игорь Хрипунов, элегантный, благородный, бесконечно мудрый Станислав Любшин, увлечённый Илья Исаев, циничный и жёсткий Виталий Кищенко, порывистый и горячечный Алексей Вертков, воздушная, чувственная, чувствительная Чулпан Хаматова и, конечно, великолепная Ксения Раппопорт. Дело даже не в том, что её Астрид Петерсен — самый близкий мне персонаж этой истории; она играет свою журналистку-пленницу как заику с кататонически выкрученными кистями рук, максимально усложняя себе произношение, и тем самым выводит силу своих монологов на новую ослепительную высоту. Так, благодаря всему ансамблю, "Иранская конференция" становится не просто спектаклем, а политической акцией, у рупора которой находятся самые известные и любимые медийные лица. Акцией, справедливости ради, довольно сдержанной, не стремящейся реализовать "право художника ходить в туалет там, где ему захочется". Но и этого тоже немало, когда речь идёт о политических, культурных и религиозных тупиках, между которыми мы бродим каждый день.
И какие же красивые персонажные постеры у этого спектакля, я не могу.
По сюжету пьесы гуманитарная элита датского общества (известный писатель, знаменитый богослов, радикальный одиозный священник, злоязыкий политический обозреватель, журналистка, пишущая репортажи о горячих точках, всенародно любимый дирижёр, жена премьер-министра Дании, в прошлом телеведущая —и кстати, дорогой премьер-министр, спасибо, что заглянули) и приглашённая иранская поэтесса собираются для того, чтобы поговорить об "иранской проблеме", о том, как им жить здесь, когда где-то там всё устроено по-другому и фокусируется в иных точках. По сути это десять монологов о религии, комфорте, терпении и человеколюбии, местами скреплённых словесными пикировками участников — монологов сильных, яростных, прекрасных, типично вырыпаевских и одновременно принципиально новых для него. И если сначала решение не делать участников конференции членами разных народов кажется не очень удачным, то позднее начинаешь понимать, до чего оно точное и ёмкое. Если договориться не могут представители одной нации, выросшие в одной и той же культурной среде, то что уж говорить про утопичность идеи достижения какого-либо консенсуса по всему миру? И каждый из персонажей, выходя к микрофону, в итоге оказывается в собственном пузыре, куда не прорваться извне: даже репетиционный процесс строился по схеме "режиссёр + артист один на один", без вовлечения партнёров. Каждый говорит не столько об окружающем мире, сколько о себе самом, о своих травмах, потерях и ценностях, сформировавших его взгляд на мир — они настолько разношерстны, что любой обязательно найдёт в тексте точку зрения, максимально совпадающую с его собственной. Это делает "Иранскую конференцию" крайне самодостаточной пьесой — настолько, что и спектакль ей, в общем-то, не очень нужен.
Мне показался забавным тот факт, что на прошлой неделе я смотрела последнюю "Родину", а на этой — первую "Иранскую конференцию". Перед спектаклем в зал вышел Виктор Анатольевич Рыжаков, поблагодарил присутствующих за то, что из всех возможных развлечений этого вечера они выбрали присутствие в театре, и пообещал, что развлечения не будет. Два часа работы не только артистов, но и зала — этого требует концепция и текст, который нужно слушать, пропускать через себя, с которым необходимо соглашаться и против которого нужно протестовать. "Иранская конференция" не даёт увлекательной жвачки для мозга, и если хочется просто расслабиться и приятно провести время, то сюда идти не нужно. Но если чувствуется, что не хватает толчка, чтобы поговорить о чём-то важном, то этот спектакль может им стать. То, как артисты (а состав здесь просто до неприличия потрясающий — жаль только, что почти на каждую роль по 2-3 исполнителя, и всех не пересмотришь) вдыхают жизнь в пьесу, задают ей новый объём, просто волшебно: строгий Игорь Хрипунов, элегантный, благородный, бесконечно мудрый Станислав Любшин, увлечённый Илья Исаев, циничный и жёсткий Виталий Кищенко, порывистый и горячечный Алексей Вертков, воздушная, чувственная, чувствительная Чулпан Хаматова и, конечно, великолепная Ксения Раппопорт. Дело даже не в том, что её Астрид Петерсен — самый близкий мне персонаж этой истории; она играет свою журналистку-пленницу как заику с кататонически выкрученными кистями рук, максимально усложняя себе произношение, и тем самым выводит силу своих монологов на новую ослепительную высоту. Так, благодаря всему ансамблю, "Иранская конференция" становится не просто спектаклем, а политической акцией, у рупора которой находятся самые известные и любимые медийные лица. Акцией, справедливости ради, довольно сдержанной, не стремящейся реализовать "право художника ходить в туалет там, где ему захочется". Но и этого тоже немало, когда речь идёт о политических, культурных и религиозных тупиках, между которыми мы бродим каждый день.
И какие же красивые персонажные постеры у этого спектакля, я не могу.