Отрадно начинать список книг этого года с настолько классного экземпляра. Я давно не получала такого удовольствия от не художественной литературы.
Фёдор Елютин — легендарная личность в сфере театрального менеджмента. Сама я до его проектов всё никак не дойду, хотя про Etiquette на Даниловском рынке подумываю с момента запуска, но кредит уважения к нему был до прочтения, а после стал только больше. "Remote Moscow. Как зарабатывать на впечатлениях" посвящён двум стартовым его проектам: продюсированию культовой хип-хоперы "Копы в огне" (вот трейлер, например) и запуску собственно "Remote Moscow". И, конечно, Елютин не был бы Елютиным, если бы написал просто книжку с пошаговым разъяснением того, что и как он делал. "Как зарабатывать на впечатлениях" создана вместе с Алексеем Киселёвым и представляет собой увлекательный документальный аттракцион с кучей фото — короче говоря, её очень приятно держать в руках и очень приятно листать. Есть ощущение, что в электронной версии она бы не выстрелила вовсе, но в формате эдакой книжки-бродилки — да, супер, дайте две. Словом, получился тот самый спектакль-променад, только в литературном формате. Альпина просит за книгу немалых денег, но взамен ты получаешь действительно полезный и здорово сделанный театральный оливье, так что всё справедливо.
"Как зарабатывать на впечатлениях" — это солнечный жёлтый заряд мотивации, интереса к жизни и любви, остроумный и наблюдательный. И посвящённый современному театру, конечно же. Но все те лайфхаки, которые даёт Фёдор, применимы не только к сфере театрального продюсирования. Спродюсировать можно что угодно, даже кружку с чаем, так что его советы вполне интегрируемы в пролюсирование хотя бы себя самого. Для Елютина основной смысл жизни — улучшать всё, что можно сделать лучше, и мне этот посыл кажется отличным и очень человекоориентированным.
То, что он сделал с "Копами в огне" и "Remote Moscow", на первый взгляд кажется примером дьявольского фарта (и роль фарта, случая, судьбы, Божьей воли etc подчёркивает он сам), но после знакомства уже с парой-тройкой отрывков книги начинаешь осознавать, как много ему пришлось вложить и как усиленно пришлось пахать, чтобы осуществить задуманное. Чего стоит одно количество московских инстанций, через которые он прошёл, чтобы утвердить и легализовать все локации променада. Проект "Remote X" в Питер привёз целый БДТ во главе с Андреем Могучим; в Москву — по сути, один Елютин, у которого на момент подписания договора с Rimini Protokoll даже полноценной команды не было. Но чудо — это только 10%, а всё остальное складывается из непрерывных диалогов, размышлений, проверки того, чтобы клеящиеся стикеры клеились, компот был вкусным, а булочка мягкой. И внимания к зрителю — и это как раз тот момент, который вызывает у меня особенную симпатию, потому что любой продукт, ориентированный на человека, должен быть сделанным для человека. Думать о потребителе — это не просто слоган Tefal, а краеугольный камень любого производства. Елютин думает. Так что основное слагаемое его успехов, кажется, именно в этом.
2. Йоханнес Хинрих фон Борстель "Тук-тук, сердце! Как подружиться с самым неутомимым органом, и что будет, если этого не сделать"2. Йоханнес Хинрих фон Борстель "Тук-тук, сердце! Как подружиться с самым неутомимым органом, и что будет, если этого не сделать"
Начала эту книгу ещё в прошлом году, но заканчиваю в этом, потому что читала очень медленно и регулярно прерывалась. "Тук-тук, сердце!" как-то интересно подействовало на мою психосоматику, потому что всякий раз, когда в книге речь заходила об угрозе инфаркта и инсульта или опасностях диабета, моя тахикардия становилась ещё сильнее.
Впрочем, если откинуть этот момент, то можно сказать, что теперь я с ещё большей симпатией, чем после "Что скрывает кожа", отношусь к книгам из серии с сомнительным названием "Сенсация в медицине", потому что это действительно очень лёгкий, в меру забавный и увлекательный медицинский научпоп, для которого нет никаких возрастных ограничений. Фон Борстель истово увлечён кардиологией и чудесами человеческого организма и здорово доносит свою страсть, при этом балансируя между тем, чтобы не разжёвывать информацию до состояния бульона, и тем, чтобы не звучать отталкивающе заумно. Чем сердце младенца отличается от сердца взрослого, чем питаться и как двигаться, чтобы сердце и сосуды были здоровыми, как правильно оказывать первую помощь — "Тук-тук, сердце!" как раз обо всём этом. И щедро приправлено личными историями из жизни и практики, что превращает его в доверительную беседу, а не нравоучение. В общем, обязательно освою две оставшихся книги: не сомневаюсь, что они тоже будут классными.
3. Pharmama "В аптеке. Записки фармацевта о рисках и побочных действиях"3. Pharmama "В аптеке. Записки фармацевта о рисках и побочных действиях"
Начальница подарила на Новый год научпоп уже фармацевтический. "В аптеке" я прочла с большим удовольствием: во-первых, книга написана простым и честным языком и читается легко и быстро, во-вторых, я с детства с большой любовью отношусь к аптекам и их сотрудникам, так что понаблюдать за их бытом было весьма отрадно, в-третьих, безумно интересной оказалась швейцарская система обеспечения населения лекарственными препаратами. Автор — швейцарская фармацевт и блогер, и она рассказывает о своей работе, с одной стороны, максимально сохраняя анонимность, а с другой — отлично демонстрируя отдельные типажи клиентов и врачей. Какие-то из историй, которые она рассказывает, заставляют приложить ладонь ко лбу, какие-то веселят, какие-то ужасают, но все они перемежаются полезными комментариями по приёму медикаментов и справками по функционированию швейцарских аптек. Пожалуй, последнее как раз самое классное: в Швейцарии аптека — это нечто гораздо большее, чем наше заведение по отпуску лекарств. Швейцарские аптеки работают в плотной связке с конкретными лечащими врачами и конкретными постоянными покупателями, проживающими в районе, в котором расположена аптека; там ведётся подробный учёт истории приёма пациентом тех или иных медикаментов и потому получается принцип четырёх глаз при проверке назначенных в рецепте препаратов. Это безумно круто. Иными словами, очень приятная книга об аптечных буднях, и если хочется заглянуть за прилавок и посмотреть, как выглядит аптека с той стороны — то, что надо.
4. Martin McDonagh "Hangmen"
4. Martin McDonagh "Hangmen"
Котик perky Cole привезла мне пьесу любимого моего старины Мартина, и вот так у домашнего издания "Человека-подушки" появился сосед
Как уже неоднократно писала по тем или иным поводам, всем сердцем люблю что старину Мартина, что его брата, и точно не буду беспристрастной в отношении его пьес. "Палачи" — не исключение. Несколько лет назад мы с Димой, спасибо TheatreHD, посмотрели запись спектакля, и "Палачи" мне очень зашли, хотя и не произвели того вау-эффекта, что ЧП, не размазали катком, как "Королева красоты", не тронули, как "Сиротливый запад" или "Калека с острова Инишмаан". Они щёлкнули по чему-то другому — в частности, по чувству дикой неуютности и тревожности происходящего, которое к концу первого акта достигает того пика, после которого надо сделать паузу и выйти подышать.
Чем здорово было освежить в голове данную историю, так это возможностью вдоволь, не торопясь, налюбоваться лингвистическими забавами, в которые традиционно играет Мартин. И в случае "Палачей" речь не просто о его классических повторах фраз или кусков фраз, или абсурдном обыгрывании смыслов — это ещё о противостоянии диалектов севера и юга. Но в первую очередь "Палачи" прекрасны тем, что они пугающе созвучны нашему современному миру даже с тем учётом, что их действие разворачивается в шестидесятые. Несправедливые приговоры и несовершенство пенитенциарной системы, насилие, страх за своего ребёнка, когда он исчезает и не говорит, куда он и с кем — всё это не свежо, но, увы, глубоко знакомо. И если поначалу текст кажется придурковатой макабрической комедией, то очень скоро начинаешь понимать, каким зловещим боком он к тебе поворачивается.
Конечно, и во второй раз больше вопросов, чем ответов вызывает definitely menacing персонаж Муни с его то вежливым и трезвым, то абсолютно алогичным поведением, но этому чужеродному элементу и положено быть таким тревожащим и беспокоящим. Зато другие герои очень классные и полнотелые: палач Британии номер два и его семейство, а также его бывший ассистент. И на удивление адекватная массовка, что для Мартина редкость.
"Палачи" — классный текст: смешной и жуткий, звучащий очень естественно и хорошо отмечающий отдельные пороки человечества. Мне сложно сказать, что он про путь к свету, но в какой-то степени, пожалуй, всё-таки и об этом тоже; я почти уверена, что натерпевшаяся страха Элис будет относиться к дочери с большим вниманием, пониманием и принятием. Но прежде всего остального это для меня история о ремесле и человеке в нём. Цитируя финчеровскую "Семь", nothing's wrong with the man who enjoys his work. Цитируя Гарри, just cos you're not hangman anymore and I am. Каким бы мелким и временами жалким ни был он сам и какой бы страшной ни была его работа, он остаётся её носителем даже тогда, когда профессия умирает. Да и умирает ли? One for the courts to discuss.
5. Йоав Блум "Творцы совпадений"5. Йоав Блум "Творцы совпадений"
Эта книга — часть волшебного новогоднего подарка от Жули, и именно благодаря ей я в принципе узнала об этом израильском авторе.
"Творцы совпадений" — роман рубленый, кусочный, с крохотными отрывками, встраивающимися один в другой, и короткими фразами, не гонящимися за излишней красотой и наворотами прилагательных. Это история о (не)людях, чья работа — подстраивать человеческим созданиям совпадения, что-то меняющие в их жизни. Одних они вдохновляют, других сводят с возлюбленными, третьим помогают совершить открытие, которое поднимает общество на новую ступень. Их методы не всегда глубоко положительны, и иногда для достижения большой цели им приходится проводить человека через то, что он воспринимает как отрицательный опыт: потерю работы, имущества или спокойствия. Всё как в жизни, законы этой книги подстраиваются к ней так складно, что она тоже начинает казаться качественной работой какого-то творца совпадений.
Я не могу сказать, что мне всё безоговорочно понравилось; от главы к главе меня бросало, как в случае с Фоером, от "вау, какая сильная сцена, какие классные мысли" до "а вот сейчас здесь какая-то попытка манипулировать моим сознанием, хреново". С одной стороны, "Творцы совпадений" — это такой островок безопасности, потому что гораздо легче думать, что если с тобой произошла какая-то херня, то это только часть большого плана, посвящённого тебе, согласно которому тебя будет ждать что-то хорошее и важное. С другой стороны, мне не нравится быть частью чьего-то плана в отношении меня, мне не очень приятно верить в то, что у некой группки могущественных созданий есть стратегия моего развития.
Но если отбросить всё это и копнуть вглубь, то это книга о любви. С горьким твистом, согласно которому читать дальшев новой жизни она его узнала, а он её — нет, предпочтя жить воспоминаниями и воображением, хотя финал, конечно, будет с заявкой на счастье. Среди прочих вопросов "Творцы совпадений" задают один действительно хороший: любим ли мы человека или воображаемую персону, которую натягиваем на этого человека? Эту правду не всегда легко и приятно проглотить. Впрочем, для меня самым важным оказалось даже не это, а идея пассивности и активности, людей, которые видят возможности выбора, и людей, которые видят уступки, которые им придётся сделать. Вот это по-настоящему срезонировало в меня, и это было действительно неуютно — как будто, читая, оказываешься не в книге, а на сеансе у психолога, где тебе приходится совершать прыжок над собой, чтобы начать радоваться жизни. Прыжок над собой — наверное, "Творцы совпадений" в трёх словах.
6. Лив Стрёмквист "Плод познания"6. Лив Стрёмквист "Плод познания"
"Плод познания" — комикс шведской феминистки Лив Стрёмквист, посвящённый женским гениталиям. Это если совсем в двух словах. Если говорить чуть более объёмно, то "Плод познания" — комикс не столько о физиологической стороне, сколько о заблуждениях, мифах и опасениях, окружающих щекотливую тему того, что находится у женщины между ног и тем самым формировавших (и формирующих) человеческую культуру. Я не могу сказать, что мне всё понравилось в методах подачи материала: на мой вкус, слишком много экспрессии и восклицательных знаков — но, с другой стороны, я могу понять, почему она именно такая. Главное, что это в любом случае книга, содержащая массу интересных, иногда смешных, но куда чаще очень грустных, фактов о женской сексуальности и том, как на неё смотрели и смотрят религия, наука и псевдонаука.
Не хочу сворачивать этот абзац поста в феминистический дискурс, но тема исключительно располагает к этому, поэтому постараюсь коротко: я отношу себя к либеральной ветви феминизма, и любое ответвление (применительно также к любому движению) с приставкой "радикальный" вызывает у меня недоумение, опасение и отторжение. Я не поддерживаю лозунги про "кун не нужны" точно так же, как не поддерживаю аналогичные лозунги про тян — мне это кажется тем же самым сортом говна, просто завёрнутым в обёртку другого цвета. Но в общем и целом я могу понять, почему они возникают. И всё же это не означает, что я поддерживаю резкую и осуждающую риторику. Тем не менее, когда у меня будет ребёнок, и этот ребёнок станет подростком, я обязательно дам ему прочитать "Плод познания". Это полезно: как для девочек, чтобы они не думали, что с ними что-то не так, так и для мальчиков — чтобы у них было поменьше шуток про ПМС и заблуждений по поводу женского организма и женского оргазма.
7. Исаак Бабель "Конармия"7. Исаак Бабель "Конармия"
Дочитала сборник Бабеля, до которого не дошли руки полтора года назад. Я не могу сказать, что я в восторге, но я где-то очень близко к этому состоянию. Раньше я считала самой красивой и самой страшной книгой о войне «Огонь» Анри Барбюса, а теперь у неё есть соседка, такая же прекрасная и пугающая. К тому же, они о разных войнах: «Конармия» — о Советско-польской, «Огонь» — о Первой Мировой.
Текст Бабеля действительно запредельно красивый. Все эти его умирающие солнца, испускающие на небе свой розовый дух, и круглые и жёлтые, как тыквы, деревенские дороги, и рубиновая пена из горла — всё создаёт невероятную некроромантическую эстетику. В абсолютном большинстве рассказов творится дичь и жуть, от физиологических подробностей местами берёт оторопь, но даже сам Бабель будто бы смотрит на неё со стороны. Его Лютов, ведущий летопись кровавого пути Первой Конной армии, так шокирован всем, что происходит вокруг него, и одновременно так свыкся с этим, что он отстраняется, вворачивает в текст изящные сравнения, говоря об отвратительном, ужасается, но будто не до конца. Будто психика опускает спасительную заслонку, стараясь сберечь свои остатки. В этом — то, что, на мой взгляд, в лучшую сторону отличает «Конармию» от «Красного смеха» Леонида Андреева. Если второе было путешествием в абсолютно больное подсознание (розовые младенцы из финала до сих пор вызывают у меня тошноту), то первое оставляет твои ноги соприкасающимися с землёй, это что-то, может быть, приукрашенное, но не выдуманное. Не тюрьма человеческой головы, а ужас того, что люди могут делать друг с другом. То, что можно почувствовать, услышать, узнать на вкус и запах — и прийти в отчаяние.
«Конармия» составлена из маленьких кусочков, но каждый из них даёт, на самом деле, довольно исчерпывающее представление о том, как кровопролитие меняет людей. Уродливое убийство гуся на чужом дворе, письмо бойца возлюбленной с просьбой поспособствовать тому, чтобы его отправили в Италию, уничтожение женщины, которая притворилась матерью, чтобы её не снасильничали озверевшие казаки, и чей обман был раскрыт, убийство из милости, мытьё загнивающих ног. Всё это до того живое и пульсирующее, что в определённый момент очень хочется взять паузу — но не выходит. Следишь за мыслью, как завороженный. Художественно это совершенно потрясающе, и потому безмерно жаль, что "Конармия" коротка. Но с общечеловеческой точки зрения — какое счастье, что она так коротка.
8. Дмитрий Данилов "Свидетельские показания"8. Дмитрий Данилов "Свидетельские показания"
Это был какой-то новый, ранее незнакомый мне Дмитрий Данилов — более горький, более язвительный, что ли. Где в "Человеке из Подольска" и "Серёже очень тупом" чувствовалось очарование магического реализма, а вернее, немагического сюрреализма, в который он превращал городскую жизнь, там в "Свидетельских показаниях" остались только хладнокровные, лишь чуть-чуть разбелённые шутками реплики, хлёстко бьющие по щекам, да щепотка фантазии. На этот раз о том, что после смерти не больно, но очень скучно. Эта пьеса — набор монологов разных людей, которых по одиночке допрашивает ни разу не появляющийся по тексту следователь, расследующий смерть молодого человека. Этот человек то ли прыгнул из окна, то ли выпал из окна, то ли сам, то ли с чьей-то помощью — в любом случае, насмерть, и задача полицейской ищейки — установить, каким человеком был погибший и что в действительности произошло. Ближе к концу пьесы появляется и сам погибший, усталый и сетующий на бесконечную невыразительность жизни и после-жизни: вроде и можно в любой момент оказаться хоть в Новой Зеландии, хоть в Гватемале, а дух почему-то плавает над землёй, страдая от невыносимой скуки.
Но самое тяжёлое в "Свидетельских показаниях" — отчётливая мысль о том, что мы приходим в мир и уходим из него совершенно одинокими. Никто не знает нас по-настоящему, равно как и мы сами никого не знаем целиком и полностью. Люди знакомы нам только по той стороне, которой мы к ним поворачиваемся при общении: с кем-то работаем, с кем-то дружим, с кем-то спим, с кем-то скандалим из-за ремонта в 10 утра в воскресенье. И если собрать всех этих людей вместе и задать вопрос: кто такой %person_name% — ответы будут настолько разномастными, что в единый портрет это соберётся в одном случае на миллиард. А отдельные моменты будут настолько противоречить друг другу, что от этого станет почти смешно — но только почти. Конец пьесы — звучащие вперемешку мужские и женские голоса, повторяющие одну и ту же фразу: я ничего не могу о нём сказать. Не знаю, кому как, а мне от этой обособленности страшно.
9. Александр Солженицын "Рассказы"9. Александр Солженицын "Рассказы"
Я с огромной симпатией и бесконечным уважением отношусь к Солженицыну как к писателю и человеку. Несколько лет назад "В круге первом", а затем и "Раковый корпус", над которым я безбожно рыдала в метро, заползли мне в самое сердце и прочно там обосновались. Но только сейчас я сподобилась расчехлить сборник его сочинений, утащенный от родителей при переезде, и наверстать упущенное за школьные годы — рассказы. "Матрёнин двор" я ранее не читала вовсе, "Один день Ивана Денисовича" в одиннадцатом классе пролетел настолько мимо меня, что в итоге я долгое время обходила Солженицына стороной. А теперь, наконец, удалось почитать его маленькие рассказы и повести вдумчиво.
Вообще сборник оставил достаточно разношёрстные впечатления: заставил потосковать, испытать обиду за людские мучения, сжать пальцы от раздражения и гнева. Эти эмоции не всегда были приятными, но я радовалась тому, что эта проза, так бережно и сочувственно относящаяся к тому хорошему и светлому, что есть в человеке, природе и нашем отечестве, способна их вызывать. И в то же время — до чего безупречно точные портреты людской безалаберности, славянского авося, за который кто-то расплачивается кровью и жизнью, верностью идеалам, приобретающим параноидально уродливый характер, даёт Солженицын. В этом плане больше всего в меня попал, конечно, "Матрёнин двор", простой и тревожный, оставляющий с жутким чувством бессилия от полнейшей бессмысленности смертей, которых могло бы не быть, и "Случай на станции Кочетовка", написанный по реальным событиям. И когда я читала "Случай", хотелось просто кричать на одной ноте — настолько обескураживала эта глухая вера центрального героя в чужие идеи, требующие уничтожения всех несогласных. К чёрту семью, к чёрту все глупости человеческих взаимоотношений — только ненависть к выдуманным "врагам народа", ненависть настолько слепящая и звенящая, что застилает глаза и ум, заставляя отдать человека, десять минут назад вызывавшего восторг своей интеллигентностью, под суд на основании одной только догадки... Я дочитала, и только два слова остались в моей голове: как так? Как так можно? До сих пор задаюсь этим вопросом и надеюсь никогда не узнать ответ.
10. Элена Фавилли, Франческа Кавальо "Сказки на ночь для юных бунтарок"10. Элена Фавилли, Франческа Кавальо "Сказки на ночь для юных бунтарок"
Если отбросить все бурления касательно отсутствия сотой сказки в российском издании, а также все претензии к хреновой редактуре, которая в последнее время, к сожалению, перестаёт быть из ряда вон выходящим явлением и становится обыденной реальностью, могу сказать, что "Сказки на ночь для юных бунтарок" — очень и очень симпатичная книга для маленькой девочки любого возраста. Даже маленькой девочке семидесяти лет, потому что она, эта непосредственная и мечтательная крошка, есть в каждой из нас. И я бы даже не ограничивалась одним только женским полом и давала "Сказки..." и маленьким мальчикам тоже: сколько бы историй здесь ни было про преодоление запретов и стереотипов общества именно женщинами (спойлер: они все об этом), в первую очередь они учат вере в себя, упорству и тому, как важно иметь плечо, на которое можно опереться, и быть этим самым плечом. А это вещи, которые не сцеплены с полом.
Но если всё же говорить о сугубо женском примере, то это очень здорово — знать, что в истории так много сильных женщин, искренне горевших своими мечтами и претворявшими их в жизнь, в сотни раз больше, чем перечислено в этой книге. Знать об удивительных путях, которые они выбирали, и сложностях, которые им приходилось преодолевать. Царицы, политики, художницы, писательницы, артистки, физики, астрономы, биологи, спортсменки, дирижёры — мы можем очень многое, и это вдохновляет. Многие вещи в судьбах героинь книги описаны, конечно, крайне простыми словами, только отдалённо пересекающимися с реальностью — например, про изнасилование Артемизии Джентилески сдержанно сказано, что друг отца хотел сделать её своей возлюбленной, а тяжёлой жизни Фриды Кало с Диего Ривера посвящена, считай, только одна крайне размытая строка. Но с тем учётом, что эта книга для детей, было бы сложно сказать более подробным и ёмким языком. В конце концов, если "Сказки..." побудят прочитавшего их ребёнка узнать про кого-то из упомянутых женщин больше, то уже можно будет сказать, что эта книга справляется со своей задачей.
11. Исаак Бабель "Одесские рассказы"11. Исаак Бабель "Одесские рассказы"
Мне так зашла «Конармия», что вопрос прочтения «Одесских рассказов» оказался только вопросом времени, и я решила не откладывать его в долгий ящик. Некоторые фрагменты «Рассказов» понравились мне больше предыдущего сборника, отдельные вызвали желание спеть про «намотал кишки на краник Чак Паланик, Чак Паланик», закрыть книгу и выкинуть её в окно, но среднее арифметическое вышло где-то на четвёрочку.
Я не видела в русскоязычной литературе ещё никого настолько витального, плотного, телесного, озабоченного не столько духом, сколько тем, что происходит с его оболочкой по воле этого самого духа. Смерть тела волнует его больше смерти сознания, но и смерть тела воспринимается как хоть и неумолимое, но обыденное течение вещей. Тексты Бабеля — густые, удушливые миазмы и воздушные облачка одновременно. Все кровавые нюансы сюжетов столь же детальны, что и в «Конармии», и так же прямолинейны и красивы, а в картинах мирной жизни есть такая лихость, такая страсть к жизни, такой необъяснимый согревающий кожу свет, совершенно непонятно откуда взявшийся, что начинает очень хотеться в Одессу, к морскому воздуху и весёлым кабакам. Бабель вворачивает в своё повествование много красивостей, которые могли бы показаться лишними, но они тут настолько естественные, что у меня никаких вопросов нет, да и не могло возникнуть: в том, как он пишет, в простоте, отсутствии стеснения и чувстве языка, я вижу то, что мне нравится и на что мне хочется быть похожей. У него перебитый нос обязательно добрый, старик ворочает головой как потревоженная птица, а зраза пахнет как счастливое детство. Я не знаю, откуда он брал всё это, как чувствовал самые неприглядные проявления жизни с таким изяществом, и это меня удивляет и восхищает.
Русскоязычной литературе, признанной классикой, не хватало такой кипящей южной крови, щедро разбрызганной по страницам. Как здорово, что в классике был (и есть) Бабель. Как обидно, что он успел написать так мало.
12. Иван Вырыпаев "Иранская конференция"12. Иван Вырыпаев "Иранская конференция"
Сборное мнение о пьесе и спектакле туть.
13. Mollie Claypool "This is Gaudi"13. Mollie Claypool "This is Gaudi"
После поездки в Барселону воспылала любовью к Антони Гауди и его творениям. Это вылилось в то, что в моих руках оказалась замечательная иллюстрированная книжка о нём, его жизни и его работах.
У Гауди была сложная (не в последнюю очередь потому, что он всё себе, как мы часто это делаем, усложнял сам), но довольно счастливая профессиональная судьба. Строгий к себе и окружающим, он всегда был окружён друзьями и соратниками, которые поддерживали и разделяли то, что он делал. Можно долго строить теории заговора вокруг его работ и его личности, но мне было просто интересно узнать о нём чуть больше, и книга Молли Клэйпул, иллюстрированная Кристиной Христофору, для этого подошла отлично. Она небольшая, не то чтобы сильно подробная, но прослеживает всю его судьбу от рождения и до нелепой смерти от трамвая по маршруту номер 30, останавливаясь на значительных вехах вроде строительства Каса Батийо, Каса Висенс, Каса Мила и, конечно, Саграды. Каждый кусочек текста сопровождается либо фотографиями, либо очень красивыми рисунками, точно передающими дух и характер строений Гауди. На развороте, где он стоит внутри Саграды, у меня вообще сердечко ухнуло куда-то далеко-далеко, потому что это было как оказаться в ней ещё раз.
Судя по всему, это не единичная книга, а целая серия, посвящённая художникам и архитекторам. Точно знаю, что в ней есть ещё Ван Гог — и точно знаю, что он следующий на очереди.
14. Флориан Иллиес "1913. Лето целого века"14. Флориан Иллиес "1913. Лето целого века"
Это просто абсолютный маст рид для каждого, кто хоть капельку интересуется европейским искусством начала ХХ века, да и, в общем-то, для того, кто не интересуется, тоже. Я начала визжать от восторга буквально с первой же страницы, потому что она начинается со слов о том, что в январе 1913 года была выполнена первая мёртвая петля, а к Зигмунду Фрейду на кушетку забралась кошка. Разбивая повествование по месяцам, Иллиес исследует под микроскопом как крупные, так и незначительные события 1913 года: в одном ряду у него могут стоять тот факт, что Томас Манн начал писать свою "Волшебную гору", и Кафка, который плачет в кинотеатре. За счёт этого "Лето целого века" превращается в невероятно увлекательную, остроумную, детальную и безмерно ироничную одиссею по европейским культурным столицам — Берлину, Мюнхену, Парижу и Вене — с заездом в Российскую Империю и Америку. При этом ни на секунду не отпускает ощущение, будто ты находишься в крайне богемном салоне, куда тебя сопровождает сам Иллиес, и вот он небрежно обводит собравшихся рукой, представляя их тебе, словно старинных друзей: это старина Рильке, у него опять всё сложно с женщинами, вон в том углу Карл Краус гладит леонбергера Сидони Надерни по кличке Бобби, вон там Томас Манн не поделил с Альфредом Кёрром черноглазую Катю Принсгейм, это Марсель Дюшан с "Обнажённой, спускающейся по лестнице", вон там Джойс читает лекцию по "Гамлету", а это Франц Марк рисует своих волшебных животных. Иллиес так ловко и изящно перебрасывается своими героями, что на втором десятке лиц, имён, улиц и событий начинает чуть-чуть кружиться голова, будто в неё ударило шампанское, но это довольно приятное чувство. И очень быстро понимаешь, что книга представляет собой не только изысканный и шальной путеводитель по письмам, обидам, чувствам и творчеству великих европейцев прошлого века, но и прекрасный, подробный срез нравов и вкусов, царивших в обществе. "Лето целого века" — неслучайное название. Ведь это последний год перед двумя войнами, изменившими нашу планету. Год, к середине которого европейская интеллигенция уверилась, что кровопролития не будет, и выдохнула спокойно. Но ты-то, читая, знаешь, что случится через несколько месяцев, и потому блаженная слепота этого богемного круга приносит с собой лёгкую грусть по чему-то беспечному и навсегда ушедшему.
Резюмируя: интереснейшая книга, которая обязательно чем-нибудь пополнит культурный багаж и приведёт к тому, что где-то в ночи ты обнаружишь себя с кучей открытых вкладок, где будут одновременно стихи Эльзы Ласкер-Шюлер и портреты Оскара Кокошки.
15. Ю Несбё "Нож"15. Ю Несбё "Нож"
В пятницу я дочитала последнюю страницу со словами "Несбё, блядь!" и решила, что хочу забыть, что эта книга вообще когда-либо со мной случалась. Это как 9 сезон "Клиники", только он был беспомощным и бессмысленным, а "Нож" абсолютно великолепен, прекрасно написан, главы примерно с пятой захватил меня так, что я просто перестала выпускать книгу из рук — но это именно что нож, который загнали в бок и прокрутили там разок пятнадцать, для любого, кто привязан к персонажам серии про Харри Холе. Не то чтобы я сомневалась, что у Несбё хватит яиц на то, чтобы написать тот движок сюжета, который он сделал — нет, он достаточно неумолим и по отношению к своим героям, и по отношению к своим читателям. Но то, как он его здесь раскрутил, то чьими руками его сделал — вот это заставило меня выть и рвать волосы на голове к тому моменту, когда стало ясно, спойлер алерт!кто убил Ракель. Это ужасно жестоко и просто опустошительно. И всё-таки притягательно настолько, что я три дня читала в любых доступных мне обстоятельствах, чего в этом году ещё не случалось у меня ни с одной книгой.
Если отпустить сугубо эмоциональное, то "Нож", как мне кажется, говорит про ужас скелетов в шкафу гораздо больше, чем любая предыдущая книга Несбё. Мы ничего не знаем о тех, кто рядом. Мы ничего не знаем о тёмных тайнах наших любимых, не подозреваем об их травмах и не понимаем, что сделало их такими, какие они есть. Каждый несёт свой крест, которым не хочет делиться с людьми, готовыми облегчить его ношу — неважно, по соображениям ли стыда, совести или положений уголовного кодекса. Каждый закрыт в собственном пузыре. Каждый одинок. Вот что страшно. И даже если тебе повезло найти человека, чей пузырь так тесно соприкасается с твоим, что границы почти исчезают, это равновесие так хрупко, что может рухнуть в любой момент. И не всегда будет понятно, кто в этом виноват. Несбё выстраивает череду совершенно прозаических бытовых ошибок, которая приводит к стартовой катастрофе — и за счёт того, что это не случайные лица, а те, кто дороги уже на протяжении многих романов, это бьёт под дых куда сильнее. А самое главное, что ты понимаешь: путь к этой катастрофе был проложен настолько давно, что уже просто невозможно было повернуть назад и что-то исправить. Очень неприятный урок. Но, как и всегда, мастерски выполненный.
16. Нил Гейман, Терри Пратчетт "Благие знамения"16. Нил Гейман, Терри Пратчетт "Благие знамения"
На волне ленты, переполненной оменсами чуть менее, чем полностью, перечитала "Благие знамения". Поняла, что по-прежнему испытываю к этой книге самые нежные чувства, но творчество сэра Терри и Нила Геймана по отдельности мне всё же несколько ближе. Ньют и Анафема всё ещё мои любимые котики, в бромансе Азирафаэля и Кроули больше романса и меньше бро, чем это казалось n лет назад, лёгкий финальный сумбур оставил в том же едва ощутимом недоумении, что и раньше. Но это всё ещё отличная история про то, что даже в высших силах слишком много человеческого. Может быть, потому, что мы их и выдумали.
17. Алан Брэдли "Сладость на корочке пирога"
17. Алан Брэдли "Сладость на корочке пирога"
При желании я могла бы включить майора "разрешите доебаться", потому что у меня порядочно вопросов что к тексту, что к переводу (как минимум, кто и, главное, зачем перевёл chlorine как "хлорин"), но не буду отмахиваться от неоспоримого: "Сладость на корочке пирога" очень обаятельная. Ироничная, остроумная, временами (благодаря главной героине, одиннадцатилетней прыткой девочке со страстью к химии и ядам) ощущаемая как шило в известном месте, но правда бесконечно милая. Это хорошая приключенческая история, написанная приятным языком, с которой радостно провести несколько часов. И, наверное, у меня всё же появилось желание изучать эту серию дальше: семейство де Люс — персонажи очень любопытные, а тексту достаёт не только детективной бодрости и колкости, но и горьковатых заметок о семье, которые делают повествование как-то ближе. Ну и, конечно же, это классный образец текста о стране левой и правой ноги Бэкхема, если учесть, что Алан Брэдли — канадец и Соединённое Королевство, как мне подсказал беглый гугл-сёрфинг, не посещал.
Ах да, и самое главное: Флавия де Люс — та ещё заноза, но она мне нравится. Трудно не испытывать симпатию к тому, кто делом жизни выбирает науку, по которой у тебя
18. Энн Файн "Дневник кота-убийцы"
18. Энн Файн "Дневник кота-убийцы"
Небольшая и очень забавная книга от лица кота: не так безобидно, как "Дневник фокса Микки", например, но мило и иронично. Это сборник нескольких историй про мохнатого озорника по имени Таффи, его жизнь и снисходительное отношение к двуногим, с которыми он проживает в одном доме. Надо сказать, был бы у меня такой кот — я бы вышла в окно, потому что герой у Энн Файн вышел совершенно невоспитанным, но, справедливости ради, довольно достоверно передающим взаимодействие холёного и любимого животного и его хозяев. Все эти презрительные взгляды и нежное мурчание, знакомые любому кошатнику — на пять баллов. Хороший способ скоротать вечер и в 6, и в 12, и в 50 лет.
19. Алан Брэдли "Сорняк, обвивший сумку палача"19. Алан Брэдли "Сорняк, обвивший сумку палача"
На мой взгляд, вторая книга получилась удачнее первой — во всяком случае, следить за развитием событий было интереснее, потому что здесь перекликались два преступления в разных временных линиях. Но всё ещё вызывает некоторое недоумение главная героиня, Флавия. Более чем очевидно, что Алан Брэдли её безумно любит и описывает с полнейшим пониманием и вниманием к нюансам, однако она, как бы это получше сформулировать, не тянет на одиннадцать лет. Колоссальный ум и наблюдательность, позволяющие ей обводить вокруг пальца и быть на пару шагов впереди местной полиции, и невинность и злопамятность девочки, только-только входящей в пубертат, несколько резонируют друг с другом. Брэдли очень удаются моменты, в которых она демонстрирует своё ребячество, но вот моменты превосходства вызывают сомнения в умственных способностях буквально всех взрослых, населяющих страницы книг о Флавии де Люс. С одной стороны, при учёте того, что повествование идёт от её лица и тем самым выражает несколько пренебрежительное отношение к тем, кто глупее её, это справедливо. С другой — сложно смотреть на игру, в которой 90% козырей на руках только у одной стороны.
20. Алан Брэдли "Копчёная селёдка без горчицы"