Жить ой. Но да.
Всю неделю собиралась с мыслями, а если вернее, то с силами.
Я хотела бы, чтобы он, этот фильм, мне дался меньшей кровью. Чтобы не резонировал с тем, с чем я живу каждый день. Но он выбил из меня весь воздух — ну, вот как когда отхватываешь в солнечное сплетение, и на какие-то мгновения начинает казаться, что ты уже больше никогда ничего не сможешь вдохнуть. И то, что было просто дыркой, стало сквозной дырой, и через неё хлещет ветер со снегом.
Проблема в том, что это очень хорошее кино. Грубое, живое, честное, пульсирующее. Неровное, неуютное, неудобное — как сам главный герой. С такими невозможно работать, таких невозможно любить. Но хорошо, что они есть, и ещё лучше, когда они есть где-то, но не рядом с тобой. Потому что когда они рядом, тебе очень больно. Если ты их всё-таки любишь. А "Аритмию" нельзя не полюбить, если у тебя вообще есть сердце.
Для меня это не медицинская драма, а драма с медицинским уклоном. Слово "фон" тут неправильно и неуместно; медицина здесь такой же герой, как Олег и Катя. И эта тяжёлая и важная профессия, высасывающая из тех, кто решил посвятить ей жизнь, все силы, хорошо показывает обострение того раскола, который назрел в семье персонажей. Если бы Олег и Катя были какими-нибудь, например, блоггерами, их конфликт следовало бы назвать пиздостраданием. Но они врачи, и это чувство одной войны, перетекающей в другую, когда дома тебя не ждёт защита от всего того, с чем ты сталкиваешься на работе, здесь просто колоссальное. Опять же, самая страшная сцена фильма — не та, которая посвящена выяснению отношений, а та, в которой человек превращается в тело. В мешок с костями и мясом, который складывается в покрывале до неестественного состояния — лишь бы только в маленький лифт поместился. Все там будем. Все такими будем. Не-из-беж-ность.
Борис Хлебников, думаю, хотел не наврать в этом фильме — и у него получилось. Некоторые эпизоды до того безумно настоящие, что хотелось встать и аплодировать прямо в зале. Взять один только момент в автомобиле, когда Катя, ведущая машину с абсолютно непроницаемым лицом, взрывается, тормозит, бьёт руль, бьёт мужа, неистово сигналит и кричит: не трогай меня, никогда больше не трогай меня... это до того ненаигранная, а выстраданная, вырвавшаяся на свободу боль, что к ней нечего добавить. И здесь, конечно, должен быть низкий поклон Александру Яценко и Ирине Горбачёвой: они потрясающие, бесстрашные и искренние каждую секунду этого фильма.
"Аритмия", при всей её горечи, бытовой невыносимости и ярости, которую неизбежно вызывает линия с "оптимизацией системы здравоохранения" (ненавидите ли вы слово "оптимизация" так, как его ненавидят учителя и врачи?), кино светлое и прозрачное, как солнечный морозный день. Может, как раз поэтому она не транслирует ощущение придавленности гранитной плитой, как это бывает после фильмов Быкова, к примеру. Это фильм про людей не хороших и не плохих (даже нового начальника станции в исполнении Максима Лагашкина Хлебников рисует не как абсолютное зло, а как человека, иногда способного на защиту). Просто про людей. Людей, которые запутались. Про Олега, которого всё в жизни устраивает, который до последнего считает предложение о разводе блажью и искренне не понимает, почему жена хочет от него уйти, и про Катю, которая устала от такой жизни. Про бабушку, которая хочет в больницу. Про мать, которая не хочет потерять своего ребёнка. Про сына, с медвежьим рёвом обрушивающегося на врачей, не успевших на вызов. Их всех понимаешь, их всех жаль, за них всех больно. "Аритмия" — тест на живость. Потому что если тебе больно — значит, ты сам пока ещё живой.
Я хотела бы, чтобы он, этот фильм, мне дался меньшей кровью. Чтобы не резонировал с тем, с чем я живу каждый день. Но он выбил из меня весь воздух — ну, вот как когда отхватываешь в солнечное сплетение, и на какие-то мгновения начинает казаться, что ты уже больше никогда ничего не сможешь вдохнуть. И то, что было просто дыркой, стало сквозной дырой, и через неё хлещет ветер со снегом.
Проблема в том, что это очень хорошее кино. Грубое, живое, честное, пульсирующее. Неровное, неуютное, неудобное — как сам главный герой. С такими невозможно работать, таких невозможно любить. Но хорошо, что они есть, и ещё лучше, когда они есть где-то, но не рядом с тобой. Потому что когда они рядом, тебе очень больно. Если ты их всё-таки любишь. А "Аритмию" нельзя не полюбить, если у тебя вообще есть сердце.
Для меня это не медицинская драма, а драма с медицинским уклоном. Слово "фон" тут неправильно и неуместно; медицина здесь такой же герой, как Олег и Катя. И эта тяжёлая и важная профессия, высасывающая из тех, кто решил посвятить ей жизнь, все силы, хорошо показывает обострение того раскола, который назрел в семье персонажей. Если бы Олег и Катя были какими-нибудь, например, блоггерами, их конфликт следовало бы назвать пиздостраданием. Но они врачи, и это чувство одной войны, перетекающей в другую, когда дома тебя не ждёт защита от всего того, с чем ты сталкиваешься на работе, здесь просто колоссальное. Опять же, самая страшная сцена фильма — не та, которая посвящена выяснению отношений, а та, в которой человек превращается в тело. В мешок с костями и мясом, который складывается в покрывале до неестественного состояния — лишь бы только в маленький лифт поместился. Все там будем. Все такими будем. Не-из-беж-ность.
Борис Хлебников, думаю, хотел не наврать в этом фильме — и у него получилось. Некоторые эпизоды до того безумно настоящие, что хотелось встать и аплодировать прямо в зале. Взять один только момент в автомобиле, когда Катя, ведущая машину с абсолютно непроницаемым лицом, взрывается, тормозит, бьёт руль, бьёт мужа, неистово сигналит и кричит: не трогай меня, никогда больше не трогай меня... это до того ненаигранная, а выстраданная, вырвавшаяся на свободу боль, что к ней нечего добавить. И здесь, конечно, должен быть низкий поклон Александру Яценко и Ирине Горбачёвой: они потрясающие, бесстрашные и искренние каждую секунду этого фильма.
"Аритмия", при всей её горечи, бытовой невыносимости и ярости, которую неизбежно вызывает линия с "оптимизацией системы здравоохранения" (ненавидите ли вы слово "оптимизация" так, как его ненавидят учителя и врачи?), кино светлое и прозрачное, как солнечный морозный день. Может, как раз поэтому она не транслирует ощущение придавленности гранитной плитой, как это бывает после фильмов Быкова, к примеру. Это фильм про людей не хороших и не плохих (даже нового начальника станции в исполнении Максима Лагашкина Хлебников рисует не как абсолютное зло, а как человека, иногда способного на защиту). Просто про людей. Людей, которые запутались. Про Олега, которого всё в жизни устраивает, который до последнего считает предложение о разводе блажью и искренне не понимает, почему жена хочет от него уйти, и про Катю, которая устала от такой жизни. Про бабушку, которая хочет в больницу. Про мать, которая не хочет потерять своего ребёнка. Про сына, с медвежьим рёвом обрушивающегося на врачей, не успевших на вызов. Их всех понимаешь, их всех жаль, за них всех больно. "Аритмия" — тест на живость. Потому что если тебе больно — значит, ты сам пока ещё живой.
-
-
29.10.2017 в 22:13-
-
29.10.2017 в 23:14-
-
29.10.2017 в 23:19