Жить ой. Но да.
В новый год с новой книгой! И не одной.
1. Нил Гейман "Фантастические создания"1. Нил Гейман "Фантастические создания"
+100500
Всякий раз, когда мне в руки попадает книга, оставляющая меня в восторге, у меня возникают трудности с составлением каких-либо характеристик, потому что моя пристрастность и субъективность не оставляют мне ни единого шанса.
Это не сборник, а чистейшее наслаждение, отпечатанное в типографии и завёрнутое в обложку. Там чудеса, там бродят если не лешие, то вервольфы, там девочки становятся гамадриадами и умеют говорить со змеями, а мальчики становятся по-настоящему достойными принцами. Само собой, какие-то рассказы понравились мне больше, какие-то меньше, но крайней мере 9 из этих 16 историй сразили меня так, что я пищала от восторга на каждой строчке. "Призматика", "Осы-картографы и пчёлы-анархисты", "Улыбка на лице", "Порочная Озиома", "Какадукан", "Проходите, леди Смерть", "Настоящий вервольф", "Мантикора, русалка и я" и "Грифон и Младший Каноник" - то, что меня пробрало. Эмоционально, художественно, всеобъемлюще пробрало.
Этот сборник - гимн фантазии и влюблённости в мифы и сказки; своеобразный гимн, который звучит очень по-разному: где-то так мрачно, что сердце сжимает чья-то холодная рука, где-то, напротив, конфетно, тепло и по-доброму, а где-то перед тобой раскрывается такая талантливая мешанина этих крайностей, что диву даёшься. Я преклоняюсь перед всем талантливым, а волшебник Нил Гейман собрал в этом сборнике 16 людей, ни про одного из которых нельзя сказать, что природа одарила его недостаточно.
Я бы и рада сказать больше, но не могу, потому что мне уже хочется перечитать "Фантастических созданий", чтобы снова окунуться в эту чудесную вселенную, сотканную из 16 таких разных, но таких похожих кусочков. Потрясающе.
2. Кейт ДиКамилло "Удивительное путешествие кролика Эдварда"2. Кейт ДиКамилло "Удивительное путешествие кролика Эдварда"
+100500
Я переосмыслила своё предположение насчёт того, что и через -дцать лет эта история продолжит ломать меня на части, и поняла, что не ошиблась.
Я дважды смотрела спектакль и один раз прочла книгу. Я не в силах возвращаться к этому сюжету в ближайшие месяцы, потому что на полном серьёзе начинаю задыхаться от слёз от одних только воспоминаний о. Ни одна из книг Кейт ДиКамилло не делала мне так больно. Потому что ни в одной из книг Кейт ДиКамилло больше нет девочки Абилин, которая любила кролика, старушки Нелли, которая любила кролика, девочки Сары-Рут, ради которой кролик был готов танцевать, и мальчика Брайса, который так любил кролика, что отказался от него, лишь бы тот смог жить.
"Удивительное путешествие кролика Эдварда" - очень светлое. Но в нём столько неизъяснимой печали, что она обязательно прорывается слезами. Кто-то скажет, что детям рано знать о потерях, и у него будет своя собственная правда; я скажу, что именно такие вещи учат ребёнка быть человеком, а не фарфоровым кроликом, который любил только себя.
Любить больно, а не любить - страшно. Вот и вся простая истина, от которой не раз и не два сердце в груди описывает мёртвую петлю. Любить больно, но только такая жизнь настоящая.
3. Оливер Сакс "Антрополог на Марсе"3. Оливер Сакс "Антрополог на Марсе"
Тут в очередной раз надо сказать "спасибо, Жуля!", потому что летом Жуля открыла для меня Оливера Сакса, а я втянулась.
Несмотря на то, что "Антрополог на Марсе" понравился мне несколько меньше, чем "Человек, который принял жену за шляпу", его крутизна лежит в гораздо более основательном и подробном освещении каждой из выбранных историй. Их тут всего семь, причём все они по-своему связаны; у меня сложилось впечатление, что где-то в этих областях и лежат научные интересы мистера Сакса: нарушения зрения, аутизм, синдром Туретта. История про успешно практикующего хирурга, больного синдромом Туретта, вообще потрясла меня глубочайшим образом, потому что я бы ни за что не поверила в то, что это возможно. Но - пути как природы, так и человека неисповедимы в каждом отдельно взятом конкретном случае.
Мы функционируем гораздо сложнее, чем это можно себе представить. Человеческий мозг всегда будет маленькой Вселенной, которую нельзя постигнуть до конца. Но Оливер Сакс приоткрывает эти тайны - и, повторюсь, когда ты имеешь даже минимальное представление о том, чем начинён твой череп, читать становится вдвойне интересно.
4. Джон Стейнбек "О мышах и людях"4. Джон Стейнбек "О мышах и людях"
+100500
Наверное, каждая книга должна случиться с человеком в определённый момент, и для "О мышах и людях" этот момент настал. Прекрасная, полынно-горькая, при всей своей простоте - совершенно кинематографичная история; сейчас я, кажется, понимаю, откуда растут ноги у "Человека-подушки" и почему она делает мне так хорошо и так больно. Эта повесть - образец того, как мастерски можно обращаться со словом, как живо и естественно перебрасывать его из одной ладони в другую. Я не думаю, что такое умение можно наработать - оно идёт только изнутри.
О мышах и людях. О лжи во спасение и крушении надежд. О бедности - телесной, духовной, материальной. Как можно было на одной сотне страниц рассказать обо всём этом так полно, хотя и не с прямолинейностью несущегося в лоб поезда (как в "Гроздьях гнева")? Загадка, загадка великая и страшная - настолько, насколько велика и страшна эта человеческая драма, переживаемая хорошим парнем Джорджем Милтоном.
У мечты - кроличий мех, я теперь точно это знаю.
5. Джон Стейнбек "Гроздья гнева"5. Джон Стейнбек "Гроздья гнева"
+100500
Официально нарекаю 2016 год годом Джона Стейнбека, ибо.
Я дочитала "Гроздья гнева" вчера в ночи и полчаса сидела на диване, беззвучно воя в кота, потому что этот роман вывернул меня наизнанку. Он сделал это неоднократно, но последние страницы - я слегка забегу вперёд - разбили меня вдребезги окончательно. Потому что когда люди, у которых нет вообще ничего, наступают на горло собственной трагедии во имя чужой, и делают это так, и Роза Сарона, наконец, поступает по-взрослому с такой нечеловеческой зрелостью - это до того страшно, что не передать никакими словами. И становится стыдно за свою сытую жизнь, в которой мы иногда отталкиваем тех, кто рядом, а уж о тех, кто нам незнаком, говорить не приходится вовсе.
Это одна из самых пронзительных книг не просто за какой-то период, но и за всю мою недолгую жизнь, и говоря об этом, я говорю о Литературе с большой буквы Л, о Литературе, которая не просто рассказывает историю, но и выводит тебя к свету через днище мучительнейшей депрессии. Тебя, но не героев. Великая, ужасная, прекрасная книга, страницы которой пышут в лицо пылью и жаром и где надежда похожа на хрупкого новорожденного ребёночка, которому, как бы ни старалась его семья, не пережить это иссушающее путешествие в поисках лучшей жизни. Здесь всё рушится медленно, постепенно - как осыпаются с деревьев осенние листья. А ты, как и всегда, завёрнут в кокон своего читательского бессилия, но эмпатия ко всему происходящему - лучшее, что ты можешь дать. И каким бы растерзанным ни осталось твоё сердце после того, как последняя страница будет перевёрнута, ты что-то поймёшь и чему-то научишься, и сердце любой степени чёрствости обязательно размякнет. Может быть, не до конца, но всё же.
Я думаю, что "Гроздья гнева" из тех романов, которым вообще не нужны экранизации, настолько он самодостаточен. Кинематограф способен передать историю семьи Джоудов, но не способен озвучить те мысли, которыми перемежаются главы Джоудов - о людях, у которых нет имён, о злых мужчинах и уставших женщинах, о горечи в глазах, о песнях и танцах посреди разрушающегося мира, о тех, кто умирает, когда их отрывают от родной земли, и о самой земле, которой не дают кормить своих детей. Эти полные безмолвного тихого гнева абзацы - пожалуй, лучшее, что есть в этом романе, который великолепен сам по себе, от и до, во всём остальном.
Простая формула: homo homini lumen est. Даже если тебе возразят и скажут, что вместо lumen здесь должен быть lupus. Даже если несправедливость (не только в романе, но и в мире вокруг тебя прямо сейчас) кричит тебе об обратном. Там, внутри, в самой сердцевине - свет людей, которые хотят помогать друг другу и отдавать не просто последнее, но и то, что далеко за чертой.
Я не знаю, что ещё сказать. Я в глубочайшем потрясении.
6. Кейт ДиКамилло "Флора и Одиссей"6. Кейт ДиКамилло "Флора и Одиссей"
Я не хочу сказать, что книга плоха - Кейт ДиКамилло не пишет плохих книг. Просто меня она тронула меньше, чем "Спасибо Уинн-Дикси" или "Приключения Десперо", и это уже не говоря об "Удивительном путешествии кролика Эдварда".
Я поймала себя на мысли о том, что в случае с её сказками всегда находится момент, когда ты чувствуешь, как твоё сердце сжимает холодная-холодная рука. Книги, ориентированные на детскую аудиторию, по идее, не должны вызывать таких чувств, но с ней всё выходит именно таким образом - что-то страшное, недетское, из сферы человеческих взаимоотношений и того зла, что мы ежедневно причиняем друг другу, выходит наружу, и ты сталкиваешься с врагом лицом к лицу. Сталкиваешься, чтобы победить, потому что в конце всё, конечно, будет хорошо, но дорога к этому счастью, нет, к этой гармонии, будет нелёгкой.
"Флора и Одиссей" аккуратно рассказывает о цинизме и непонимании между детьми и родителями - внимательно смотрю на недавний "Кот стыда", потому что ноты сердца тут практически одни и те же. И, само собой, говорит о любви - не той, романтической, хотя и её детский призрак здесь тоже промелькнёт, но о любви родителя к ребёнку, ребёнка к родителю, девочки к бельчонку, бельчонка к девочке... линии можно выводить очень долго, но в итоге они все сплетутся в шерстяной клубок всеобщей любви. И это чудесно.
Ты моя вселенная
она расширяется
всегда
7. Нил Гейман "Никогде"7. Нил Гейман "Никогде"
Очень сильно чувствуется, что это одно из первых произведений Геймана. "Никогде" - книга хотя и атмосферная, но рваная (впрочем, рассказываемая история к этому по-своему обязывает), неровная. По ней можно смотреть, как автор набивает руку - серьёзно, в некоторых местах явно видно. А ещё она оставила меня с чётким ощущением квеста: не очень понятно, зачем, только к концу понятно, почему - и большую часть книги герои путешествуют в поисках различных артефактов, преодолевая одну опасность за другой и выполняя задания в обмен на разнообразные ништяки. Как... как в "Скайрим" поиграла, пока читала, не знаю.
Всё, о чём я говорю, отнюдь не плохо, и я по-прежнему люблю Геймана и то, что он делает. Просто на фоне его более поздних работ "Никогде" очевидно светит приличным количеством недостатков. Но и сильных сторон у книги тоже много: мрачное удовольствие, с которым Гейман выписывает мистера Вандемара и мистера Крупа, галлюциногенная атмосфера Нижнего Лондона... автор любит этот канализационный мир. А когда его любит автор, читателям не остаётся ничего иного, кроме как полюбить его тоже. Я так и сделала. Своеобразной, впрочем, любовью.
8. Эрик Фрэнк Рассел "И не осталось никого"8. Эрик Фрэнк Рассел "И не осталось никого"
Прелестная, прелестная, прелестная утопия! Изящный щелчок по носу капитализму, милитаризму, авторитаризму: действительно смешная сатира - возможно, одна из лучших, попадавшихся мне на глаза. Конечно, формат повести не даёт возможности более полно расписать нюансы функционирования того общества, портрет которого рисует Рассел (вот что, к примеру, оно делает с людьми, которые не могут оказывать ответные услуги - одинокими инвалидами, например?), но и то, что (и как) он успел нарисовать, меня порадовало. Утопия на то и утопия, что она недостижима, однако образ мира, функционирующего на доверии и чётком понимании границ свободы как личной, так и чужой, оставляет с весьма тёплым чувством. Впрочем, я могла бы сейчас начать придираться: а что ганды будут делать, если вместо землян прилетит кто-то более воинственный? Как у них живут люди творческих профессий и вообще профессий, не приносящих немедленной материальной пользы? Тут, на самом деле, вопросов куда больше, чем ответов, да и сомнений тоже, особенно после прочтения, когда начинаешь ещё раз прокручивать в голове и анализировать. Но мне не хочется критиковать "И не осталось никого", по крайней мере, сейчас. Потому что это действительно чудесная повесть.
9. Герман Гессе "Степной волк"9. Герман Гессе "Степной волк"
+100500
Я не хочу знать, какой ад творился в голове Германа Гессе, когда он писал этот роман.
Мне очень трудно говорить о "Степном волке" что-то связное в силу очень многих причин. Для меня эта книга - гимн идее о том, что человек сложнее, чем мы привыкли считать, и ода принятию себя самого. Несмотря на местами почти кафкианскую безысходность и мистификацию прямо по Фаулзу (с поправкой на то, что Фаулз творил позже), постулируемая идея весьма проста: попытка убежать от себя превращает жизнь в существование, а существование - в ад. Свою природу нужно встречать лицом к лицу и принимать её такой, какова она есть. Тут, правда, следует оговориться: я поддерживаю принятие внутренней свободы до того момента, пока свобода одного не пересекает границу второго. Иными словами, если моя правда в том, чтобы выпасть из общества и жить с этим, то всё правильно, этой правде нужно пойти навстречу; если моя правда в том, чтобы быть маньяком и наслаждаться этим, то я - социопат, и мне нужна помощь.
Но я отвлеклась от темы. В "Степном волке" очень много сумасшедшего, и теперь я понимаю, что сделало эту книгу по-своему культовой, а также догадываюсь, откуда вышла "Научи меня умирать" Мацуо Монро. В Вик очень много от Гермины, а прямолинейная цитата про "научи меня жить и научи меня умирать" всплывает ещё в первой половине романа. Но при этом текст красив, строен, умён, а переживания Гарри вполне можно соотнести с какими-то моментами из собственной жизни. Гессе не ставил перед собой цели оправдать или оклеветать своего героя, его Гарри - это проекция его самого, и весь "Степной волк" - сплошное выковыривание гноя из ментальной раны посредством сложения букв в слова, а слов - в предложения. Удивительно то, что временами понимаешь: вот эта ранка могла быть твоей, и вот эта тоже, а вот та - и вовсе стопроцентно в яблочко. Откуда этот терапевтический эффект у, в общем-то, потока сознания, я не знаю, но это работает.
Надо жить, надо слушать себя, надо разложить себя на многие тысячи составляющих и собрать заново. Это не страшно. Это и есть правда о нас самих. Не нужно лишь упрощать себя, исключая куски своей личности; именно это превращает человека, свободного и прекрасного, в набор пикселей с изломанными чертами - и только.
10. Джон Максвелл Кутзее "Детство Иисуса"10. Джон Максвелл Кутзее "Детство Иисуса"
У меня есть ощущение, что если я перечитаю эту книгу лет эдак через -дцать, моё мнение о ней изменится кардинальным образом, но пока...
Я, конечно, была предупреждена ещё обложкой, на которой красовалась цитата самого Кутзее, говорящая о том, что он не пытается донести какие-то идеи, а просто ищет свободы. В итоге свободы в "Детстве Иисуса" оказалось даже слишком много.
Эта книга - как туман над портом. Такая же серая, неуловимая, пахнущая водой, выскальзывающая из пальцев, утекающая из мыслей. Она обо всём и ни о чём разом, и при всей последовательности событий, которые она описывает, она умудряется оставаться набором деталек от конструктора, которые не желают собираться воедино. Потому что автор тебя никуда не ведёт, и по предоставленным им тропкам ты, как слепой котёнок, куда-то тычешься - и чаще наугад.
Читательская свобода "Детства Иисуса" - в том, что ты, по мере прочтения, волен трактовать каждый эпизод как тебе угодно. Можешь искать библейские аллюзии или ковыряться в творчестве Эриха Фромма, можешь вспомнить легенды о Молохе, все известные тебе утопии и антиутопии или Ремарка (не знаю, откуда эта ассоциация, если нет ни кальвадоса, ни войны, ни солдат, ни проституток, но почему-то...) или, если захочешь, очевидно задуматься над ныне остро стоящим вопросом беженцев. Все карты в твоих руках. Это история, у которой, по сути, нет ни начала, ни конца, которая, в лучших традициях фаулзовского "Волхва", не будет тебе объяснять мотивы происходящего в ней, которая просто вырвана из течения жизни и почти готова признаться, что в ней нет ничего реального. Она - на грани реальности и сна. Это не про мальчика, который искал маму, и не про конфликт семьи и государства, и не про Иисуса, и не про человека, который пытался сделать лучше тот серый мир, в котором оказался, и не про служение другому существу в ущерб себе; это про всё сразу, полотно как-то связанных друг с другом серых штрихов, в которых никаких не пятьдесят оттенков, а миллионы, миллиарды полутонов.
Это очень странное чувство - несколько дней с книгой, написанной нобелевским лауреатом, человеком куда более мудрым, чем ты когда-либо сможешь стать, от которой ты ждёшь не то чтобы прозрения, но пищи для размышления. И ты её вроде бы получаешь, но настолько размытую, странную, мрачно-ироничную, что становится как-то тяжко. Такие дела.
11. Тимур Кибиров "Лада, или Радость11. Тимур Кибиров "Лада, или Радость"
+100500
Господи, давно, давно я не получала столько наслаждения от того, как книга написана. Искренность и прямодушие, окружённые изящнейшей иронией, мудростью, честностью, хорошим вкусом и категоричной образованностью, начисто лишённой снобизма (редкий случай!) - всё это талантливая "Лада", одно сплошное предвкушение и прославление добра. Справедливости ради, порой "Лада" говорит о сложных и неприятных вещах, но делает это горько и безыскусно, с каким-то ощущением максимализма без излишней патетики.
Тимур Кибиров в своей первой и, надеюсь, не последней прозе играет с читателями в ту же увлекательную игру, что и Джон Фаулз в "Любовнице французского лейтенанта": он прямым текстом говорит о том, что персонажи его выдуманы, придумывает им сюжет, продиктованный духом времени и законами жанра, и любовно передвигает эти фигурки по букве текста. Но они выходят удивительно живыми, эти фигурки: смешно поёт матерные частушки непросыхающий Жорик, иронизирует злоязыкая Сапрыкина, трогательно прихрамывает добросердечная Александра Егоровна - и, наконец, задорно лает носящаяся по деревне Ладка, лезущая к Барсику с ненужными нежностями. Описание их быта погружает в какое-то безбрежное умиление даже несмотря на то, что гибнущая деревня немым призраком стоит за каждым из героев: от него никуда не деться, но деревня всё ещё пахнет деревом, в ней всё ещё светит солнце, прогревающее лавочки во дворах, и падает снег, удивительно преображающий всё вокруг, и есть место простому, человеческому, тёплому - а значит, ей (в ней) стоит жить.
Я ничего не знаю о старушках и козах, честно пишет Кибиров, и в этом нет кокетства, зато есть мечтательный флёр, доброта и любовь. Грешно предаваться унынию, когда у тебя на месте голова, руки и ноги, когда есть пушистое и преданное тебе существо, когда в погребе есть запасы, на огороде - яблони, а между соседями - отношения если и не хорошие, то нейтральные. Грешно предаваться унынию, как бы тяжелы ни были воспоминания о прошлом, сколько бы боли ты ни испытал; полюби сейчас кого-нибудь, хоть эту смешную собачонку, и удивишься, до чего станешь богат. Мне кажется, "Лада" именно об этом: о любви, рождающей радость, любви неидеальных людей и неидеальных зверей. Потому что это чувство способно даже Малые Колдуны превратить в филиал Эдема.
"Лада, или Радость", впрочем, выполняет ещё одну функцию: эта небольшая книга может служить прекрасным филологическим и литературным исследованием. Кибиров ловко, между строк отправляет читателя в экскурс как по классической поэзии, так и по новой и новейшей, и это не выглядит так, будто он стремится похвалиться своим знанием. Он искренне хочет донести, хочет, чтобы читатель пошёл и спросил у Гугла какую-то новую фамилию, и узнал жизнеописание, и влюбился в некий новый стих. И это тоже можно смело назвать чудом - маленьким, но всё же.
12. Фёдор Достоевский "Записки из Мёртвого дома"12. Фёдор Достоевский "Записки из Мёртвого дома"
Такая необыкновенно неторопливая книга... кто-то скажет, что однообразная и вялотекущая, но я бы с этим определением не согласилась: острожный быт описан полно, разносторонне и с необыкновенной гаммой эмоций. Тут и тоска по свободе, и тихий восторг от удивительных людей, с которыми героя сводит судьба, и неизменные размышления о добре и зле. Словом, классический Достоевский, очищенный от условностей действия и какого-никакого экшна.
Пожалуй, больше всего меня задела не по-своему несправедливая условность жизни заключённых, а описание острожного общества. Мне кажется, что "Записки из Мёртвого дома" безукоризненно доказывают одну простую вещь: социум невозможен без иерархии. И как бы мы ни доказывали обратное, мы всё равно подчиняемся стратификации - уже на каком-то, пожалуй, генетическом уровне. Всегда есть те, кто продают, те, кто продаются, и те, кто покупает; есть те, кто рад прислуживать, и те, кто принимает служение. Что характерно, здесь это не носит принудительный характер - напротив, сугубо добровольный. И вот это меня поразило.
13. Джон Стейнбек "Русский дневник"13. Джон Стейнбек "Русский дневник"
+100500
Бесконечно чудесная книга. Нет, серьёзно. Здесь нет никакой клюквы и минимум политики, она начисто лишена оценочных суждений и просто пытается показать жизнь другой страны глазами людей, впервые в ней оказавшихся. У Стейнбека вообще, на мой взгляд, сумасшедшая эмпатия в отношении восприятия других людей: то тут, то там меткие замечания. О городах, людях, образе жизни, образе мышления, наконец. Тем более ценно, что писал он о такой стране как СССР.
Если какой-нибудь народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ...
Открывая и боязливо перелистывая страницу за страницей, невольно ожидаешь поджатых губ и критики разной степени обоснованности, но Стейнбек и его наперсник Роберт Капа поставили перед собой цель объективности. Только фото (теперь надо бы их найти). Только наблюдения. Никакой аналитики. Поэтому страниц через тридцать ты расслабляешься и принимаешься следить только за тем, как иностранцы воспринимали страну, которой больше нет. Это удивительно и забавно, и иронично, и по-своему трогательно, и удивительно точно. С особенным чувством Стейнбек писал, конечно, об украинских колхозах, и это неудивительно: в конце концов, он южанин, а у южан, с их страстностью и привязанностью к родной земле, со славянами куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд.
Проблема "Русского дневника" в том, что его нужно читать и воспринимать именно целиком, однако специфика тех вещей, о которых писал Стейнбек, побуждает людей разных политических взглядов выдёргивать предложения из контекста. Примерно половину книги можно успешно трактовать как просоветскую, другую половину - как проамериканскую; в своей безусловной прозорливости Стейнбек сам написал об этом. А это последняя вещь, которую следует делать с этой книгой. Её нужно читать, пропускать через себя, удивляться тому, какие мы все разные и притом одинаковые, смеяться и горевать (а ведь найдётся, над чем)... но её ни в коем случае не следует раздирать на куски и использовать в политических целях. Стейнбек и Капа хотели правды, а не её перверсии.
Категорически рекомендую.
14. Роберт Рождественский. Стихи14. Роберт Рождественский. Стихи
+100500
Я, пожалуй, только в сознательном возрасте по-настоящему поняла, кто из поэтов-шестидесятников по-настоящему мой. Это Роберт Иванович. Человек, чьи стихи лесенкой оказались неразрывно связанными с музыкой. Человек, каждая строфа которого в своей точности и хлёсткости бьёт как пощёчина, пробираясь в самое нутро и даже, кажется, куда-то глубже. Человек, который слишком поздно начал выплёскивать в стихах свою внутреннюю боль, коей у него оказалось много. Человек, который безошибочно чувствовал эпоху.
У него если нежность - то оглушительная, если боль - то такая, что ломает суставы, если страсть - то непременно яростная, лихая. У него все до крайней степени, но не чрезмерно, без ненужной патетики и драматизации ради драматизации. Я вряд ли отдавала себе отчёт до последних нескольких лет, но в стихах я всю жизнь искала именно это. Чтобы наотмашь. Чтобы сотрясало. Чтобы по-настоящему.
Этот сборник буквально свалился мне в руки через два дня после Ночи поэзии - я шла по "Книгам России" и наткнулась на него. И не смогла оставить его на полке. И потом несколько вечеров подряд вскрывала внутренние гнойники, рыдая над каждым первым стихотворением - потому что откуда, откуда он знал, что девочка из Медведково в далёком 2016 году будет чувствовать вот это вот всё? Как у него получилось объяснить то, что я сама себе не могла объяснить, как негативное, так и позитивное?
Великий, прекрасный человек. Люди окружали его любовью, но сам он - своими стихами, своей дружбой, и волшебные тексты, которые писали о нём его друзья, тому лучшее подтверждение - отдавал в мир так много, что должен был иссохнуть. Но этого не случилось. И теперь у мира, у меня, есть стихи, которые настолько хороши, что от этого больно.
15. Михаил Веллер "Легенды Невского проспекта"15. Михаил Веллер "Легенды Невского проспекта"
Вот вроде и чувствуется, что лавры Сергея Довлатова покоя Михаилу Веллеру не дают, а вроде - нет, что-то самобытное проскакивает. На самом деле, от прочтения получила колоссальное удовольствие: эти весёлые и чуточку грустные легенды, гуляющие по ныне живущим семьям в различном изложении, но с одной сутью - прекрасное чтение. Это, с одной стороны, гимн человеческой изобретательности; с другой - радостное недоумение по поводу многих вещей, имевших место в Советском Союзе. Думаю, люди, заставшие СССР, должны испытывать особенно полную гамму чувств от описания постройки завода под Ленинградом, подготовки крейсера к параду и особенно - от нечаянного пересечения советско-финской границы со всеми вытекающими.
В очередной раз убеждаюсь, что ирония - не только единственное оружие беззащитных, но ещё и подчас единственный способ рассказать о серьёзном, не скатываясь в пафос. И хотя местами веллеровская ирония становится чуть ли не тоскливой, прекрасно сознавая абсурд того, что она высмеивает, она всё равно здорово передаёт дух эпохи. И, как мне кажется, со второй половиной двадцатого века по-другому нельзя.
С одним я не согласна: с эпилогом на тему того, почему не будут написаны "Легенды Невского проспекта" двадцать первого века. Михаил Иосифович как-то... обнуляет, что ли, саму идею того, что в нынешнем столетии тоже существуют незаурядные личности. В чём-то он прав: по сравнению с заголовками сегодняшних газет и кричащими фразами телепередач очень многие истории, вызывавшие восторг на фоне равномерного союзного быта, просто милы - и не более. Сегодня происходит куда больше из ряда вон выходящего, чем раньше, и мы привыкли к этому настолько, что нас уже трудно чем-то удивить. Но я не верю в то, что у нашего поколения отсутствуют выдающиеся персоналии и легенды, достойные нового сборника.
Впрочем, дело не только в этом. Сейчас вокруг нас слишком много криминала, который вызывает только усталость и злость. И новые "Легенды Невского проспекта" появятся не раньше, чем уменьшится его количество.
16. Людмила Улицкая "Пиковая дама"16. Людмила Улицкая "Пиковая дама"
Ссылка на сборный пост
17. Кадзуо Исигуро "Погребённый великан"17. Кадзуо Исигуро "Погребённый великан"
Гипнотически прекрасный и необъяснимо грустный роман.
Любовь с книгой с первых строк случается у меня довольно часто, и "Погребённый великан" не стал исключением. Сначала его читаешь как идеальную неторопливую литературную бродилку: герои решили отправиться в путешествие, встретились с другими персонажами, те посоветовали им сходить к третьим... роман несёт тебя, как спокойная прохладная река. Ты лениво следишь за поворотами, отдавшись на её волю и веря, что с тобой ничего не случится. Чувство того, что что-то идёт не так, просачивается в тебя постепенно, понемногу - такими маленькими порциями, что их трудно заметить. И вот ты уже идёшь на дно.
Виртуозно перемешав фольклор, британский эпос о короле Артуре, войны бриттов с саксами и мифологию, Кадзуо Исигуро сделал мне очень больно (как вы знаете, я люблю, когда искусство поступает со мной именно так). Потому что его книга - путеводитель по любви, забвению и одиночеству. Погребённый великан - это не просто могила мифического существа, одного из многих, с которыми средневековое население Британских островов живёт бок о бок. Это все наши воспоминания. И Кадзуо Исигуро справедливо задаётся вопросом: может быть, их лучше вообще не извлекать наружу?
Вопрос памяти волнует меня очень давно; один из моих самых страшных страхов - это Альцгеймер, и я, наверное, стесняюсь себе признаться в том, что собираю магниты и билетики с разных культурных событий, а также пишу о многих вещах просто для того, чтобы помнить. Чтобы у меня было подтверждение того, что со мной что-то случалось. Я очень боюсь однажды проснуться и понять, что память исчезает. А в мире "Погребённого великана" царит хмарь, заставляющая забывать то, что происходило с тобой час назад, стирающая личность как ластиком. Люди помнят только то, с чем ежедневно сталкиваются. И тех, с кем ежедневно сталкиваются. У них нет памяти о прошлом, а значит, нет великих радостей ушедших лет. Но и боли от предательств, огорчений и потерь тоже нет. Мы все, наверное, хотели бы помнить только хорошее, но закон жизни таков, что либо мы помним всё, либо ничего. Третьего не существует. Вот Кадзуо Исигуро и препарирует страх перед своими воспоминаниями и желание вернуть их; даёт ли он однозначный ответ на этот вопрос? Ну, как посмотреть.
До этого момента у Исигуро я читала только "Не отпускай меня", и здесь - та же грусть, то же поклонение судьбе в самом конце и та же наивная надежда быть вместе с любимым человеком. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть в местных лодочниках Харонов, а в островах - загробный мир, куда отправляются старики. Исигуро проповедует печальную мысль о том, что в смерти и после неё мы все будем одиноки, но, как и в случае с "Не отпускай меня", даёт соломинку надежды: те пары, которые искренне любят друг друга, могут переплыть бухту вместе. Спойлер.И, как и в случае с "Не отпускай меня", эта соломинка оказывается ложной. И это больно. А проверка лодочников на искренность чувств - проверка воспоминаний. И это больно ещё раз.
Мне многих вещей не хватило в "Погребённом великане" с точки зрения повествования: например, слишком резко обрывается история Эдвина, главный спойлер про мать которого угадывается уже в середине книги (что не мешает задуматься на тему того, каким образом он вообще появился на свет), и дано слишком мало прошлого Акселя, отчего всё происходящее с ним в настоящем выглядит так, будто автор это прописывал для собственного удобства. Но в одном обложка книги мне, несомненно, не солгала: я нескоро забуду этот роман о том, как все мы, в сущности, космически, беспредельно одиноки. Я ещё долго буду думать о нём, лелеять отсылки и ту рану, которую он разбередил.
18. Уильям Фолкнер "Когда я умирала"18. Уильям Фолкнер "Когда я умирала"
Фолкнер - очень неудобный писатель. Это как раз тот случай, когда талант писателя ведёт его, и писатель служит своему таланту, выдавая новые книги, но не удовлетворяясь этим. И хотя каждую новую книгу Фолкнер называл своей неудачей, в последующих он всё равно никак и ничем не облегчал читателю жизнь. За его повествованием сложно следить, иногда где-то в районе черепа возникает мысль: ну что, неужели я совсем идиотка, неужели в этой книге все понимают, что к чему, кроме меня? Для Фолкнера это нормальное явление. Ты не дура. Просто его книги - поток. Через него надо либо пробираться, царапая себе ноги, уклоняясь от плывущих веток и брёвен, плюясь от попадающей в нос воды, либо не пробираться вовсе.
"Когда я умирала" всплыла на лекции "На Юге американской литературы", а потом всплыла второй раз на лекции Андрея Аствацатурова, и я поняла, что эту книгу всё-таки надо прочесть. Снова череда монологов. Снова большая южная семья. Снова драма, которая местами выворачивается каким-то горьким смехом. Но самое замечательное в "Когда я умирала" - это то, что у каждого героя есть собственный, абсолютно узнаваемый язык; часто бывает, что персонажи говорят в одной и той же манере, но Фолкнеру каким-то чудесным образом удалось каждому создать индивидуальность именно речи, мышления и восприятия происходящего. В том, как они говорят, в том, о чём они говорят, в безумии, которое поглощает то одного, то второго. И если "Когда я умирала" и стоит читать, то хотя бы ради этого.
Тяжёлая книга. Дискомфортная. С нелёгкой сумасшедшинкой. Но чем-то да цепляющая.
19. Таня Танк "Бойся, я с тобой"19. Таня Танк "Бойся, я с тобой"
Отличная книга про то, как распознать рядом с собой деструктивного мудака. Да, эмоциональная. Да, пристрастная. Могла ли автор написать её по-другому, не опираясь на свой собственный опыт? Нет, конечно.
Прочитав её, я поняла: мне повезло, в моей жизни мне не довелось близко сталкиваться с такими людьми. В моей бабушке есть похожие нотки, но это, к счастью, не то; а со школьной "подругой", которая была тем самым деструктивным персонажем, мне повезло разойтись классе в 7. Ну, как повезло: история была _очень_ некрасивая, но кто старое помянет, тому сами знаете. А вот истории женщин и мужчин, которые рассказывает Таня, реально заставляют волосы на голове и всех прочих местах вставать дыбом, потому что полное отсутствие совести и морали и абсолютный паразитизм с уничтожением одной из самых важных вещей в доноре - ощущения собственной ценности - это пиздец, и другого слова я не подберу при всём желании.
Да, в конце книга делает именно то, от чего Таня так или иначе предохраняет: она, обжегшись на молоке, дует на воду. Те вещи, которые Таня предлагает предпринимать для предохранения себя от возможного контакта с перверзником, местами действительно ту мач. Но, с другой стороны, я могу понять, что печальный опыт заставляет её поступать именно так, а потому не докапываюсь и не осуждаю. Тем более, что всё остальное, о чём она пишет, полезно.
Мы стали забывать, что психологическое насилие - это тоже насилие. Это страусиная политика. Пора вспоминать, как бы неприятно это ни было.
20. Шодерло де Лакло "Опасные связи"
+100500
Давно собиралась прочесть целиком, наконец, а не кусками. И вот после "Бойся, я с тобой" окончательно определилась с тем, что надо.
Великолепный, велеречивый роман. Потрясающее удовольствие испытываешь от одного только текста, от того, как по-разному прописаны письма разных персонажей. Пыл Дансени, простодушие Сесили, изящный яд маркизы - всё это оставляет с плотным ощущением того, что перед тобой действительно не один и тот же автор. Как по-разному ведут себя де Мертей и Вальмон в переписке друг с другом и с посторонними - тоже фантастика. И всё же... Самое гнетущее ощущение у меня вызывает тот факт, что вещи, описанные в "Опасных связях", всегда будут иметь место в человеческом обществе. Всегда будут Вальмоны и Мертей, открывшие счёт победам над другими людьми и соревнующиеся в том, кто и сколько чужих судеб поломал. Я не умею играть в такие игры, и противостоять им, к сожалению, тоже не умею, поэтому очень часто по ходу книги испытывала иррациональный ужас, просто понимая, что будь я участницей подобных событий в реальной жизни, моя роль была бы пассивной.
На самом деле, "Опасные связи" стоит читать хотя бы ради фееричнейшего, революционного персонажа маркизы де Мертей. Женщина, которая в мужском мире играет по мужским правилам и выигрывает, не может не восхищать. Да, меня пугает вся мразотность её мировоззрения, её потребительского отношения ко всему и ко всем, но гений её острого ума просто феноменален. Она гораздо умнее и дальновиднее, чем Вальмон. И это страшно, потому что она вся - один сплошной механизм по перемалыванию ближних своих, который будет делать это с улыбкой и без сожаления. Её ум направлен в русло, которому трудно противостоять. Но, впрочем, в отношении маркизы на помощь снова приходит Тупольски с его "нечего своим задолбанным прошлым объяснять своё задолбанное настоящее". В какой-то степени, по крайней мере.
Секс, измены, аборт. Ничего не названо прямым текстом, но всё предельно очевидно. И то, что становится крахом маленькой вселенной одного человека, для другого выступает просто разменной монетой. Просто ещё одним мячом в корзину побед. Но перебрасывались этим мячом два человека, а вот срикошетило ещё как минимум в шестерых. Мне очень тяжело от этого, потому что покаранное зло в итоге не может быть равноценным тем страданиям, которые испытало добро. И последнее письмо раздражающей своей недальновидностью госпожи де Воланж, которая недоумевает, неужели есть на свете матери, способные прохлопать перед своим носом беду, происходящую со своим ребёнком, это подчёркивает ещё сильнее.
У меня внутри очень большая буря в стакане, и я, наверное, ещё напишу об этом, если хорошо обдумаю.
1. Нил Гейман "Фантастические создания"1. Нил Гейман "Фантастические создания"
+100500Всякий раз, когда мне в руки попадает книга, оставляющая меня в восторге, у меня возникают трудности с составлением каких-либо характеристик, потому что моя пристрастность и субъективность не оставляют мне ни единого шанса.
Это не сборник, а чистейшее наслаждение, отпечатанное в типографии и завёрнутое в обложку. Там чудеса, там бродят если не лешие, то вервольфы, там девочки становятся гамадриадами и умеют говорить со змеями, а мальчики становятся по-настоящему достойными принцами. Само собой, какие-то рассказы понравились мне больше, какие-то меньше, но крайней мере 9 из этих 16 историй сразили меня так, что я пищала от восторга на каждой строчке. "Призматика", "Осы-картографы и пчёлы-анархисты", "Улыбка на лице", "Порочная Озиома", "Какадукан", "Проходите, леди Смерть", "Настоящий вервольф", "Мантикора, русалка и я" и "Грифон и Младший Каноник" - то, что меня пробрало. Эмоционально, художественно, всеобъемлюще пробрало.
Этот сборник - гимн фантазии и влюблённости в мифы и сказки; своеобразный гимн, который звучит очень по-разному: где-то так мрачно, что сердце сжимает чья-то холодная рука, где-то, напротив, конфетно, тепло и по-доброму, а где-то перед тобой раскрывается такая талантливая мешанина этих крайностей, что диву даёшься. Я преклоняюсь перед всем талантливым, а волшебник Нил Гейман собрал в этом сборнике 16 людей, ни про одного из которых нельзя сказать, что природа одарила его недостаточно.
Я бы и рада сказать больше, но не могу, потому что мне уже хочется перечитать "Фантастических созданий", чтобы снова окунуться в эту чудесную вселенную, сотканную из 16 таких разных, но таких похожих кусочков. Потрясающе.
2. Кейт ДиКамилло "Удивительное путешествие кролика Эдварда"2. Кейт ДиКамилло "Удивительное путешествие кролика Эдварда"
+100500Я переосмыслила своё предположение насчёт того, что и через -дцать лет эта история продолжит ломать меня на части, и поняла, что не ошиблась.
Я дважды смотрела спектакль и один раз прочла книгу. Я не в силах возвращаться к этому сюжету в ближайшие месяцы, потому что на полном серьёзе начинаю задыхаться от слёз от одних только воспоминаний о. Ни одна из книг Кейт ДиКамилло не делала мне так больно. Потому что ни в одной из книг Кейт ДиКамилло больше нет девочки Абилин, которая любила кролика, старушки Нелли, которая любила кролика, девочки Сары-Рут, ради которой кролик был готов танцевать, и мальчика Брайса, который так любил кролика, что отказался от него, лишь бы тот смог жить.
"Удивительное путешествие кролика Эдварда" - очень светлое. Но в нём столько неизъяснимой печали, что она обязательно прорывается слезами. Кто-то скажет, что детям рано знать о потерях, и у него будет своя собственная правда; я скажу, что именно такие вещи учат ребёнка быть человеком, а не фарфоровым кроликом, который любил только себя.
Любить больно, а не любить - страшно. Вот и вся простая истина, от которой не раз и не два сердце в груди описывает мёртвую петлю. Любить больно, но только такая жизнь настоящая.
3. Оливер Сакс "Антрополог на Марсе"3. Оливер Сакс "Антрополог на Марсе"
Тут в очередной раз надо сказать "спасибо, Жуля!", потому что летом Жуля открыла для меня Оливера Сакса, а я втянулась.
Несмотря на то, что "Антрополог на Марсе" понравился мне несколько меньше, чем "Человек, который принял жену за шляпу", его крутизна лежит в гораздо более основательном и подробном освещении каждой из выбранных историй. Их тут всего семь, причём все они по-своему связаны; у меня сложилось впечатление, что где-то в этих областях и лежат научные интересы мистера Сакса: нарушения зрения, аутизм, синдром Туретта. История про успешно практикующего хирурга, больного синдромом Туретта, вообще потрясла меня глубочайшим образом, потому что я бы ни за что не поверила в то, что это возможно. Но - пути как природы, так и человека неисповедимы в каждом отдельно взятом конкретном случае.
Мы функционируем гораздо сложнее, чем это можно себе представить. Человеческий мозг всегда будет маленькой Вселенной, которую нельзя постигнуть до конца. Но Оливер Сакс приоткрывает эти тайны - и, повторюсь, когда ты имеешь даже минимальное представление о том, чем начинён твой череп, читать становится вдвойне интересно.
4. Джон Стейнбек "О мышах и людях"4. Джон Стейнбек "О мышах и людях"
+100500Наверное, каждая книга должна случиться с человеком в определённый момент, и для "О мышах и людях" этот момент настал. Прекрасная, полынно-горькая, при всей своей простоте - совершенно кинематографичная история; сейчас я, кажется, понимаю, откуда растут ноги у "Человека-подушки" и почему она делает мне так хорошо и так больно. Эта повесть - образец того, как мастерски можно обращаться со словом, как живо и естественно перебрасывать его из одной ладони в другую. Я не думаю, что такое умение можно наработать - оно идёт только изнутри.
О мышах и людях. О лжи во спасение и крушении надежд. О бедности - телесной, духовной, материальной. Как можно было на одной сотне страниц рассказать обо всём этом так полно, хотя и не с прямолинейностью несущегося в лоб поезда (как в "Гроздьях гнева")? Загадка, загадка великая и страшная - настолько, насколько велика и страшна эта человеческая драма, переживаемая хорошим парнем Джорджем Милтоном.
У мечты - кроличий мех, я теперь точно это знаю.
5. Джон Стейнбек "Гроздья гнева"5. Джон Стейнбек "Гроздья гнева"
+100500Официально нарекаю 2016 год годом Джона Стейнбека, ибо.
Я дочитала "Гроздья гнева" вчера в ночи и полчаса сидела на диване, беззвучно воя в кота, потому что этот роман вывернул меня наизнанку. Он сделал это неоднократно, но последние страницы - я слегка забегу вперёд - разбили меня вдребезги окончательно. Потому что когда люди, у которых нет вообще ничего, наступают на горло собственной трагедии во имя чужой, и делают это так, и Роза Сарона, наконец, поступает по-взрослому с такой нечеловеческой зрелостью - это до того страшно, что не передать никакими словами. И становится стыдно за свою сытую жизнь, в которой мы иногда отталкиваем тех, кто рядом, а уж о тех, кто нам незнаком, говорить не приходится вовсе.
Это одна из самых пронзительных книг не просто за какой-то период, но и за всю мою недолгую жизнь, и говоря об этом, я говорю о Литературе с большой буквы Л, о Литературе, которая не просто рассказывает историю, но и выводит тебя к свету через днище мучительнейшей депрессии. Тебя, но не героев. Великая, ужасная, прекрасная книга, страницы которой пышут в лицо пылью и жаром и где надежда похожа на хрупкого новорожденного ребёночка, которому, как бы ни старалась его семья, не пережить это иссушающее путешествие в поисках лучшей жизни. Здесь всё рушится медленно, постепенно - как осыпаются с деревьев осенние листья. А ты, как и всегда, завёрнут в кокон своего читательского бессилия, но эмпатия ко всему происходящему - лучшее, что ты можешь дать. И каким бы растерзанным ни осталось твоё сердце после того, как последняя страница будет перевёрнута, ты что-то поймёшь и чему-то научишься, и сердце любой степени чёрствости обязательно размякнет. Может быть, не до конца, но всё же.
Я думаю, что "Гроздья гнева" из тех романов, которым вообще не нужны экранизации, настолько он самодостаточен. Кинематограф способен передать историю семьи Джоудов, но не способен озвучить те мысли, которыми перемежаются главы Джоудов - о людях, у которых нет имён, о злых мужчинах и уставших женщинах, о горечи в глазах, о песнях и танцах посреди разрушающегося мира, о тех, кто умирает, когда их отрывают от родной земли, и о самой земле, которой не дают кормить своих детей. Эти полные безмолвного тихого гнева абзацы - пожалуй, лучшее, что есть в этом романе, который великолепен сам по себе, от и до, во всём остальном.
Простая формула: homo homini lumen est. Даже если тебе возразят и скажут, что вместо lumen здесь должен быть lupus. Даже если несправедливость (не только в романе, но и в мире вокруг тебя прямо сейчас) кричит тебе об обратном. Там, внутри, в самой сердцевине - свет людей, которые хотят помогать друг другу и отдавать не просто последнее, но и то, что далеко за чертой.
Я не знаю, что ещё сказать. Я в глубочайшем потрясении.
6. Кейт ДиКамилло "Флора и Одиссей"6. Кейт ДиКамилло "Флора и Одиссей"
Я не хочу сказать, что книга плоха - Кейт ДиКамилло не пишет плохих книг. Просто меня она тронула меньше, чем "Спасибо Уинн-Дикси" или "Приключения Десперо", и это уже не говоря об "Удивительном путешествии кролика Эдварда".
Я поймала себя на мысли о том, что в случае с её сказками всегда находится момент, когда ты чувствуешь, как твоё сердце сжимает холодная-холодная рука. Книги, ориентированные на детскую аудиторию, по идее, не должны вызывать таких чувств, но с ней всё выходит именно таким образом - что-то страшное, недетское, из сферы человеческих взаимоотношений и того зла, что мы ежедневно причиняем друг другу, выходит наружу, и ты сталкиваешься с врагом лицом к лицу. Сталкиваешься, чтобы победить, потому что в конце всё, конечно, будет хорошо, но дорога к этому счастью, нет, к этой гармонии, будет нелёгкой.
"Флора и Одиссей" аккуратно рассказывает о цинизме и непонимании между детьми и родителями - внимательно смотрю на недавний "Кот стыда", потому что ноты сердца тут практически одни и те же. И, само собой, говорит о любви - не той, романтической, хотя и её детский призрак здесь тоже промелькнёт, но о любви родителя к ребёнку, ребёнка к родителю, девочки к бельчонку, бельчонка к девочке... линии можно выводить очень долго, но в итоге они все сплетутся в шерстяной клубок всеобщей любви. И это чудесно.
Ты моя вселенная
она расширяется
всегда
7. Нил Гейман "Никогде"7. Нил Гейман "Никогде"
Очень сильно чувствуется, что это одно из первых произведений Геймана. "Никогде" - книга хотя и атмосферная, но рваная (впрочем, рассказываемая история к этому по-своему обязывает), неровная. По ней можно смотреть, как автор набивает руку - серьёзно, в некоторых местах явно видно. А ещё она оставила меня с чётким ощущением квеста: не очень понятно, зачем, только к концу понятно, почему - и большую часть книги герои путешествуют в поисках различных артефактов, преодолевая одну опасность за другой и выполняя задания в обмен на разнообразные ништяки. Как... как в "Скайрим" поиграла, пока читала, не знаю.
Всё, о чём я говорю, отнюдь не плохо, и я по-прежнему люблю Геймана и то, что он делает. Просто на фоне его более поздних работ "Никогде" очевидно светит приличным количеством недостатков. Но и сильных сторон у книги тоже много: мрачное удовольствие, с которым Гейман выписывает мистера Вандемара и мистера Крупа, галлюциногенная атмосфера Нижнего Лондона... автор любит этот канализационный мир. А когда его любит автор, читателям не остаётся ничего иного, кроме как полюбить его тоже. Я так и сделала. Своеобразной, впрочем, любовью.
8. Эрик Фрэнк Рассел "И не осталось никого"8. Эрик Фрэнк Рассел "И не осталось никого"
Прелестная, прелестная, прелестная утопия! Изящный щелчок по носу капитализму, милитаризму, авторитаризму: действительно смешная сатира - возможно, одна из лучших, попадавшихся мне на глаза. Конечно, формат повести не даёт возможности более полно расписать нюансы функционирования того общества, портрет которого рисует Рассел (вот что, к примеру, оно делает с людьми, которые не могут оказывать ответные услуги - одинокими инвалидами, например?), но и то, что (и как) он успел нарисовать, меня порадовало. Утопия на то и утопия, что она недостижима, однако образ мира, функционирующего на доверии и чётком понимании границ свободы как личной, так и чужой, оставляет с весьма тёплым чувством. Впрочем, я могла бы сейчас начать придираться: а что ганды будут делать, если вместо землян прилетит кто-то более воинственный? Как у них живут люди творческих профессий и вообще профессий, не приносящих немедленной материальной пользы? Тут, на самом деле, вопросов куда больше, чем ответов, да и сомнений тоже, особенно после прочтения, когда начинаешь ещё раз прокручивать в голове и анализировать. Но мне не хочется критиковать "И не осталось никого", по крайней мере, сейчас. Потому что это действительно чудесная повесть.
9. Герман Гессе "Степной волк"9. Герман Гессе "Степной волк"
+100500Я не хочу знать, какой ад творился в голове Германа Гессе, когда он писал этот роман.
Мне очень трудно говорить о "Степном волке" что-то связное в силу очень многих причин. Для меня эта книга - гимн идее о том, что человек сложнее, чем мы привыкли считать, и ода принятию себя самого. Несмотря на местами почти кафкианскую безысходность и мистификацию прямо по Фаулзу (с поправкой на то, что Фаулз творил позже), постулируемая идея весьма проста: попытка убежать от себя превращает жизнь в существование, а существование - в ад. Свою природу нужно встречать лицом к лицу и принимать её такой, какова она есть. Тут, правда, следует оговориться: я поддерживаю принятие внутренней свободы до того момента, пока свобода одного не пересекает границу второго. Иными словами, если моя правда в том, чтобы выпасть из общества и жить с этим, то всё правильно, этой правде нужно пойти навстречу; если моя правда в том, чтобы быть маньяком и наслаждаться этим, то я - социопат, и мне нужна помощь.
Но я отвлеклась от темы. В "Степном волке" очень много сумасшедшего, и теперь я понимаю, что сделало эту книгу по-своему культовой, а также догадываюсь, откуда вышла "Научи меня умирать" Мацуо Монро. В Вик очень много от Гермины, а прямолинейная цитата про "научи меня жить и научи меня умирать" всплывает ещё в первой половине романа. Но при этом текст красив, строен, умён, а переживания Гарри вполне можно соотнести с какими-то моментами из собственной жизни. Гессе не ставил перед собой цели оправдать или оклеветать своего героя, его Гарри - это проекция его самого, и весь "Степной волк" - сплошное выковыривание гноя из ментальной раны посредством сложения букв в слова, а слов - в предложения. Удивительно то, что временами понимаешь: вот эта ранка могла быть твоей, и вот эта тоже, а вот та - и вовсе стопроцентно в яблочко. Откуда этот терапевтический эффект у, в общем-то, потока сознания, я не знаю, но это работает.
Надо жить, надо слушать себя, надо разложить себя на многие тысячи составляющих и собрать заново. Это не страшно. Это и есть правда о нас самих. Не нужно лишь упрощать себя, исключая куски своей личности; именно это превращает человека, свободного и прекрасного, в набор пикселей с изломанными чертами - и только.
10. Джон Максвелл Кутзее "Детство Иисуса"10. Джон Максвелл Кутзее "Детство Иисуса"
У меня есть ощущение, что если я перечитаю эту книгу лет эдак через -дцать, моё мнение о ней изменится кардинальным образом, но пока...
Я, конечно, была предупреждена ещё обложкой, на которой красовалась цитата самого Кутзее, говорящая о том, что он не пытается донести какие-то идеи, а просто ищет свободы. В итоге свободы в "Детстве Иисуса" оказалось даже слишком много.
Эта книга - как туман над портом. Такая же серая, неуловимая, пахнущая водой, выскальзывающая из пальцев, утекающая из мыслей. Она обо всём и ни о чём разом, и при всей последовательности событий, которые она описывает, она умудряется оставаться набором деталек от конструктора, которые не желают собираться воедино. Потому что автор тебя никуда не ведёт, и по предоставленным им тропкам ты, как слепой котёнок, куда-то тычешься - и чаще наугад.
Читательская свобода "Детства Иисуса" - в том, что ты, по мере прочтения, волен трактовать каждый эпизод как тебе угодно. Можешь искать библейские аллюзии или ковыряться в творчестве Эриха Фромма, можешь вспомнить легенды о Молохе, все известные тебе утопии и антиутопии или Ремарка (не знаю, откуда эта ассоциация, если нет ни кальвадоса, ни войны, ни солдат, ни проституток, но почему-то...) или, если захочешь, очевидно задуматься над ныне остро стоящим вопросом беженцев. Все карты в твоих руках. Это история, у которой, по сути, нет ни начала, ни конца, которая, в лучших традициях фаулзовского "Волхва", не будет тебе объяснять мотивы происходящего в ней, которая просто вырвана из течения жизни и почти готова признаться, что в ней нет ничего реального. Она - на грани реальности и сна. Это не про мальчика, который искал маму, и не про конфликт семьи и государства, и не про Иисуса, и не про человека, который пытался сделать лучше тот серый мир, в котором оказался, и не про служение другому существу в ущерб себе; это про всё сразу, полотно как-то связанных друг с другом серых штрихов, в которых никаких не пятьдесят оттенков, а миллионы, миллиарды полутонов.
Это очень странное чувство - несколько дней с книгой, написанной нобелевским лауреатом, человеком куда более мудрым, чем ты когда-либо сможешь стать, от которой ты ждёшь не то чтобы прозрения, но пищи для размышления. И ты её вроде бы получаешь, но настолько размытую, странную, мрачно-ироничную, что становится как-то тяжко. Такие дела.
11. Тимур Кибиров "Лада, или Радость11. Тимур Кибиров "Лада, или Радость"
+100500Господи, давно, давно я не получала столько наслаждения от того, как книга написана. Искренность и прямодушие, окружённые изящнейшей иронией, мудростью, честностью, хорошим вкусом и категоричной образованностью, начисто лишённой снобизма (редкий случай!) - всё это талантливая "Лада", одно сплошное предвкушение и прославление добра. Справедливости ради, порой "Лада" говорит о сложных и неприятных вещах, но делает это горько и безыскусно, с каким-то ощущением максимализма без излишней патетики.
Тимур Кибиров в своей первой и, надеюсь, не последней прозе играет с читателями в ту же увлекательную игру, что и Джон Фаулз в "Любовнице французского лейтенанта": он прямым текстом говорит о том, что персонажи его выдуманы, придумывает им сюжет, продиктованный духом времени и законами жанра, и любовно передвигает эти фигурки по букве текста. Но они выходят удивительно живыми, эти фигурки: смешно поёт матерные частушки непросыхающий Жорик, иронизирует злоязыкая Сапрыкина, трогательно прихрамывает добросердечная Александра Егоровна - и, наконец, задорно лает носящаяся по деревне Ладка, лезущая к Барсику с ненужными нежностями. Описание их быта погружает в какое-то безбрежное умиление даже несмотря на то, что гибнущая деревня немым призраком стоит за каждым из героев: от него никуда не деться, но деревня всё ещё пахнет деревом, в ней всё ещё светит солнце, прогревающее лавочки во дворах, и падает снег, удивительно преображающий всё вокруг, и есть место простому, человеческому, тёплому - а значит, ей (в ней) стоит жить.
Я ничего не знаю о старушках и козах, честно пишет Кибиров, и в этом нет кокетства, зато есть мечтательный флёр, доброта и любовь. Грешно предаваться унынию, когда у тебя на месте голова, руки и ноги, когда есть пушистое и преданное тебе существо, когда в погребе есть запасы, на огороде - яблони, а между соседями - отношения если и не хорошие, то нейтральные. Грешно предаваться унынию, как бы тяжелы ни были воспоминания о прошлом, сколько бы боли ты ни испытал; полюби сейчас кого-нибудь, хоть эту смешную собачонку, и удивишься, до чего станешь богат. Мне кажется, "Лада" именно об этом: о любви, рождающей радость, любви неидеальных людей и неидеальных зверей. Потому что это чувство способно даже Малые Колдуны превратить в филиал Эдема.
"Лада, или Радость", впрочем, выполняет ещё одну функцию: эта небольшая книга может служить прекрасным филологическим и литературным исследованием. Кибиров ловко, между строк отправляет читателя в экскурс как по классической поэзии, так и по новой и новейшей, и это не выглядит так, будто он стремится похвалиться своим знанием. Он искренне хочет донести, хочет, чтобы читатель пошёл и спросил у Гугла какую-то новую фамилию, и узнал жизнеописание, и влюбился в некий новый стих. И это тоже можно смело назвать чудом - маленьким, но всё же.
12. Фёдор Достоевский "Записки из Мёртвого дома"12. Фёдор Достоевский "Записки из Мёртвого дома"
Такая необыкновенно неторопливая книга... кто-то скажет, что однообразная и вялотекущая, но я бы с этим определением не согласилась: острожный быт описан полно, разносторонне и с необыкновенной гаммой эмоций. Тут и тоска по свободе, и тихий восторг от удивительных людей, с которыми героя сводит судьба, и неизменные размышления о добре и зле. Словом, классический Достоевский, очищенный от условностей действия и какого-никакого экшна.
Пожалуй, больше всего меня задела не по-своему несправедливая условность жизни заключённых, а описание острожного общества. Мне кажется, что "Записки из Мёртвого дома" безукоризненно доказывают одну простую вещь: социум невозможен без иерархии. И как бы мы ни доказывали обратное, мы всё равно подчиняемся стратификации - уже на каком-то, пожалуй, генетическом уровне. Всегда есть те, кто продают, те, кто продаются, и те, кто покупает; есть те, кто рад прислуживать, и те, кто принимает служение. Что характерно, здесь это не носит принудительный характер - напротив, сугубо добровольный. И вот это меня поразило.
13. Джон Стейнбек "Русский дневник"13. Джон Стейнбек "Русский дневник"
+100500Бесконечно чудесная книга. Нет, серьёзно. Здесь нет никакой клюквы и минимум политики, она начисто лишена оценочных суждений и просто пытается показать жизнь другой страны глазами людей, впервые в ней оказавшихся. У Стейнбека вообще, на мой взгляд, сумасшедшая эмпатия в отношении восприятия других людей: то тут, то там меткие замечания. О городах, людях, образе жизни, образе мышления, наконец. Тем более ценно, что писал он о такой стране как СССР.
Если какой-нибудь народ и может из надежды извлекать энергию, то это именно русский народ...
Открывая и боязливо перелистывая страницу за страницей, невольно ожидаешь поджатых губ и критики разной степени обоснованности, но Стейнбек и его наперсник Роберт Капа поставили перед собой цель объективности. Только фото (теперь надо бы их найти). Только наблюдения. Никакой аналитики. Поэтому страниц через тридцать ты расслабляешься и принимаешься следить только за тем, как иностранцы воспринимали страну, которой больше нет. Это удивительно и забавно, и иронично, и по-своему трогательно, и удивительно точно. С особенным чувством Стейнбек писал, конечно, об украинских колхозах, и это неудивительно: в конце концов, он южанин, а у южан, с их страстностью и привязанностью к родной земле, со славянами куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд.
Проблема "Русского дневника" в том, что его нужно читать и воспринимать именно целиком, однако специфика тех вещей, о которых писал Стейнбек, побуждает людей разных политических взглядов выдёргивать предложения из контекста. Примерно половину книги можно успешно трактовать как просоветскую, другую половину - как проамериканскую; в своей безусловной прозорливости Стейнбек сам написал об этом. А это последняя вещь, которую следует делать с этой книгой. Её нужно читать, пропускать через себя, удивляться тому, какие мы все разные и притом одинаковые, смеяться и горевать (а ведь найдётся, над чем)... но её ни в коем случае не следует раздирать на куски и использовать в политических целях. Стейнбек и Капа хотели правды, а не её перверсии.
Категорически рекомендую.
14. Роберт Рождественский. Стихи14. Роберт Рождественский. Стихи
+100500Я, пожалуй, только в сознательном возрасте по-настоящему поняла, кто из поэтов-шестидесятников по-настоящему мой. Это Роберт Иванович. Человек, чьи стихи лесенкой оказались неразрывно связанными с музыкой. Человек, каждая строфа которого в своей точности и хлёсткости бьёт как пощёчина, пробираясь в самое нутро и даже, кажется, куда-то глубже. Человек, который слишком поздно начал выплёскивать в стихах свою внутреннюю боль, коей у него оказалось много. Человек, который безошибочно чувствовал эпоху.
У него если нежность - то оглушительная, если боль - то такая, что ломает суставы, если страсть - то непременно яростная, лихая. У него все до крайней степени, но не чрезмерно, без ненужной патетики и драматизации ради драматизации. Я вряд ли отдавала себе отчёт до последних нескольких лет, но в стихах я всю жизнь искала именно это. Чтобы наотмашь. Чтобы сотрясало. Чтобы по-настоящему.
Этот сборник буквально свалился мне в руки через два дня после Ночи поэзии - я шла по "Книгам России" и наткнулась на него. И не смогла оставить его на полке. И потом несколько вечеров подряд вскрывала внутренние гнойники, рыдая над каждым первым стихотворением - потому что откуда, откуда он знал, что девочка из Медведково в далёком 2016 году будет чувствовать вот это вот всё? Как у него получилось объяснить то, что я сама себе не могла объяснить, как негативное, так и позитивное?
Великий, прекрасный человек. Люди окружали его любовью, но сам он - своими стихами, своей дружбой, и волшебные тексты, которые писали о нём его друзья, тому лучшее подтверждение - отдавал в мир так много, что должен был иссохнуть. Но этого не случилось. И теперь у мира, у меня, есть стихи, которые настолько хороши, что от этого больно.
15. Михаил Веллер "Легенды Невского проспекта"15. Михаил Веллер "Легенды Невского проспекта"
Вот вроде и чувствуется, что лавры Сергея Довлатова покоя Михаилу Веллеру не дают, а вроде - нет, что-то самобытное проскакивает. На самом деле, от прочтения получила колоссальное удовольствие: эти весёлые и чуточку грустные легенды, гуляющие по ныне живущим семьям в различном изложении, но с одной сутью - прекрасное чтение. Это, с одной стороны, гимн человеческой изобретательности; с другой - радостное недоумение по поводу многих вещей, имевших место в Советском Союзе. Думаю, люди, заставшие СССР, должны испытывать особенно полную гамму чувств от описания постройки завода под Ленинградом, подготовки крейсера к параду и особенно - от нечаянного пересечения советско-финской границы со всеми вытекающими.
В очередной раз убеждаюсь, что ирония - не только единственное оружие беззащитных, но ещё и подчас единственный способ рассказать о серьёзном, не скатываясь в пафос. И хотя местами веллеровская ирония становится чуть ли не тоскливой, прекрасно сознавая абсурд того, что она высмеивает, она всё равно здорово передаёт дух эпохи. И, как мне кажется, со второй половиной двадцатого века по-другому нельзя.
С одним я не согласна: с эпилогом на тему того, почему не будут написаны "Легенды Невского проспекта" двадцать первого века. Михаил Иосифович как-то... обнуляет, что ли, саму идею того, что в нынешнем столетии тоже существуют незаурядные личности. В чём-то он прав: по сравнению с заголовками сегодняшних газет и кричащими фразами телепередач очень многие истории, вызывавшие восторг на фоне равномерного союзного быта, просто милы - и не более. Сегодня происходит куда больше из ряда вон выходящего, чем раньше, и мы привыкли к этому настолько, что нас уже трудно чем-то удивить. Но я не верю в то, что у нашего поколения отсутствуют выдающиеся персоналии и легенды, достойные нового сборника.
Впрочем, дело не только в этом. Сейчас вокруг нас слишком много криминала, который вызывает только усталость и злость. И новые "Легенды Невского проспекта" появятся не раньше, чем уменьшится его количество.
16. Людмила Улицкая "Пиковая дама"16. Людмила Улицкая "Пиковая дама"
Ссылка на сборный пост
17. Кадзуо Исигуро "Погребённый великан"17. Кадзуо Исигуро "Погребённый великан"
Гипнотически прекрасный и необъяснимо грустный роман.
Любовь с книгой с первых строк случается у меня довольно часто, и "Погребённый великан" не стал исключением. Сначала его читаешь как идеальную неторопливую литературную бродилку: герои решили отправиться в путешествие, встретились с другими персонажами, те посоветовали им сходить к третьим... роман несёт тебя, как спокойная прохладная река. Ты лениво следишь за поворотами, отдавшись на её волю и веря, что с тобой ничего не случится. Чувство того, что что-то идёт не так, просачивается в тебя постепенно, понемногу - такими маленькими порциями, что их трудно заметить. И вот ты уже идёшь на дно.
Виртуозно перемешав фольклор, британский эпос о короле Артуре, войны бриттов с саксами и мифологию, Кадзуо Исигуро сделал мне очень больно (как вы знаете, я люблю, когда искусство поступает со мной именно так). Потому что его книга - путеводитель по любви, забвению и одиночеству. Погребённый великан - это не просто могила мифического существа, одного из многих, с которыми средневековое население Британских островов живёт бок о бок. Это все наши воспоминания. И Кадзуо Исигуро справедливо задаётся вопросом: может быть, их лучше вообще не извлекать наружу?
Вопрос памяти волнует меня очень давно; один из моих самых страшных страхов - это Альцгеймер, и я, наверное, стесняюсь себе признаться в том, что собираю магниты и билетики с разных культурных событий, а также пишу о многих вещах просто для того, чтобы помнить. Чтобы у меня было подтверждение того, что со мной что-то случалось. Я очень боюсь однажды проснуться и понять, что память исчезает. А в мире "Погребённого великана" царит хмарь, заставляющая забывать то, что происходило с тобой час назад, стирающая личность как ластиком. Люди помнят только то, с чем ежедневно сталкиваются. И тех, с кем ежедневно сталкиваются. У них нет памяти о прошлом, а значит, нет великих радостей ушедших лет. Но и боли от предательств, огорчений и потерь тоже нет. Мы все, наверное, хотели бы помнить только хорошее, но закон жизни таков, что либо мы помним всё, либо ничего. Третьего не существует. Вот Кадзуо Исигуро и препарирует страх перед своими воспоминаниями и желание вернуть их; даёт ли он однозначный ответ на этот вопрос? Ну, как посмотреть.
До этого момента у Исигуро я читала только "Не отпускай меня", и здесь - та же грусть, то же поклонение судьбе в самом конце и та же наивная надежда быть вместе с любимым человеком. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть в местных лодочниках Харонов, а в островах - загробный мир, куда отправляются старики. Исигуро проповедует печальную мысль о том, что в смерти и после неё мы все будем одиноки, но, как и в случае с "Не отпускай меня", даёт соломинку надежды: те пары, которые искренне любят друг друга, могут переплыть бухту вместе. Спойлер.И, как и в случае с "Не отпускай меня", эта соломинка оказывается ложной. И это больно. А проверка лодочников на искренность чувств - проверка воспоминаний. И это больно ещё раз.
Мне многих вещей не хватило в "Погребённом великане" с точки зрения повествования: например, слишком резко обрывается история Эдвина, главный спойлер про мать которого угадывается уже в середине книги (что не мешает задуматься на тему того, каким образом он вообще появился на свет), и дано слишком мало прошлого Акселя, отчего всё происходящее с ним в настоящем выглядит так, будто автор это прописывал для собственного удобства. Но в одном обложка книги мне, несомненно, не солгала: я нескоро забуду этот роман о том, как все мы, в сущности, космически, беспредельно одиноки. Я ещё долго буду думать о нём, лелеять отсылки и ту рану, которую он разбередил.
18. Уильям Фолкнер "Когда я умирала"18. Уильям Фолкнер "Когда я умирала"
Фолкнер - очень неудобный писатель. Это как раз тот случай, когда талант писателя ведёт его, и писатель служит своему таланту, выдавая новые книги, но не удовлетворяясь этим. И хотя каждую новую книгу Фолкнер называл своей неудачей, в последующих он всё равно никак и ничем не облегчал читателю жизнь. За его повествованием сложно следить, иногда где-то в районе черепа возникает мысль: ну что, неужели я совсем идиотка, неужели в этой книге все понимают, что к чему, кроме меня? Для Фолкнера это нормальное явление. Ты не дура. Просто его книги - поток. Через него надо либо пробираться, царапая себе ноги, уклоняясь от плывущих веток и брёвен, плюясь от попадающей в нос воды, либо не пробираться вовсе.
"Когда я умирала" всплыла на лекции "На Юге американской литературы", а потом всплыла второй раз на лекции Андрея Аствацатурова, и я поняла, что эту книгу всё-таки надо прочесть. Снова череда монологов. Снова большая южная семья. Снова драма, которая местами выворачивается каким-то горьким смехом. Но самое замечательное в "Когда я умирала" - это то, что у каждого героя есть собственный, абсолютно узнаваемый язык; часто бывает, что персонажи говорят в одной и той же манере, но Фолкнеру каким-то чудесным образом удалось каждому создать индивидуальность именно речи, мышления и восприятия происходящего. В том, как они говорят, в том, о чём они говорят, в безумии, которое поглощает то одного, то второго. И если "Когда я умирала" и стоит читать, то хотя бы ради этого.
Тяжёлая книга. Дискомфортная. С нелёгкой сумасшедшинкой. Но чем-то да цепляющая.
19. Таня Танк "Бойся, я с тобой"19. Таня Танк "Бойся, я с тобой"
Отличная книга про то, как распознать рядом с собой деструктивного мудака. Да, эмоциональная. Да, пристрастная. Могла ли автор написать её по-другому, не опираясь на свой собственный опыт? Нет, конечно.
Прочитав её, я поняла: мне повезло, в моей жизни мне не довелось близко сталкиваться с такими людьми. В моей бабушке есть похожие нотки, но это, к счастью, не то; а со школьной "подругой", которая была тем самым деструктивным персонажем, мне повезло разойтись классе в 7. Ну, как повезло: история была _очень_ некрасивая, но кто старое помянет, тому сами знаете. А вот истории женщин и мужчин, которые рассказывает Таня, реально заставляют волосы на голове и всех прочих местах вставать дыбом, потому что полное отсутствие совести и морали и абсолютный паразитизм с уничтожением одной из самых важных вещей в доноре - ощущения собственной ценности - это пиздец, и другого слова я не подберу при всём желании.
Да, в конце книга делает именно то, от чего Таня так или иначе предохраняет: она, обжегшись на молоке, дует на воду. Те вещи, которые Таня предлагает предпринимать для предохранения себя от возможного контакта с перверзником, местами действительно ту мач. Но, с другой стороны, я могу понять, что печальный опыт заставляет её поступать именно так, а потому не докапываюсь и не осуждаю. Тем более, что всё остальное, о чём она пишет, полезно.
Мы стали забывать, что психологическое насилие - это тоже насилие. Это страусиная политика. Пора вспоминать, как бы неприятно это ни было.
20. Шодерло де Лакло "Опасные связи"
+100500Давно собиралась прочесть целиком, наконец, а не кусками. И вот после "Бойся, я с тобой" окончательно определилась с тем, что надо.
Великолепный, велеречивый роман. Потрясающее удовольствие испытываешь от одного только текста, от того, как по-разному прописаны письма разных персонажей. Пыл Дансени, простодушие Сесили, изящный яд маркизы - всё это оставляет с плотным ощущением того, что перед тобой действительно не один и тот же автор. Как по-разному ведут себя де Мертей и Вальмон в переписке друг с другом и с посторонними - тоже фантастика. И всё же... Самое гнетущее ощущение у меня вызывает тот факт, что вещи, описанные в "Опасных связях", всегда будут иметь место в человеческом обществе. Всегда будут Вальмоны и Мертей, открывшие счёт победам над другими людьми и соревнующиеся в том, кто и сколько чужих судеб поломал. Я не умею играть в такие игры, и противостоять им, к сожалению, тоже не умею, поэтому очень часто по ходу книги испытывала иррациональный ужас, просто понимая, что будь я участницей подобных событий в реальной жизни, моя роль была бы пассивной.
На самом деле, "Опасные связи" стоит читать хотя бы ради фееричнейшего, революционного персонажа маркизы де Мертей. Женщина, которая в мужском мире играет по мужским правилам и выигрывает, не может не восхищать. Да, меня пугает вся мразотность её мировоззрения, её потребительского отношения ко всему и ко всем, но гений её острого ума просто феноменален. Она гораздо умнее и дальновиднее, чем Вальмон. И это страшно, потому что она вся - один сплошной механизм по перемалыванию ближних своих, который будет делать это с улыбкой и без сожаления. Её ум направлен в русло, которому трудно противостоять. Но, впрочем, в отношении маркизы на помощь снова приходит Тупольски с его "нечего своим задолбанным прошлым объяснять своё задолбанное настоящее". В какой-то степени, по крайней мере.
Секс, измены, аборт. Ничего не названо прямым текстом, но всё предельно очевидно. И то, что становится крахом маленькой вселенной одного человека, для другого выступает просто разменной монетой. Просто ещё одним мячом в корзину побед. Но перебрасывались этим мячом два человека, а вот срикошетило ещё как минимум в шестерых. Мне очень тяжело от этого, потому что покаранное зло в итоге не может быть равноценным тем страданиям, которые испытало добро. И последнее письмо раздражающей своей недальновидностью госпожи де Воланж, которая недоумевает, неужели есть на свете матери, способные прохлопать перед своим носом беду, происходящую со своим ребёнком, это подчёркивает ещё сильнее.
У меня внутри очень большая буря в стакане, и я, наверное, ещё напишу об этом, если хорошо обдумаю.
-
-
08.01.2016 в 00:57Это и есть истина. Золотые слова.
-
-
08.01.2016 в 21:16-
-
21.01.2016 в 23:24Как здорово и верно сказано!!
-
-
03.03.2016 в 08:03если ещё не, очень советую радио-адаптацию с Камбербетчем и Макэвоем. Так история смотрится лучше всего, хоть и создавалась изначально для ТВ.
-
-
03.03.2016 в 11:58-
-
21.03.2016 в 01:23-
-
22.03.2016 в 18:27У меня сейчас немножечко завал со временем на текущую неделю и на следующую, но к началу апреля я надеюсь всё разгрести и тогда встретиться)
-
-
22.03.2016 в 20:49-
-
22.03.2016 в 22:21-
-
21.07.2016 в 14:51О, спасибо за отзыв об этой книге, это определённо нужно прочесть!
-
-
21.07.2016 в 22:09