Жить ой. Но да.
Коллаборация, которая существует между Миндаугасом Карбаускисом и Марюсом Ивашкявичусом, сродни, например, той, что установилась между Дмитрием Волкостреловым и Павлом Пряжко: это когда автор и режиссёр не просто слышат друг друга, но понимают нюансы и детали без слов, интуитивно. "Изгнание" - пример из этой же серии. Это что-то большее, чем встреча талантливой пьесы и мощной режиссуры. Это искусство естественное как жизнь и одновременно слаженное как хорошо смазанный механизм.
"Изгнание" - чрезвычайно многослойная и яркая история о литовских мигрантах, ищущих новую жизнь в Лондоне. Уже на этой злободневной и сложной теме можно было бы остановиться, но, как это и должно быть с хорошим текстом, одними только миграционными вопросами ни Ивашкявичус, ни Карбаускис не ограничиваются. "Изгнание" - повесть о поиске себя, о том, что составляет смысл нашей жизни. О мести и стыде. Об осях, вокруг которых мы выстраиваем своё существование. О падении на дно, за которым должен последовать толчок, разворачивающий вектор движения с "вниз" на "вверх". О синусоидах, по которым мы движемся. О человеке и человеческом. Я перечислила уже такое множество всего, но не затронула, пожалуй, и половины; к тому же, не всё из этого озвучивается вербально, некоторым сценам, совершенно в духе Дэвида Линча, остаётся только визуальное объяснение. Но оборачивается это тем, что, выходя со спектакля, ты прислушиваешься к себе и слышишь кучу вопросов, которые хочется обсудить с собой и тем, кто находится рядом. А когда спектакль продолжается в тебе глубоко после того, как актёры покидают сцену, а зрители зал, это очень-очень добрый знак.
Итак, главный герой, наполовину русский, наполовину литовец Бен вместе с компанией таких же скитальцев, ожидающих в другой стране лучшей участи, отправляется в Лондон. Прибытие на туманный Альбион заканчивается тем, что ушлые водители оставляют группу без паспортов, и одиссея в поисках счастья превращается в попытку выжить. Жёсткую, жестокую, животную. Потому что большой город сожрёт тебя с потрохами, если ты сунешься в него без защиты, языка, денег и паспорта.
И Бен начинает выживать. Клянусь, я читала много лестных отзывов о Вячеславе Ковалёве в этой роли, но не представляла себе, насколько они правдивы, пока не увидела его игру своими глазами. У него невозможная, потрясающая, удивительная мимика. Без помощи гримёров он за считанные секунды меняет своё лицо, речь - и вот на сцене не стильный красавчик, а избитый бомж с заплывшими глазами и разбитой челюстью, с трудом произносящий слова и жалобно вцепляющийся в ноги любому, кто может избавить его от одиночества. Одиночество, кстати, это ещё одна из душещипательных тем, о которых без малого четыре часа вещают персонажи.
Вообще, конечно, "Изгнание" очень богато талантливыми и яркими героями: чего стоит один Иван Кокорин, лихо играющий лысого Вандала, или мой любимый кудряш Алексей Сергеев. Что касается героинь, то их в спектакле несколько, но играют их всего двое: Мигле исполняет Анастасия Дьячук, а всех остальных - Анастасия Мишина. Мне кажется, идея этого не столько в том, чтобы показать широкий эмоциональный диапазон Мишиной, которой одинаково хорошо удаётся и холёная дизайнер Каролина, и ледяная полицейская Лиз, и безбашенная сквоттерша Ольга, сколько в том, чтобы убедить зрителя: настоящим чувством Бена была и осталась Мигле. А караван других женщин, с которыми его столкнул этот город, разных и совсем непохожих друг на друга, для него в итоге обернулся одним и тем же лицом.
Но тема любви в "Изгнании" всё-таки не самая главная. Месть и прощение в условиях несправедливости мира - вот центральная высокая нота. Об этом рассказывает и взаимодействие Бена с Вандалом, и кровавая история Гарри, сломавшая Бена в начале спектакля. Прощение - это такая чудовищно сложная материя... может, это прозвучит наивно, но мне кажется, что до тех пор, пока мы способны на прощение, с нами не всё потеряно. Да, есть истории, где можно только дать по морде, развернуться и уйти. А есть те, где ты ставишь себя на место другого, видишь ситуацию его глазами, понимаешь, что им двигало - и прощаешь. И оказываешься на ступеньку выше. Последний диалог Бена с Гарри - как раз об этом. But before you come to any conclusions, try walking in my shoes, помните? Это поют Depeche Mode, тоже, кстати, британцы.
Вообще мне очень нравится идея о том, что спасением... нет, даже не спасением, а путеводной звездой для Бена становится не вера, а музыка. Это куда более тонкое решение, куда более точно соответствующее духу времени. При этом отношения Бена с Фредди (да, тем самым - вот он, светится на афише) демонстрируют, что "Изгнанию" хватает иронии не опускаться до односложной драмы, которая в данном контексте по степени назойливости была бы сродни чумазому цыганёнку, который клянчит монетку. Нет, и монологи Бена, прописанные Ивашкявичусом, и музыкальные вставки, прописанные Карбаускисом, свидетельствуют как раз о том, что здесь у всех сохранилось присутствие духа. Пока человек может смеяться, он остаётся человеком.
У Ивашкявичуса здесь развешано много злободневных ружей: и терроризм, и никаб, который на себя надевает одна из героинь, и вопрос о том, что делает нас человеком. В этом плане меня особенно задел диалог Бена с Эдди, произошедший в последнем действии. В какой момент мы чувствуем себя людьми? Когда с нами обращаются по-человечески - или когда падаем на самое дно, но остаёмся верны себе? У каждого, наверное, своя версия ответа, и сам Ивашкявичус, конечно, несколько пристрастен. Но винить его за это, я думаю, не следует.
Но главным вопросом остаётся вопрос о том, что же такое это заглавное изгнание. Добровольное изгнание Бена, в котором он натянул на лицо маску добропорядочного гражданина и постарался забыть о том ужасе, через который прошёл? Изгнание себя настоящего ради призрачного комфорта, в котором тебе чисто, сухо и тепло? Изгнание людей, которые тоскуют по родному языку, но которым слишком стыдно возвращаться с признанием, что они не добились того успеха, ради которого уезжали? Честно говоря, я до сих пор не пришла к единому выводу. Наверное, для меня "Изгнание" - в первую очередь изгнание из рая, из жизни, в которой у тебя всё было, а ты об этом не знал. Это, разумеется, не универсальный рецепт, подходящий всем местным героям и всем историям эмигрантов, которые знает наш мир. Но определённая интуитивная правда в такой мысли, как мне кажется, всё же есть.
Я не написала здесь и трети того, что хотела бы, но, дописав, понимаю, что люблю "Изгнание" ещё сильнее, чем в тот момент, когда спектакль завершился. Прекрасный, прекрасный спектакль.
"Изгнание" - чрезвычайно многослойная и яркая история о литовских мигрантах, ищущих новую жизнь в Лондоне. Уже на этой злободневной и сложной теме можно было бы остановиться, но, как это и должно быть с хорошим текстом, одними только миграционными вопросами ни Ивашкявичус, ни Карбаускис не ограничиваются. "Изгнание" - повесть о поиске себя, о том, что составляет смысл нашей жизни. О мести и стыде. Об осях, вокруг которых мы выстраиваем своё существование. О падении на дно, за которым должен последовать толчок, разворачивающий вектор движения с "вниз" на "вверх". О синусоидах, по которым мы движемся. О человеке и человеческом. Я перечислила уже такое множество всего, но не затронула, пожалуй, и половины; к тому же, не всё из этого озвучивается вербально, некоторым сценам, совершенно в духе Дэвида Линча, остаётся только визуальное объяснение. Но оборачивается это тем, что, выходя со спектакля, ты прислушиваешься к себе и слышишь кучу вопросов, которые хочется обсудить с собой и тем, кто находится рядом. А когда спектакль продолжается в тебе глубоко после того, как актёры покидают сцену, а зрители зал, это очень-очень добрый знак.
Итак, главный герой, наполовину русский, наполовину литовец Бен вместе с компанией таких же скитальцев, ожидающих в другой стране лучшей участи, отправляется в Лондон. Прибытие на туманный Альбион заканчивается тем, что ушлые водители оставляют группу без паспортов, и одиссея в поисках счастья превращается в попытку выжить. Жёсткую, жестокую, животную. Потому что большой город сожрёт тебя с потрохами, если ты сунешься в него без защиты, языка, денег и паспорта.
И Бен начинает выживать. Клянусь, я читала много лестных отзывов о Вячеславе Ковалёве в этой роли, но не представляла себе, насколько они правдивы, пока не увидела его игру своими глазами. У него невозможная, потрясающая, удивительная мимика. Без помощи гримёров он за считанные секунды меняет своё лицо, речь - и вот на сцене не стильный красавчик, а избитый бомж с заплывшими глазами и разбитой челюстью, с трудом произносящий слова и жалобно вцепляющийся в ноги любому, кто может избавить его от одиночества. Одиночество, кстати, это ещё одна из душещипательных тем, о которых без малого четыре часа вещают персонажи.
Вообще, конечно, "Изгнание" очень богато талантливыми и яркими героями: чего стоит один Иван Кокорин, лихо играющий лысого Вандала, или мой любимый кудряш Алексей Сергеев. Что касается героинь, то их в спектакле несколько, но играют их всего двое: Мигле исполняет Анастасия Дьячук, а всех остальных - Анастасия Мишина. Мне кажется, идея этого не столько в том, чтобы показать широкий эмоциональный диапазон Мишиной, которой одинаково хорошо удаётся и холёная дизайнер Каролина, и ледяная полицейская Лиз, и безбашенная сквоттерша Ольга, сколько в том, чтобы убедить зрителя: настоящим чувством Бена была и осталась Мигле. А караван других женщин, с которыми его столкнул этот город, разных и совсем непохожих друг на друга, для него в итоге обернулся одним и тем же лицом.
Но тема любви в "Изгнании" всё-таки не самая главная. Месть и прощение в условиях несправедливости мира - вот центральная высокая нота. Об этом рассказывает и взаимодействие Бена с Вандалом, и кровавая история Гарри, сломавшая Бена в начале спектакля. Прощение - это такая чудовищно сложная материя... может, это прозвучит наивно, но мне кажется, что до тех пор, пока мы способны на прощение, с нами не всё потеряно. Да, есть истории, где можно только дать по морде, развернуться и уйти. А есть те, где ты ставишь себя на место другого, видишь ситуацию его глазами, понимаешь, что им двигало - и прощаешь. И оказываешься на ступеньку выше. Последний диалог Бена с Гарри - как раз об этом. But before you come to any conclusions, try walking in my shoes, помните? Это поют Depeche Mode, тоже, кстати, британцы.
Вообще мне очень нравится идея о том, что спасением... нет, даже не спасением, а путеводной звездой для Бена становится не вера, а музыка. Это куда более тонкое решение, куда более точно соответствующее духу времени. При этом отношения Бена с Фредди (да, тем самым - вот он, светится на афише) демонстрируют, что "Изгнанию" хватает иронии не опускаться до односложной драмы, которая в данном контексте по степени назойливости была бы сродни чумазому цыганёнку, который клянчит монетку. Нет, и монологи Бена, прописанные Ивашкявичусом, и музыкальные вставки, прописанные Карбаускисом, свидетельствуют как раз о том, что здесь у всех сохранилось присутствие духа. Пока человек может смеяться, он остаётся человеком.
У Ивашкявичуса здесь развешано много злободневных ружей: и терроризм, и никаб, который на себя надевает одна из героинь, и вопрос о том, что делает нас человеком. В этом плане меня особенно задел диалог Бена с Эдди, произошедший в последнем действии. В какой момент мы чувствуем себя людьми? Когда с нами обращаются по-человечески - или когда падаем на самое дно, но остаёмся верны себе? У каждого, наверное, своя версия ответа, и сам Ивашкявичус, конечно, несколько пристрастен. Но винить его за это, я думаю, не следует.
Но главным вопросом остаётся вопрос о том, что же такое это заглавное изгнание. Добровольное изгнание Бена, в котором он натянул на лицо маску добропорядочного гражданина и постарался забыть о том ужасе, через который прошёл? Изгнание себя настоящего ради призрачного комфорта, в котором тебе чисто, сухо и тепло? Изгнание людей, которые тоскуют по родному языку, но которым слишком стыдно возвращаться с признанием, что они не добились того успеха, ради которого уезжали? Честно говоря, я до сих пор не пришла к единому выводу. Наверное, для меня "Изгнание" - в первую очередь изгнание из рая, из жизни, в которой у тебя всё было, а ты об этом не знал. Это, разумеется, не универсальный рецепт, подходящий всем местным героям и всем историям эмигрантов, которые знает наш мир. Но определённая интуитивная правда в такой мысли, как мне кажется, всё же есть.
Я не написала здесь и трети того, что хотела бы, но, дописав, понимаю, что люблю "Изгнание" ещё сильнее, чем в тот момент, когда спектакль завершился. Прекрасный, прекрасный спектакль.