Жить ой. Но да.
Есть спектакли, чью важность для себя лично осознаёшь не сразу, и это ощущение усиливается прямо пропорционально количеству времени, которое прошло после его завершения. Таким опытом для меня стал "Питер Пэн. Фантомные вибрации", поставленный в ЦИМе Романом Феодори и Александром Андрияшкиным с артистами Июльансамбля. Прямо сейчас мне очень сложно собраться с мыслями и как-то выразить то, чем для меня стали эти два часа, проведённые с Димой, сотней других зрителей и девятью актёрами в чёрной коробке большого зала Центра им. Мейерхольда. Всё, что я напишу дальше — попытка сформулировать ценности, которые я вчера приобрела.
Я всё чаще ищу в театре вещи именно в контексте нового опыта, когда между сценой и залом нет никаких стен, и ты не просто смотришь на рассказываемую тебе историю, а принимаешь в ней непосредственное участие, и поставщиком как раз-таки подобных переживаний для меня стал и этот спектакль. Я не отказываюсь от старых, более привычных форм, но всё променадоподобное, перформообразное, размывающее границы между театром и перформансом в ничто, оставляет внутри, без сомнения, более яркий отпечаток. Потому что это особенно личное и интимное. Это про тебя прямым текстом. Ты не примеряешь на себя метания персонажа и не говоришь: о, да, мне это близко. Ты и есть тот самый персонаж.
За десять минут Сергей Новосад рассказывает пару историй и несколько пошлых анекдотов, показывает пару пантомим. А потом подводит итог: за это время в России, согласно статистике, пропадает два ребёнка. Эти ужасные слова готовят к тому, что будет происходить следующие полтора часа. Будет безалаберно, весело, безумно — а потом тревожно и зловеще, и эти два состояния будут перетекать друг в друга, как при колебательной реакции Бриггса-Раушера. Кто-то будет драться подушками, Варя Шмыкова будет кричать о том, что взрослеть — это отстой, и предлагать написать на воздушном шарике, что такое взросление лично для тебя (я написала, что взрослеть — это начать любить суп, и тут же упустила шар из рук), Артём Дубра голосом нудного экскурсовода будет проводить экскурсию по острову Нет-и-не-будет. Потом сработает пейджер и заиграет прекрасная печальная синтетическая музыка, идеально передающая эту сложную гамму растерянности, непонимания, удивления и горечи. Кто-то начнёт бросаться мягкими игрушками, которые, как и в случае с одеждой для "Родины", собирали всем ЦИМом, и через несколько минут ты будешь наблюдать плюшевые залпы, летящие с разных сторон зала. На рюкзаке впереди стоящего парня повиснет приклеенный скотчем лист бумаги с надписью "господь, что я смотрю". Вера Колесникова скажет, что мама очень любила Питера Пэна, просто не успела сказать ему об этом, но если ты сейчас напишешь на бумажке что-то, что хотел бы услышать от своей мамы, она прочтёт это в микрофон. В Венди попадёт стрела. В твоё горло попадёт ком. "Питер Пэн. Фантомные вибрации" не имеет внятно прописанного сценария, в определённом смысле он существует по заветам комедии дель арте: есть некоторые фиксированные точки, а то, что происходит между ними, это исключительно ответственность и гибкость артистов, которым необходимо подстраиваться под аудиторию. Они волнуются и им страшно, куда страшнее, чем просто выходить и играть спектакль; в этот раз у них нет защиты сцены и четвёртой стены, и зритель может многое с ними сделать. Спустя час они перестают быть актёрами и становятся просто людьми, которые прямым текстом говорят о том, что их волнует, и просят вас тоже говорить об этом. Делятся тем, что с ними — сейчас, за неделю, за год — произошло что-то важное. В самом начале вас делят по возрастам, от года до девяти лет, чтобы получилось девять групп, по числу актёров; во второй половине спектакля вы расходитесь этими же группами, чтобы поговорить с одним из них о театре и чём-то ещё. Предельно открыто: о честности между актёром и зрителем, о переживаниях, о чём-то хорошем. Это такое хрупкое, волнительное и трогательное испытание, которого у меня, как у зрителя, раньше ещё никогда не было. Это групповая терапия, где нет никого опытного, вы все одинаково обнажены друг перед другом, но, по счастью, бережны.
"Питер Пэн. Фантомные вибрации" изумительно воссоздаёт то пубертатное непонимание этапов взросления, с которым в жизни сталкивался каждый из нас. Когда общество, мир и собственное тело задают вопросы, на которые непонятно, где искать ответы, и ты просто бродишь между разными локациями-мыслями, пытаясь найти что-то своё. А по итогу тебя всё равно безжалостно выталкивают жить эту жизнь со взрослой ответственностью, с которой приходится встречать необходимость платить за квартиру, ходить на работу и сдавать анализы, и детство становится просто воспоминанием... эти вибрации на то и фантомные: возможно, у тебя болит то, чего никогда не было.
Мне очень светло и очень грустно сейчас. И перед глазами почему-то весь день стоит одна и та же сцена: в финале одна из зрительниц относит в кучу мягких игрушек плюшевую собачку. Она падает на бок, и девушка поправляет её, бережно сажает и гладит по голове. Подходит к Варе Шмыковой и что-то тихо ей говорит. Потом обнимает — Варя нерешительно обнимает в ответ. А потом девушка уходит, вытирая глаза. На лестнице кто-то за моей спиной говорит: я очень растроган. И моя плотина не выдерживает этого тихого ощущения всеобщей растроганности и нежно лелеемой печали. Я пишу всё это и тоже вытираю глаза.
Я всё чаще ищу в театре вещи именно в контексте нового опыта, когда между сценой и залом нет никаких стен, и ты не просто смотришь на рассказываемую тебе историю, а принимаешь в ней непосредственное участие, и поставщиком как раз-таки подобных переживаний для меня стал и этот спектакль. Я не отказываюсь от старых, более привычных форм, но всё променадоподобное, перформообразное, размывающее границы между театром и перформансом в ничто, оставляет внутри, без сомнения, более яркий отпечаток. Потому что это особенно личное и интимное. Это про тебя прямым текстом. Ты не примеряешь на себя метания персонажа и не говоришь: о, да, мне это близко. Ты и есть тот самый персонаж.
За десять минут Сергей Новосад рассказывает пару историй и несколько пошлых анекдотов, показывает пару пантомим. А потом подводит итог: за это время в России, согласно статистике, пропадает два ребёнка. Эти ужасные слова готовят к тому, что будет происходить следующие полтора часа. Будет безалаберно, весело, безумно — а потом тревожно и зловеще, и эти два состояния будут перетекать друг в друга, как при колебательной реакции Бриггса-Раушера. Кто-то будет драться подушками, Варя Шмыкова будет кричать о том, что взрослеть — это отстой, и предлагать написать на воздушном шарике, что такое взросление лично для тебя (я написала, что взрослеть — это начать любить суп, и тут же упустила шар из рук), Артём Дубра голосом нудного экскурсовода будет проводить экскурсию по острову Нет-и-не-будет. Потом сработает пейджер и заиграет прекрасная печальная синтетическая музыка, идеально передающая эту сложную гамму растерянности, непонимания, удивления и горечи. Кто-то начнёт бросаться мягкими игрушками, которые, как и в случае с одеждой для "Родины", собирали всем ЦИМом, и через несколько минут ты будешь наблюдать плюшевые залпы, летящие с разных сторон зала. На рюкзаке впереди стоящего парня повиснет приклеенный скотчем лист бумаги с надписью "господь, что я смотрю". Вера Колесникова скажет, что мама очень любила Питера Пэна, просто не успела сказать ему об этом, но если ты сейчас напишешь на бумажке что-то, что хотел бы услышать от своей мамы, она прочтёт это в микрофон. В Венди попадёт стрела. В твоё горло попадёт ком. "Питер Пэн. Фантомные вибрации" не имеет внятно прописанного сценария, в определённом смысле он существует по заветам комедии дель арте: есть некоторые фиксированные точки, а то, что происходит между ними, это исключительно ответственность и гибкость артистов, которым необходимо подстраиваться под аудиторию. Они волнуются и им страшно, куда страшнее, чем просто выходить и играть спектакль; в этот раз у них нет защиты сцены и четвёртой стены, и зритель может многое с ними сделать. Спустя час они перестают быть актёрами и становятся просто людьми, которые прямым текстом говорят о том, что их волнует, и просят вас тоже говорить об этом. Делятся тем, что с ними — сейчас, за неделю, за год — произошло что-то важное. В самом начале вас делят по возрастам, от года до девяти лет, чтобы получилось девять групп, по числу актёров; во второй половине спектакля вы расходитесь этими же группами, чтобы поговорить с одним из них о театре и чём-то ещё. Предельно открыто: о честности между актёром и зрителем, о переживаниях, о чём-то хорошем. Это такое хрупкое, волнительное и трогательное испытание, которого у меня, как у зрителя, раньше ещё никогда не было. Это групповая терапия, где нет никого опытного, вы все одинаково обнажены друг перед другом, но, по счастью, бережны.
"Питер Пэн. Фантомные вибрации" изумительно воссоздаёт то пубертатное непонимание этапов взросления, с которым в жизни сталкивался каждый из нас. Когда общество, мир и собственное тело задают вопросы, на которые непонятно, где искать ответы, и ты просто бродишь между разными локациями-мыслями, пытаясь найти что-то своё. А по итогу тебя всё равно безжалостно выталкивают жить эту жизнь со взрослой ответственностью, с которой приходится встречать необходимость платить за квартиру, ходить на работу и сдавать анализы, и детство становится просто воспоминанием... эти вибрации на то и фантомные: возможно, у тебя болит то, чего никогда не было.
Мне очень светло и очень грустно сейчас. И перед глазами почему-то весь день стоит одна и та же сцена: в финале одна из зрительниц относит в кучу мягких игрушек плюшевую собачку. Она падает на бок, и девушка поправляет её, бережно сажает и гладит по голове. Подходит к Варе Шмыковой и что-то тихо ей говорит. Потом обнимает — Варя нерешительно обнимает в ответ. А потом девушка уходит, вытирая глаза. На лестнице кто-то за моей спиной говорит: я очень растроган. И моя плотина не выдерживает этого тихого ощущения всеобщей растроганности и нежно лелеемой печали. Я пишу всё это и тоже вытираю глаза.