Няргх.
пятница, 20 мая 2016
Жить ой. Но да.
Блджад, вот воистину: не столь трудно писать статью, сколь трудно оформлять БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК. Сука, у меня такое чувство, что редакторы журналов участвуют в специальной олимпиаде по хитровыпендренности требований, и побеждает тот, чей автор заколебётся большее количество раз.
Няргх.
Няргх.
четверг, 19 мая 2016
Жить ой. Но да.
Подобно тому, как Вуди Аллен всегда снимает один и тот же фильм, Иван Вырыпаев всегда пишет одну и ту же пьесу. Пьеса эта получается обо всём сразу, и потому ровным счётом ни о чём: в погоне за объятием необъятного из виду упускается цельность, в угоду многогранности теряется определённый вектор направления. Посмотрев у Вырыпаева многое как в среде театральной, так и в кинематографической, я вполне убедилась в мысли о том, что он, конечно, человек замечательный и очень мудрый, но вот то, что он пишет - не моё.
И тут - такой сюрприз. Едва ли не катартического толка.
А ведь нужно было лишь сотворить пьесу, которая не будет пытаться говорить обо всём, на чём зиждется этот мир и эта жизнь; нужно было лишь выбрать две темы - да, широкие, глубокие, взаимно переплетённые, классические, если уж на то пошло, но две! - и выстроить диалоги, которые будут естественными и настоящими. И хотя спектаклем о любви и смерти была заявлена совсем другая мхатовская премьера, задорно выстрелившая в октябре, я скажу вот что: "Dreamworks" - изумительная работа. Умная, тонкая, щемящая.
Удивительная история в жанре "голливудского фильма", "Мечтасбывается" старательно пытается выглядеть более легкомысленной, чем она есть на самом деле. Она и начинается в лучших голливудских традициях, и то тут, то там вспыхивает вполне кинематографическими решениями вроде мюзикла в тюрьме - чем не "Чикаго"? Диалог жены, отравившей своего мужа, и его любовницы, и виноватых во всём "грёбаных обстоятельств" смотрится как клип. А уж до чего роскошно в роли женщины-полицейского выглядит Лариса Кокоева, не могу объяснить никакими словами: надо видеть. Или взять проникновенное появление главной героини на вечеринке, куда её не приглашали, промокшей до пят: вроде бы набивший оскомину ход - но, стараниями Инны Сухорецкой, такой милый, такой наивный.
Однако вся эта лёгкость, все эти традиционно по-вырыпаевски инфантильные и похожие друг на друга Дэвиды (прекрасная работа Филиппа Янковского, который своего Дэвида чувствует каким-то запредельным образом) и Салли, будто сбежавшие с экрана ("Когда Ларри встретил Салли" так и просится на язык) - только фон. "Мечтасбывается", нарядившись в яркие и блистательные одёжки, говорит о серьёзных вещах, которые не могут не тронуть сердце. О том, как жить дальше, если человек, которого ты любил, умер (вопрос "а стоит ли" не рассматривается по умолчанию, и за это - отдельное спасибо). О том, что значит любить кого-то. О том, зачем мы вообще нужны друг другу. Много слов будет сказано на эту тему, но ни одно из них не покажется банальным. Наоборот: с удивлением, где-то глубоко внутри себя, поймёшь, что именно это ты чувствуешь, думаешь, переживаешь. Ты просто никогда не сумеешь сказать так хорошо и правильно, как это получилось у Ивана Вырыпаева, Виктора Рыжакова и его артистов уже сейчас. Само собой, найдутся и какие-то откровенно дискуссионные моменты, например, пассаж про безусловную любовь к матери, но... но автор задаёт вектор, а уж следовать ему или нет - решать каждому из нас. Мощнейший пятиминутный диалог Инны Сухорецкой про то, каким должен быть мужчина, временами тоже звучит спорно, но зал слушает, затаив дыхание, потому что этот поток необходимо пропустить через себя и обдумать. Он не смывает тебя с кресла, но превращается в бодрящий душ.
Спектакль невероятно стильный: Марию и Алексея Трегубовых я с каждым новым их спектаклем люблю всё сильнее, потому что чувство вкуса у них безупречное. Эти чёрно-белые городские джунгли, в которых от своих проблем прячутся богатые пьяные люди, смешно ковыляющие на каблуках и ещё более смешно рассуждающие о высоком (богатые тоже плачут, мы же помним) - чудесная находка. По мере продвижения спектакля к его завершению они становятся всё гуще. Мечта сбывается, проблема решается - да решается ли? Или запутывается ещё сильнее? Или просто в этих зарослях удобно прятаться от самого себя?
Ещё невозможно не сказать про потрясающую музыку Игоря Вдовина. Она трогает необычайно. От каждой струнки, задетой внутри тебя, расходятся вибрации, достающие до кончиков пальцев - горькие, но светлые вибрации. Горькие и светлые как весь этот спектакль.
Не знаю, чем ещё дополнить текст про крещение любовью, которым для меня обернулся "Dreamworks". Разве что добавлю одно: "Мечтасбывается" очень хочет быть голливудским фильмом, но твист, который она описывает в конце, обводит голливудские каноны вокруг пальца. Не буду забегать вперёд, но скажу, что это очень правильное решение. И хотя так наивно хочется, чтобы всё было хорошо и волшебно, не стоит забывать, что жизнь далека от фильмов. Мечта сбывается не всегда. Или сбывается какая-то другая. Или...
Дословно переводя "dream works", мы получим "мечта работает". Правильная мечта работает даже тогда, когда она не сбывается. В конце концов, дорога к достижению цели, которую мы проделываем, часто имеет больше смысла, чем сама цель.
А наши мечты, как справедливо отмечают герои пьесы, это тоже наша работа. И мы должны делать её хорошо.

И тут - такой сюрприз. Едва ли не катартического толка.
А ведь нужно было лишь сотворить пьесу, которая не будет пытаться говорить обо всём, на чём зиждется этот мир и эта жизнь; нужно было лишь выбрать две темы - да, широкие, глубокие, взаимно переплетённые, классические, если уж на то пошло, но две! - и выстроить диалоги, которые будут естественными и настоящими. И хотя спектаклем о любви и смерти была заявлена совсем другая мхатовская премьера, задорно выстрелившая в октябре, я скажу вот что: "Dreamworks" - изумительная работа. Умная, тонкая, щемящая.
Удивительная история в жанре "голливудского фильма", "Мечтасбывается" старательно пытается выглядеть более легкомысленной, чем она есть на самом деле. Она и начинается в лучших голливудских традициях, и то тут, то там вспыхивает вполне кинематографическими решениями вроде мюзикла в тюрьме - чем не "Чикаго"? Диалог жены, отравившей своего мужа, и его любовницы, и виноватых во всём "грёбаных обстоятельств" смотрится как клип. А уж до чего роскошно в роли женщины-полицейского выглядит Лариса Кокоева, не могу объяснить никакими словами: надо видеть. Или взять проникновенное появление главной героини на вечеринке, куда её не приглашали, промокшей до пят: вроде бы набивший оскомину ход - но, стараниями Инны Сухорецкой, такой милый, такой наивный.
Однако вся эта лёгкость, все эти традиционно по-вырыпаевски инфантильные и похожие друг на друга Дэвиды (прекрасная работа Филиппа Янковского, который своего Дэвида чувствует каким-то запредельным образом) и Салли, будто сбежавшие с экрана ("Когда Ларри встретил Салли" так и просится на язык) - только фон. "Мечтасбывается", нарядившись в яркие и блистательные одёжки, говорит о серьёзных вещах, которые не могут не тронуть сердце. О том, как жить дальше, если человек, которого ты любил, умер (вопрос "а стоит ли" не рассматривается по умолчанию, и за это - отдельное спасибо). О том, что значит любить кого-то. О том, зачем мы вообще нужны друг другу. Много слов будет сказано на эту тему, но ни одно из них не покажется банальным. Наоборот: с удивлением, где-то глубоко внутри себя, поймёшь, что именно это ты чувствуешь, думаешь, переживаешь. Ты просто никогда не сумеешь сказать так хорошо и правильно, как это получилось у Ивана Вырыпаева, Виктора Рыжакова и его артистов уже сейчас. Само собой, найдутся и какие-то откровенно дискуссионные моменты, например, пассаж про безусловную любовь к матери, но... но автор задаёт вектор, а уж следовать ему или нет - решать каждому из нас. Мощнейший пятиминутный диалог Инны Сухорецкой про то, каким должен быть мужчина, временами тоже звучит спорно, но зал слушает, затаив дыхание, потому что этот поток необходимо пропустить через себя и обдумать. Он не смывает тебя с кресла, но превращается в бодрящий душ.
Спектакль невероятно стильный: Марию и Алексея Трегубовых я с каждым новым их спектаклем люблю всё сильнее, потому что чувство вкуса у них безупречное. Эти чёрно-белые городские джунгли, в которых от своих проблем прячутся богатые пьяные люди, смешно ковыляющие на каблуках и ещё более смешно рассуждающие о высоком (богатые тоже плачут, мы же помним) - чудесная находка. По мере продвижения спектакля к его завершению они становятся всё гуще. Мечта сбывается, проблема решается - да решается ли? Или запутывается ещё сильнее? Или просто в этих зарослях удобно прятаться от самого себя?
Ещё невозможно не сказать про потрясающую музыку Игоря Вдовина. Она трогает необычайно. От каждой струнки, задетой внутри тебя, расходятся вибрации, достающие до кончиков пальцев - горькие, но светлые вибрации. Горькие и светлые как весь этот спектакль.
Не знаю, чем ещё дополнить текст про крещение любовью, которым для меня обернулся "Dreamworks". Разве что добавлю одно: "Мечтасбывается" очень хочет быть голливудским фильмом, но твист, который она описывает в конце, обводит голливудские каноны вокруг пальца. Не буду забегать вперёд, но скажу, что это очень правильное решение. И хотя так наивно хочется, чтобы всё было хорошо и волшебно, не стоит забывать, что жизнь далека от фильмов. Мечта сбывается не всегда. Или сбывается какая-то другая. Или...
Дословно переводя "dream works", мы получим "мечта работает". Правильная мечта работает даже тогда, когда она не сбывается. В конце концов, дорога к достижению цели, которую мы проделываем, часто имеет больше смысла, чем сама цель.
А наши мечты, как справедливо отмечают герои пьесы, это тоже наша работа. И мы должны делать её хорошо.

вторник, 17 мая 2016
Жить ой. Но да.
Вся фишечка, пожалуй, в том, чтобы научиться воспринимать всё происходящее с тобой с благодарностью. Не так, чтобы "дорогой мир, спасибо, что у меня всё прекраснее и радужнее, чем у индивида А" или "спасибо, дорогой мир, всё это, конечно, хорошо, но у индивида Б-то получше". А просто - спасибо. И здесь, и сейчас, и вообще.
Я очень счастливый человек, и мне безумно повезло с огромным количеством вещей и людей в моей жизни. Даже вдумываться не надо; это очевидно, и я не хочу это ни преувеличивать, ни преуменьшать. Хочу только научиться не забывать об этом даже тогда, когда случается что-то паршивое. Потому что паршивое - это тоже урок.
Спасибо, дорогой мир.
Я очень счастливый человек, и мне безумно повезло с огромным количеством вещей и людей в моей жизни. Даже вдумываться не надо; это очевидно, и я не хочу это ни преувеличивать, ни преуменьшать. Хочу только научиться не забывать об этом даже тогда, когда случается что-то паршивое. Потому что паршивое - это тоже урок.
Спасибо, дорогой мир.
воскресенье, 15 мая 2016
Жить ой. Но да.
На ваших экранах довольный Джоффри: пока его ещё не заменили. 

Жить ой. Но да.
Есть спектакли тяжёлые. Есть спектакли страшные.
Есть "Прокляты и убиты", который, кажется, нельзя ни играть, ни смотреть чаще одного раза в год. И который, тем не менее, должен быть. Почему? Потому что это та самая прививка от войны, которая человечеству будет актуальна всегда. Я не хочу сказать, что прививка эта станет спасительной, но...
Я считаю крайне досадным тот факт, что этот спектакль возвращается из небытия всего на один день. Как Смерть, которая, если верить Нилу Гейману, проводит одну ночь среди живых, танцуя макабрей - чтобы потом опять вернуться к своей тяжёлой и страшной работе. Так и "Прокляты и убиты": он приходит и два часа спустя исчезает в дыму, как спины мальчишек, уходящих на войну, но память о нём ещё долго отзывается внутри - и ноет, ноет, ноет. Он, несмотря на пульсирующую мужскую энергию, которая сочится через край, эмоционально иссушает - как артистов, так и зрителей. Эта энергия уходит, рассеиваясь, куда-то далеко, как вопрошающий крик: если Бог есть, почему он допускает, чтобы его дети убивали друг друга?
Ждать ответа было бы наивно.
Не подумайте: не будет ни крови, ни разбитых лиц, ни вящего натурализма, в который жадного до скандалов человека другие люди любят тыкать носом, как котёнка в лужу. Будет только инъекция страха. Безумные крики и столь же безумный пьяный смех. И костлявая рука у твоего - твоего, сытый и безопасный зритель! - горла.
Их на сцене двадцать. Одно большое, вечно пребывающее в движении тело с двадцатью головами, каждая из которых смотрит в свою сторону. У всех - туманное прошлое и ещё более туманное будущее. У каждого есть горькая и злая история, которую он несёт как крест, и не менее горькая и злая правда, сливающаяся в одну, общую правду: в войне нет ничего святого и прекрасного, достойного воспевания и похвалы, это многоликая картина человеческих драм - и только.
Лица превращаются в общую синхронно орущую и синхронно молчащую массу, но каждое умудряется сохранить индивидуальные черты. В этом, конечно, заслуга артистов, которые всё чувствуют и проносят - то ли прошитая в биосе память о войне работает на это, то ли ещё что. Неважно. Удивительно и прекрасно смотреть на то, как молодые парни всего за несколько лет находят свой голос и превращаются в прекрасных артистов - взять хоть одного Николая Сальникова, который научился использовать свой комический дар даже в самых жутких моментах. Его уродец-особист с балетными замашками - фигура исключительная. Дух захватывает от отвращения, от писклявых сводок Совинформбюро, от повадок рептилии, от ужасающей несправедливости, наконец. Смешно и противно - но больше противно.
Как Виктор Анатольевич Рыжаков справился с этим не постановочным сюжетом - для меня загадка. "Прокляты и убиты" - книга, которая не может похвастаться богатством действия, зато ужасающей затхлости быта в ней хоть отбавляй; однако же при минимуме событий и реквизита и максимуме условностей (заматывание в большой рулон плёнки как купание в снегу, пустые миски, наконец, персонажи, которые никак не заявлены в программке, но то тут, то там вспыхивают новым узнаваемым лицом) у спектакля получается быть красноречивым. Голос Виктора Астафьева усилен, будто рупором. Это правда о войне как о неблагодарном, беспокойном, бессмысленном труде. Грязная, безжалостная, саркастичная (иначе не выжить, иначе сойдёшь с ума), животная. Эти мальчишки, такие разные и такие одинаковые в натянутых на тела хламидах, похожи на зверей. Нет в них ни праведности, ни героизма, потому что эти высокие понятия появляются только там, где за оболочкой есть дух. А у ребят - но не у всех, справедливости ради - воспитание духа ещё не произошло. У некоторых, забегая вперёд, не произойдёт вовсе - по разным причинам. Один погибнет, ещё не попав на поле боя - просто по несчастному стечению обстоятельств; вторых показательно расстреляют, чтоб остальным была наука. Третий останется жив - до поры-до времени, ведь на сцене разыгрывают только первый том, а есть ещё том второй; просто он никогда не эволюционирует до следующей ступени человека, потому что внутри у него не душа, а мелкая душонка. Всякое случается.
Духа нет, есть голодный рот. Жить хочется, мама. Хлеба хочется, мама, и сна, и бабу.
Но за оскалом нет-нет, а проскальзывает какой-то человеческий облик - измученный, правда, затихший, неспособный более выносить унижения и мат. Редко. Но бывает. Как солнечный зайчик на реке. Так плачущий сын поднимается с колен пришедшей спасти его матери - потому что его ждут задиры-товарищи, потому что тело хочет безопасности, а душа становится человечьей и понимает, что иногда долг важнее собственной шкуры.
Это всё для того, чтобы полное грязи болото сомкнулось над твоей, зритель, головой не до конца. Подыши чуть-чуть - и ныряй обратно.

Есть "Прокляты и убиты", который, кажется, нельзя ни играть, ни смотреть чаще одного раза в год. И который, тем не менее, должен быть. Почему? Потому что это та самая прививка от войны, которая человечеству будет актуальна всегда. Я не хочу сказать, что прививка эта станет спасительной, но...
Я считаю крайне досадным тот факт, что этот спектакль возвращается из небытия всего на один день. Как Смерть, которая, если верить Нилу Гейману, проводит одну ночь среди живых, танцуя макабрей - чтобы потом опять вернуться к своей тяжёлой и страшной работе. Так и "Прокляты и убиты": он приходит и два часа спустя исчезает в дыму, как спины мальчишек, уходящих на войну, но память о нём ещё долго отзывается внутри - и ноет, ноет, ноет. Он, несмотря на пульсирующую мужскую энергию, которая сочится через край, эмоционально иссушает - как артистов, так и зрителей. Эта энергия уходит, рассеиваясь, куда-то далеко, как вопрошающий крик: если Бог есть, почему он допускает, чтобы его дети убивали друг друга?
Ждать ответа было бы наивно.
Не подумайте: не будет ни крови, ни разбитых лиц, ни вящего натурализма, в который жадного до скандалов человека другие люди любят тыкать носом, как котёнка в лужу. Будет только инъекция страха. Безумные крики и столь же безумный пьяный смех. И костлявая рука у твоего - твоего, сытый и безопасный зритель! - горла.
Их на сцене двадцать. Одно большое, вечно пребывающее в движении тело с двадцатью головами, каждая из которых смотрит в свою сторону. У всех - туманное прошлое и ещё более туманное будущее. У каждого есть горькая и злая история, которую он несёт как крест, и не менее горькая и злая правда, сливающаяся в одну, общую правду: в войне нет ничего святого и прекрасного, достойного воспевания и похвалы, это многоликая картина человеческих драм - и только.
Лица превращаются в общую синхронно орущую и синхронно молчащую массу, но каждое умудряется сохранить индивидуальные черты. В этом, конечно, заслуга артистов, которые всё чувствуют и проносят - то ли прошитая в биосе память о войне работает на это, то ли ещё что. Неважно. Удивительно и прекрасно смотреть на то, как молодые парни всего за несколько лет находят свой голос и превращаются в прекрасных артистов - взять хоть одного Николая Сальникова, который научился использовать свой комический дар даже в самых жутких моментах. Его уродец-особист с балетными замашками - фигура исключительная. Дух захватывает от отвращения, от писклявых сводок Совинформбюро, от повадок рептилии, от ужасающей несправедливости, наконец. Смешно и противно - но больше противно.
Как Виктор Анатольевич Рыжаков справился с этим не постановочным сюжетом - для меня загадка. "Прокляты и убиты" - книга, которая не может похвастаться богатством действия, зато ужасающей затхлости быта в ней хоть отбавляй; однако же при минимуме событий и реквизита и максимуме условностей (заматывание в большой рулон плёнки как купание в снегу, пустые миски, наконец, персонажи, которые никак не заявлены в программке, но то тут, то там вспыхивают новым узнаваемым лицом) у спектакля получается быть красноречивым. Голос Виктора Астафьева усилен, будто рупором. Это правда о войне как о неблагодарном, беспокойном, бессмысленном труде. Грязная, безжалостная, саркастичная (иначе не выжить, иначе сойдёшь с ума), животная. Эти мальчишки, такие разные и такие одинаковые в натянутых на тела хламидах, похожи на зверей. Нет в них ни праведности, ни героизма, потому что эти высокие понятия появляются только там, где за оболочкой есть дух. А у ребят - но не у всех, справедливости ради - воспитание духа ещё не произошло. У некоторых, забегая вперёд, не произойдёт вовсе - по разным причинам. Один погибнет, ещё не попав на поле боя - просто по несчастному стечению обстоятельств; вторых показательно расстреляют, чтоб остальным была наука. Третий останется жив - до поры-до времени, ведь на сцене разыгрывают только первый том, а есть ещё том второй; просто он никогда не эволюционирует до следующей ступени человека, потому что внутри у него не душа, а мелкая душонка. Всякое случается.
Духа нет, есть голодный рот. Жить хочется, мама. Хлеба хочется, мама, и сна, и бабу.
Но за оскалом нет-нет, а проскальзывает какой-то человеческий облик - измученный, правда, затихший, неспособный более выносить унижения и мат. Редко. Но бывает. Как солнечный зайчик на реке. Так плачущий сын поднимается с колен пришедшей спасти его матери - потому что его ждут задиры-товарищи, потому что тело хочет безопасности, а душа становится человечьей и понимает, что иногда долг важнее собственной шкуры.
Это всё для того, чтобы полное грязи болото сомкнулось над твоей, зритель, головой не до конца. Подыши чуть-чуть - и ныряй обратно.

вторник, 10 мая 2016
Жить ой. Но да.
Я сдала на права. Завтра (или, в крайнем случае, послезавтра) должна быть с водительским удостоверением на руках.
Не могу сказать, что испытываю удовлетворение, но что касается крайнего облегчения от разрешения всей этой ситуации - то вот его испытываю несомненно. Нервотрёпка кончилась, и в каком-то не очень обозримом, но всё-таки будущем у нас будет машина.
Сижу и выдыхаю.
Не могу сказать, что испытываю удовлетворение, но что касается крайнего облегчения от разрешения всей этой ситуации - то вот его испытываю несомненно. Нервотрёпка кончилась, и в каком-то не очень обозримом, но всё-таки будущем у нас будет машина.
Сижу и выдыхаю.
понедельник, 09 мая 2016
Жить ой. Но да.
Я думаю, что лучший способ сказать спасибо всем тем, кто не пожалел себя ради нашей с вами жизни - убрать за собой мусор после майских шашлыков и стать чуть терпимее к тем, кто нас окружает. Начать с малого; начать с себя.
И всё же: спасибо. Спасибо за небо, и пусть оно будет мирным.

И всё же: спасибо. Спасибо за небо, и пусть оно будет мирным.

воскресенье, 08 мая 2016
Жить ой. Но да.
Воскресенье, 7 утра. В большой комнате в кресле спит кот, в маленькой комнате на кровати - Дима. Одна я не сплю и ползаю по квартире, лениво собираясь, потому что в 9 утра у меня вождение на лядской Пяловской: моя частница любезно согласилась покататься со мной в свой выходной.
Город практически пуст, я лечу по Дмитровке со второй космической скоростью. Район Петровско-Разумовской с её вечной стройкой, лицами непонятных национальностей и кричащими вывесками "реализация таможенных товаров", "чайхана Черешня" и "джинсы Люся" кажется мне чуть-чуть не моей Москвой - стопроцентно знакомой, но не родной. Впрочем, в этом городе я люблю даже это. И даже временную разметку на Дмитровке, которую - не иначе как от большого ума - всю сделали сплошной.
Я возвращаюсь домой в 11. Меня ждёт перемытая посуда, хорошенько отглаженный и довольно мурчащий кот, экран на кухонную батарею, в котором закручены все выпавшие болтики, блокнотик с Одиннадцатым Доктором, лежащий на моём принтере, и хитрые глаза.
Если это не волшебство, то я не знаю, как это называется.
Город практически пуст, я лечу по Дмитровке со второй космической скоростью. Район Петровско-Разумовской с её вечной стройкой, лицами непонятных национальностей и кричащими вывесками "реализация таможенных товаров", "чайхана Черешня" и "джинсы Люся" кажется мне чуть-чуть не моей Москвой - стопроцентно знакомой, но не родной. Впрочем, в этом городе я люблю даже это. И даже временную разметку на Дмитровке, которую - не иначе как от большого ума - всю сделали сплошной.
Я возвращаюсь домой в 11. Меня ждёт перемытая посуда, хорошенько отглаженный и довольно мурчащий кот, экран на кухонную батарею, в котором закручены все выпавшие болтики, блокнотик с Одиннадцатым Доктором, лежащий на моём принтере, и хитрые глаза.
Если это не волшебство, то я не знаю, как это называется.
пятница, 06 мая 2016
Жить ой. Но да.
Пересдачу в ГАИ влепили на этот вторник, 10.05. С учётом того, что за рулём я последний раз была где-то месяц назад, а впереди праздники, то есть занятий нет, мне очень тоскливо. А уж с учётом того, что 11.05 у меня экзамен по ИК-спектроскопии, мне не очень, а очень-очень тоскливо.
Я плакал, господа, ебал и плакал.
Я плакал, господа, ебал и плакал.
четверг, 05 мая 2016
Жить ой. Но да.
Хотите европейского театра? Ну, знаете, такого минималистичного в оформлении, но сложно вывернутого технически, театра режиссёрского, который непременно поделит зал на два лагеря, один из которых встанет и уйдёт при первой же возможности, а второй будет хлопать артистам до тех пор, пока занавес не упадёт окончательно? Хотите пищи для размышлений, которая принадлежит перу не одного только Шекспира, а является продуктом синтеза идей автора и режиссёра? Вам на "Макбета".
Я не люблю слово "провокационный" в отношении театра, от него в такой связке сразу веет низкопробным "Спид Инфо", поэтому скажу следующее: Ян Клята вместе со своей командой сделал очень умный, очень динамичный злободневный спектакль. Режиссёр, художник, хореограф и композитор тут работали очевидно в одной упряжке; всё играет друг на друга, взаимно дополняя и усиливая. Безумие - в музыке, в карикатурном Малкольме (Александр Семчев, вы понимаете) с сачком для бабочек, в потрясающей красоты и ужаса открывающем танце, когда из-под заваленной воздушными шарами сцены, где только что резвились ведьмы, поднимается одна, вторая, третья, десятая мальчишеская голова, в эффектных манипуляциях со вниманием зрителя, в крупных планах и огромном глазе на заднике сцены. Что такое этот глаз? Всевидящее око, третий глаз, немой свидетель, который не видел, но прозрел (недаром транслируются кадры операции)? В этом зрачке отражается и Макбет, и Макдуф, и Банко, и каждый из них безмолвно идёт на тебя, идёт и смотрит.
Для меня этот "Макбет" получился в первую очередь не о трагедии человека, алчущего власти и не способного её удержать, а о страхе перед войной. О том, что никто из нас не хочет видеть, как их любимые надевают камуфляж, чтобы идти и проливать кровь. О молоденьких мальчиках, восторг на лицах которых (я убью его, убью!) сменяет гримаса боли и ужаса (почему он убивает меня?!). О европейской паранойе перед беженцами: крики "Аллах акбар!" - элемент настолько красноречивый, что комментарии излишни. Центральная фабула, само собой, тоже не проходит мимо, но всё это, фоновое, пропущенное между строк и потому чётко попадающее прямо в тебя, разит в самое нутро.
В "Макбете" предельно продумана каждая сцена. И практически каждую из них ты смотришь, думая про себя: почему, почему это так, почему я всё ещё это смотрю, зачем нам говорят об этом таким образом? И абсолютно каждую из них досматриваешь с мыслью о том, что это абсолютно обосновано и логично, что такой взгляд не просто имеет право на жизнь - он его выстрадал. Леди Макбет, наряженная в мотылька, бегает по сцене, сходя с ума - это алчная женщина, надеявшаяся согреться на престоле, сгорает, достигнув желанного огня. Артём Волобуев и Александр Усов, надев на шею картонки с надписями "жена Макдуфа" и "сынок Макдуфа", обсуждают, почему Макдуф (не)предатель. Ведьмы поют свои заклинания, танцуя стрип. Над сценой то тут, то там, выхватывая лица артистов, летает квадрокоптер... где тут Шекспир? А он, не поверите, звучит точно так, как и должен: текст не тронут, а все сокращения вполне оправданны. Он - везде.
Это очень маскулинный спектакль: начиная количеством задействованных мужчин и заканчивая чисто мужским взглядом на ведьм. Ни одна из вещих сестёр не обнажается в течение спектакля, но недвусмысленной эротикой веет от любого их образа. Даже тогда, когда они, одетые в платья и обутые в разноцветные кеды, впервые выходят на сцену, нам уже намекают на их природу от лукавого. Но как это сыграно, как это... я не знаю, правильно, какой круговорот "невинность-жестокость-похоть", рождающий забаву над человеком, которому соблазнительно поддаться сладким уговорам о будущем!
Ян Клята пошёл практически путём шекспировского театра (из женщин у него только сёстры и король Дункан, чудесная Роза Хайруллина, одетая в белое), но, в отличие от недавней "Двенадцатой ночи", где Марк Райлэнс и Джонни Флинн разгуливают по сцене в кальсонах, кринолине и напомаженных париках, его мужчины, играя женщин, остаются мужчинами, и это смотрится удивительно естественно. А в случае леди Макбет - ещё и обоснованно: слетайтесь, духи смертельных мыслей, извратите пол мой, от головы до ног меня насытьте жестокостью! Игорь Хрипунов - прекрасная леди Макбет, достойная своего тана. О том, до чего здесь на месте Алексей Кравченко, и говорить нечего: великий воин, неспособный стать великим королём, готовый выполнять приказы, но не умеющий их отдавать, у него получился. Его Макбет - космически одинокая фигура. Идея о том, что мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве, давно у всех на слуху; вместе с Шекспиром Ян Клята предлагает идею о том, что убивая, человек тоже остаётся один на один с собой. Убийство - черта, которая отделяет убийцу от всех остальных, точка непонимания и сумасшествия.
Я не хочу сказать, что этот "Макбет" идеален: лично мне было мало поединка между Макбетом и Макдуфом в том виде, в котором его дал Ян Клята, а некоторые моменты показались излишне урезанными, да и после невероятно мощного задела спектакль в следующие два часа не рванул вверх, а продолжил планировать. Впрочем, я думаю, что все эти нюансы ещё будут отредактированы: как ни крути, спектакль только-только встал на сцену.
Долгих лет жизни этому "Макбету" - в отличие от его заглавного героя.

Я не люблю слово "провокационный" в отношении театра, от него в такой связке сразу веет низкопробным "Спид Инфо", поэтому скажу следующее: Ян Клята вместе со своей командой сделал очень умный, очень динамичный злободневный спектакль. Режиссёр, художник, хореограф и композитор тут работали очевидно в одной упряжке; всё играет друг на друга, взаимно дополняя и усиливая. Безумие - в музыке, в карикатурном Малкольме (Александр Семчев, вы понимаете) с сачком для бабочек, в потрясающей красоты и ужаса открывающем танце, когда из-под заваленной воздушными шарами сцены, где только что резвились ведьмы, поднимается одна, вторая, третья, десятая мальчишеская голова, в эффектных манипуляциях со вниманием зрителя, в крупных планах и огромном глазе на заднике сцены. Что такое этот глаз? Всевидящее око, третий глаз, немой свидетель, который не видел, но прозрел (недаром транслируются кадры операции)? В этом зрачке отражается и Макбет, и Макдуф, и Банко, и каждый из них безмолвно идёт на тебя, идёт и смотрит.
Для меня этот "Макбет" получился в первую очередь не о трагедии человека, алчущего власти и не способного её удержать, а о страхе перед войной. О том, что никто из нас не хочет видеть, как их любимые надевают камуфляж, чтобы идти и проливать кровь. О молоденьких мальчиках, восторг на лицах которых (я убью его, убью!) сменяет гримаса боли и ужаса (почему он убивает меня?!). О европейской паранойе перед беженцами: крики "Аллах акбар!" - элемент настолько красноречивый, что комментарии излишни. Центральная фабула, само собой, тоже не проходит мимо, но всё это, фоновое, пропущенное между строк и потому чётко попадающее прямо в тебя, разит в самое нутро.
В "Макбете" предельно продумана каждая сцена. И практически каждую из них ты смотришь, думая про себя: почему, почему это так, почему я всё ещё это смотрю, зачем нам говорят об этом таким образом? И абсолютно каждую из них досматриваешь с мыслью о том, что это абсолютно обосновано и логично, что такой взгляд не просто имеет право на жизнь - он его выстрадал. Леди Макбет, наряженная в мотылька, бегает по сцене, сходя с ума - это алчная женщина, надеявшаяся согреться на престоле, сгорает, достигнув желанного огня. Артём Волобуев и Александр Усов, надев на шею картонки с надписями "жена Макдуфа" и "сынок Макдуфа", обсуждают, почему Макдуф (не)предатель. Ведьмы поют свои заклинания, танцуя стрип. Над сценой то тут, то там, выхватывая лица артистов, летает квадрокоптер... где тут Шекспир? А он, не поверите, звучит точно так, как и должен: текст не тронут, а все сокращения вполне оправданны. Он - везде.
Это очень маскулинный спектакль: начиная количеством задействованных мужчин и заканчивая чисто мужским взглядом на ведьм. Ни одна из вещих сестёр не обнажается в течение спектакля, но недвусмысленной эротикой веет от любого их образа. Даже тогда, когда они, одетые в платья и обутые в разноцветные кеды, впервые выходят на сцену, нам уже намекают на их природу от лукавого. Но как это сыграно, как это... я не знаю, правильно, какой круговорот "невинность-жестокость-похоть", рождающий забаву над человеком, которому соблазнительно поддаться сладким уговорам о будущем!
Ян Клята пошёл практически путём шекспировского театра (из женщин у него только сёстры и король Дункан, чудесная Роза Хайруллина, одетая в белое), но, в отличие от недавней "Двенадцатой ночи", где Марк Райлэнс и Джонни Флинн разгуливают по сцене в кальсонах, кринолине и напомаженных париках, его мужчины, играя женщин, остаются мужчинами, и это смотрится удивительно естественно. А в случае леди Макбет - ещё и обоснованно: слетайтесь, духи смертельных мыслей, извратите пол мой, от головы до ног меня насытьте жестокостью! Игорь Хрипунов - прекрасная леди Макбет, достойная своего тана. О том, до чего здесь на месте Алексей Кравченко, и говорить нечего: великий воин, неспособный стать великим королём, готовый выполнять приказы, но не умеющий их отдавать, у него получился. Его Макбет - космически одинокая фигура. Идея о том, что мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве, давно у всех на слуху; вместе с Шекспиром Ян Клята предлагает идею о том, что убивая, человек тоже остаётся один на один с собой. Убийство - черта, которая отделяет убийцу от всех остальных, точка непонимания и сумасшествия.
Я не хочу сказать, что этот "Макбет" идеален: лично мне было мало поединка между Макбетом и Макдуфом в том виде, в котором его дал Ян Клята, а некоторые моменты показались излишне урезанными, да и после невероятно мощного задела спектакль в следующие два часа не рванул вверх, а продолжил планировать. Впрочем, я думаю, что все эти нюансы ещё будут отредактированы: как ни крути, спектакль только-только встал на сцену.
Долгих лет жизни этому "Макбету" - в отличие от его заглавного героя.

среда, 04 мая 2016
Жить ой. Но да.
2016 год успешно проходит под звездой Джона Стейнбека, так что нет ничего удивительного в том, что, увидев в афише РАМТа его имя, да ещё напротив названия последнего его романа, я погарцевала за билетами.
Если честно, я не могу сказать, что спектакль Инны Савронской - это что-то, на что я, не задумываясь, пошла бы повторно. Впрочем, и посредственным его назвать язык не повернётся: при минимуме средств он сделан очень аккуратно и добротно, маленькая сцена РАМТа играет ему на руку, выполняя большую часть работы по воссозданию атмосферы продуктовой лавки. Вот только не хватает он звёзд с неба, и это как-то... обидно, что ли. При таком-то блестящем первоисточнике можно было дожать сильнее, эффектнее, чтобы наотмашь било весь спектакль, а не только в конце... хотя, конечно, это только мои ожидания. Роман ведь про вечное, незыблемое - про человеческую природу и хруст зелёных бумажек.
Но есть в этом спектакле один безусловный момент, достойный комплиментов самого высокого ранга. Я об игре Дениса Баландина - игре редкого полёта. Его Итан Хоули - тот случай, когда персонаж подходит актёру как вторая кожа. Финансовая рефлексия рождает в этом порядочном человеке бездну кошмарной глубины, которая вглядывается в тебя даже тогда, когда Итан смотрит в противоположную сторону; подобная реакция - абсолютный профессиональный успех. У него в глазах - пустота, а улыбка - такая, что позавидует самый последний Кай. За холодным расчётом - вспышки эмоций, которые он позволяет только наедине с собой. За внешним благополучием честного и трудолюбивого отца и мужа - самый настоящий ад человека, сожалеющего о прошлом, где у его предков было всё, и постоянно винящего себя за то, что его семья не имеет возможности жить зажиточной жизнью. Итану, каким его изображает Денис Баландин, веришь безусловно, и вот это, на самом деле, та необыкновенно мощная вещь, которая искупает средний уровень всего остального.
Это маленькие, локальные девять кругов в масштабах одной личности. Но в мире, где деньги являются необходимой частью существования, то есть в любом мире, очень сложно не увидеть отдельные черты себя в этой самой личности: деструктивное обвинение себя самого, желание быть счастливым и богатым, в котором нет ничего предосудительного, но которое часто рождает предосудительные идеи и, наконец, предательство себя. Нет, Итан продал не только друга и начальника - в первую очередь он продал себя, да так, что это вывело его на полосу, за которой лежит точка невозвращения. И если Итан смог вернуться, то в реальной жизни такие истории (тысячи их!) имеют обыкновение заканчиваться менее счастливо - для всех участников, вольных и невольных.

Если честно, я не могу сказать, что спектакль Инны Савронской - это что-то, на что я, не задумываясь, пошла бы повторно. Впрочем, и посредственным его назвать язык не повернётся: при минимуме средств он сделан очень аккуратно и добротно, маленькая сцена РАМТа играет ему на руку, выполняя большую часть работы по воссозданию атмосферы продуктовой лавки. Вот только не хватает он звёзд с неба, и это как-то... обидно, что ли. При таком-то блестящем первоисточнике можно было дожать сильнее, эффектнее, чтобы наотмашь било весь спектакль, а не только в конце... хотя, конечно, это только мои ожидания. Роман ведь про вечное, незыблемое - про человеческую природу и хруст зелёных бумажек.
Но есть в этом спектакле один безусловный момент, достойный комплиментов самого высокого ранга. Я об игре Дениса Баландина - игре редкого полёта. Его Итан Хоули - тот случай, когда персонаж подходит актёру как вторая кожа. Финансовая рефлексия рождает в этом порядочном человеке бездну кошмарной глубины, которая вглядывается в тебя даже тогда, когда Итан смотрит в противоположную сторону; подобная реакция - абсолютный профессиональный успех. У него в глазах - пустота, а улыбка - такая, что позавидует самый последний Кай. За холодным расчётом - вспышки эмоций, которые он позволяет только наедине с собой. За внешним благополучием честного и трудолюбивого отца и мужа - самый настоящий ад человека, сожалеющего о прошлом, где у его предков было всё, и постоянно винящего себя за то, что его семья не имеет возможности жить зажиточной жизнью. Итану, каким его изображает Денис Баландин, веришь безусловно, и вот это, на самом деле, та необыкновенно мощная вещь, которая искупает средний уровень всего остального.
Это маленькие, локальные девять кругов в масштабах одной личности. Но в мире, где деньги являются необходимой частью существования, то есть в любом мире, очень сложно не увидеть отдельные черты себя в этой самой личности: деструктивное обвинение себя самого, желание быть счастливым и богатым, в котором нет ничего предосудительного, но которое часто рождает предосудительные идеи и, наконец, предательство себя. Нет, Итан продал не только друга и начальника - в первую очередь он продал себя, да так, что это вывело его на полосу, за которой лежит точка невозвращения. И если Итан смог вернуться, то в реальной жизни такие истории (тысячи их!) имеют обыкновение заканчиваться менее счастливо - для всех участников, вольных и невольных.

вторник, 03 мая 2016
Жить ой. Но да.
- Сегодня день рождения Уэса! - пишу Диме 1 мая, сидя в парикмахерской.
- Непременно отпразднуем, - отвечает он. - "Водная жизнь"?
Итак, у нас есть большой экран, фильмография Андерсона, которую мы методично до/пересматриваем, бутылка белого сухого вина и канеллони со шпинатом и сыром.
Мы очень счастливы.
Этому дневнику отчаянно не хватает тэга "по моим венам течёт ванилин".
- Непременно отпразднуем, - отвечает он. - "Водная жизнь"?
Итак, у нас есть большой экран, фильмография Андерсона, которую мы методично до/пересматриваем, бутылка белого сухого вина и канеллони со шпинатом и сыром.
Мы очень счастливы.
Этому дневнику отчаянно не хватает тэга "по моим венам течёт ванилин".
среда, 27 апреля 2016
Жить ой. Но да.
Потому что в этой днявочке должно быть что-то хорошее.
Странно, когда ты достаточно ровно дышишь к Сергею Пускепалису, Никите Звереву и Александру Вампилову, а потом эта троица мужчин собирается в одной точке времени и пространства - и случается чудо, подобное какому-то катарсису. И несмотря на весь пафос этой фразы, я могу выдать только такое определение - хотя сам спектакль от пафоса предельно далёк.
После него очень чётко понимаешь, почему Вампилов - драматургическое "наше всё" прошлого века. "Прошлым летом в Чулимске" - пьеса настолько талантливая и самодостаточная, что ей не нужны ни экстравагантные режиссёрские решения, ни хитрые декорации - ничего лишнего и выходящего за пределы истории. Всё это было бы оправданно в любых других постановках, по другим книгам и пьесам - более слабым, где режиссура должна вывести посредственный текст к новой планке, или, напротив, культовым и знаковым, где в поиск новых смыслов можно зарыться с головой. "Прошлым летом в Чулимске" же - простой, незатейливый, но ох какой убийственно точный портрет жизни, и в этом его главная функция. Так что, ставя эту пьесу, Сергей Пускепалис сделал единственно верную вещь, которую тут в принципе можно было сделать, а именно поместил в фокус повествования актёров. Функция режиссёра в этом спектакле - не ведущая, а скорее сопроводительная, на первом плане здесь не художественные элементы, а люди. Осмелюсь сказать, что именно это превращает "Прошлым летом в Чулимске" в тот театр, который не может не нравиться: поборники консерватизма не найдут тут ничего экстравагантного, что задело бы их нежные чувства, а всеядная публика оценит кажущуюся простоту и скромность, которой сегодня, бывает, не хватает. Это театр актёра, а не театр режиссёра, и язык не поворачивается сказать, что актёры разыгрывают эту историю - они её проживают; избитая фраза, безусловно, но описывает ситуацию наилучшим образом. Комедийное дарование Никиты Зверева (Шаманов), Станислава Дужникова (Мечеткин) и Юлии Чебаковой (Кашкина) эксплуатируется в каком-то очень правильном, не чрезмерном направлении, но трагическое сменяет комическое так же неуловимо, как это бывает в реальности - и вот уже ты, отсмеявшись, с ужасом смотришь на синее лицо Хороших и присоединяешься к голосу Кашкиной, что кричит: не ходи, Валя, не ходи!
Трогательно краснеющая Валя - ось пьесы. Такую непростую задачу отдали Нине Гусевой и не ошиблись: я, конечно, в принципе ужасно люблю эту ужасно славную актрису, но в этом спектакле, пожалуй, её лучшая роль на данный момент. В ней не нужно рассматривать ту или иную эмоцию, она и есть Валя с головы до пят: с этим её передничком, коротеньким платьицем и внутренней силой. Красноречивая метафора с палисадником, проходящая через всю историю - её отражение (-Я чиню палисадник для того, чтобы он был целый. -Да? А мне кажется, что ты чинишь палисадник для того, чтобы его ломали). И потому крайне символично и сильно выглядит сцена, в которой Валя сама ломает калитку: это она себя ломает, сопротивление напору Пашки - такой же напрасный труд, как и постоянная починка досок.
Ревность тянет за собой ложь; ложь, в свою очередь, катализирует роковое стечение обстоятельств. Всё это - орудия какой-то неправильной любви. Чувства, находящие своё выражение в Кашкиной и Пашке, не могут быть истинными - я вижу "Прошлым летом в Чулимске" именно с этой стороны. Но вот ведь парадокс: драматично заканчивается эта история прошлого лета, неприятно, грустно, несправедливо - а ты выходишь из театра, и на душе почему-то светло-светло, тихо, нежно. Может быть, потому, что всё талантливое неизменно приводит в восторг. А может быть, потому, что за этими слезами Вали, за отъездом Шаманова и просящей прощения Кашкиной прорастает, как цветы из-под грязи, что-то очищающее, делающее нас лучше. Добро. Прощение. И новая жизнь, в которой нужно поспешить любить.

Странно, когда ты достаточно ровно дышишь к Сергею Пускепалису, Никите Звереву и Александру Вампилову, а потом эта троица мужчин собирается в одной точке времени и пространства - и случается чудо, подобное какому-то катарсису. И несмотря на весь пафос этой фразы, я могу выдать только такое определение - хотя сам спектакль от пафоса предельно далёк.
После него очень чётко понимаешь, почему Вампилов - драматургическое "наше всё" прошлого века. "Прошлым летом в Чулимске" - пьеса настолько талантливая и самодостаточная, что ей не нужны ни экстравагантные режиссёрские решения, ни хитрые декорации - ничего лишнего и выходящего за пределы истории. Всё это было бы оправданно в любых других постановках, по другим книгам и пьесам - более слабым, где режиссура должна вывести посредственный текст к новой планке, или, напротив, культовым и знаковым, где в поиск новых смыслов можно зарыться с головой. "Прошлым летом в Чулимске" же - простой, незатейливый, но ох какой убийственно точный портрет жизни, и в этом его главная функция. Так что, ставя эту пьесу, Сергей Пускепалис сделал единственно верную вещь, которую тут в принципе можно было сделать, а именно поместил в фокус повествования актёров. Функция режиссёра в этом спектакле - не ведущая, а скорее сопроводительная, на первом плане здесь не художественные элементы, а люди. Осмелюсь сказать, что именно это превращает "Прошлым летом в Чулимске" в тот театр, который не может не нравиться: поборники консерватизма не найдут тут ничего экстравагантного, что задело бы их нежные чувства, а всеядная публика оценит кажущуюся простоту и скромность, которой сегодня, бывает, не хватает. Это театр актёра, а не театр режиссёра, и язык не поворачивается сказать, что актёры разыгрывают эту историю - они её проживают; избитая фраза, безусловно, но описывает ситуацию наилучшим образом. Комедийное дарование Никиты Зверева (Шаманов), Станислава Дужникова (Мечеткин) и Юлии Чебаковой (Кашкина) эксплуатируется в каком-то очень правильном, не чрезмерном направлении, но трагическое сменяет комическое так же неуловимо, как это бывает в реальности - и вот уже ты, отсмеявшись, с ужасом смотришь на синее лицо Хороших и присоединяешься к голосу Кашкиной, что кричит: не ходи, Валя, не ходи!
Трогательно краснеющая Валя - ось пьесы. Такую непростую задачу отдали Нине Гусевой и не ошиблись: я, конечно, в принципе ужасно люблю эту ужасно славную актрису, но в этом спектакле, пожалуй, её лучшая роль на данный момент. В ней не нужно рассматривать ту или иную эмоцию, она и есть Валя с головы до пят: с этим её передничком, коротеньким платьицем и внутренней силой. Красноречивая метафора с палисадником, проходящая через всю историю - её отражение (-Я чиню палисадник для того, чтобы он был целый. -Да? А мне кажется, что ты чинишь палисадник для того, чтобы его ломали). И потому крайне символично и сильно выглядит сцена, в которой Валя сама ломает калитку: это она себя ломает, сопротивление напору Пашки - такой же напрасный труд, как и постоянная починка досок.
Ревность тянет за собой ложь; ложь, в свою очередь, катализирует роковое стечение обстоятельств. Всё это - орудия какой-то неправильной любви. Чувства, находящие своё выражение в Кашкиной и Пашке, не могут быть истинными - я вижу "Прошлым летом в Чулимске" именно с этой стороны. Но вот ведь парадокс: драматично заканчивается эта история прошлого лета, неприятно, грустно, несправедливо - а ты выходишь из театра, и на душе почему-то светло-светло, тихо, нежно. Может быть, потому, что всё талантливое неизменно приводит в восторг. А может быть, потому, что за этими слезами Вали, за отъездом Шаманова и просящей прощения Кашкиной прорастает, как цветы из-под грязи, что-то очищающее, делающее нас лучше. Добро. Прощение. И новая жизнь, в которой нужно поспешить любить.

вторник, 26 апреля 2016
Жить ой. Но да.
Дима принёс в мою жизнь Дореволюционного Советчика, не знаю, как жила без него раньше.
Собственно, это всё, что я хотела сказать этим постом.
Очень смеюсь с картинки весь день, просто моя жизнь в последние две недели.

Собственно, это всё, что я хотела сказать этим постом.
Очень смеюсь с картинки весь день, просто моя жизнь в последние две недели.

четверг, 21 апреля 2016
Жить ой. Но да.
Давно не было таких накрывшихся святой пердой недель. И вот, кажется, написать бы про что-нибудь хорошее - про "Прошлым летом в Чулимске", например, филигранное совершенно, но - нет. Не пишется.
И курсач по электрохимии, обильно сдобренный кофе, тоже как-то не пишется.
Да и вообще ничего не пишется.
Возможности отказаться от преподавания на кафедре - нет. Водительского удостоверения - нет. Стипендии - нет ("Ваша стипендия висит где-то между Фондом и банком, не волнуйтесь, сегодня-завтра должна прийти" - сказали мне вчера. Ага, а г а). Денег - почти нет, уж после стоматолога-то; на следующей неделе мне ставят только временную коронку, потому что, видите ли, за эти три недели заживания после операции десна наросла как ей вздумалось, её опять редуцировали, и теперь нужна временная коронка, чтобы она сформировалась вокруг неё правильно.
Не то чтобы у меня от всего этого опустились руки, но, кажется, уже вот-вот. Либо мне где-то привалит по-крупному, либо всё покатится ещё круче.
Знаешь, афобазол, ю ду ит вронг.
И курсач по электрохимии, обильно сдобренный кофе, тоже как-то не пишется.
Да и вообще ничего не пишется.
Возможности отказаться от преподавания на кафедре - нет. Водительского удостоверения - нет. Стипендии - нет ("Ваша стипендия висит где-то между Фондом и банком, не волнуйтесь, сегодня-завтра должна прийти" - сказали мне вчера. Ага, а г а). Денег - почти нет, уж после стоматолога-то; на следующей неделе мне ставят только временную коронку, потому что, видите ли, за эти три недели заживания после операции десна наросла как ей вздумалось, её опять редуцировали, и теперь нужна временная коронка, чтобы она сформировалась вокруг неё правильно.
Не то чтобы у меня от всего этого опустились руки, но, кажется, уже вот-вот. Либо мне где-то привалит по-крупному, либо всё покатится ещё круче.
Знаешь, афобазол, ю ду ит вронг.
вторник, 19 апреля 2016
18:44
Доступ к записи ограничен
Жить ой. Но да.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 17 апреля 2016
22:47
Доступ к записи ограничен
Жить ой. Но да.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Жить ой. Но да.
Если я доживу до вечера пятницы следующей недели и не поседею, мне можно будет ставить какой-нибудь нескромный памятник.
Не то чтобы у меня не было трудных недель, но арктический пушной зверёк помахивает своим хвостом примерно из каждого дня грядущей седмицы. Завтра у меня будет адски трудный разговор с кафедрой, в котором я буду объяснять, почему их предложение вести на будущий год, когда у меня защита диплома (а зимой - защита ещё и на английском) фармхимию у третьего курса ради 0,25 ставки ассистента (ассистента, Карл!) и мифического стажа меня, мягко говоря, не особо радует. Во вторник - ГАИ (не хочу сказать, что руки опускаются уже сейчас... а хотя не, хочу сказать). В среду, если новости так и не придут, придётся выяснять, что делать с договором с Фондом Потанина, ибо Росбанк решил очень вовремя сменить реквизиты московского филиала. В четверг - новый виток зубной эпопеи.
Смотрю на всё это и думаю, что взрослая жизнь иногда как-то... а, ладно.
Конференция прошлаи слава богу, организация была чуть-чуть на грани фантастики, зато каким-то чудом удалось вырваться на пару часов на встречу с Катюшкой. Теперь у меня есть солидный дипломчик и красивая папочка (большой учёный-стайл, все дела).
Ничего не успеваю читать, потому что в метро вырубает на отличненько, стоит мне только принять сидячее положение, зато, кажется, начинаю кое-что понимать про мир. Вся эта история с проектом по английскому и хорошей девочкой из Туркменистана утвердила меня в простой как ясный день мысли: если ты можешь делать что-то хорошо - делай. Делай, даже если кому-то это покажется смешным и он скажет, что тебе больше нечем заняться. Делай, потому что уже это, в свою очередь, сделает тебя немного лучше. Это не соревнование с кем-то - это соревнование с собой. Единственное, которое действительно имеет смысл.
Ах да, ребят. Сходите на "Хардкор". Дичь дичайшая, но так круто, так круто! Такая Москва красивая! Такой Шарлто Копли обаятельный! Такой Акануебан поехавший! Такая кровушка реками и речушками! Такие титры стильные! Такая музыка прекрасная (плейлист уже пополнился)! Ня! Правда, пока смотришь, рукам отчаянно не хватает джойстика...
Не то чтобы у меня не было трудных недель, но арктический пушной зверёк помахивает своим хвостом примерно из каждого дня грядущей седмицы. Завтра у меня будет адски трудный разговор с кафедрой, в котором я буду объяснять, почему их предложение вести на будущий год, когда у меня защита диплома (а зимой - защита ещё и на английском) фармхимию у третьего курса ради 0,25 ставки ассистента (ассистента, Карл!) и мифического стажа меня, мягко говоря, не особо радует. Во вторник - ГАИ (не хочу сказать, что руки опускаются уже сейчас... а хотя не, хочу сказать). В среду, если новости так и не придут, придётся выяснять, что делать с договором с Фондом Потанина, ибо Росбанк решил очень вовремя сменить реквизиты московского филиала. В четверг - новый виток зубной эпопеи.
Смотрю на всё это и думаю, что взрослая жизнь иногда как-то... а, ладно.
Конференция прошла
Ничего не успеваю читать, потому что в метро вырубает на отличненько, стоит мне только принять сидячее положение, зато, кажется, начинаю кое-что понимать про мир. Вся эта история с проектом по английскому и хорошей девочкой из Туркменистана утвердила меня в простой как ясный день мысли: если ты можешь делать что-то хорошо - делай. Делай, даже если кому-то это покажется смешным и он скажет, что тебе больше нечем заняться. Делай, потому что уже это, в свою очередь, сделает тебя немного лучше. Это не соревнование с кем-то - это соревнование с собой. Единственное, которое действительно имеет смысл.
Ах да, ребят. Сходите на "Хардкор". Дичь дичайшая, но так круто, так круто! Такая Москва красивая! Такой Шарлто Копли обаятельный! Такой Акан
четверг, 14 апреля 2016
Жить ой. Но да.
Свет гаснет. От зрительного зала отделяется фигура. Фигура спокойным и размеренным шагом движется к сцене. Фигура легко поднимается по ступеням. Фигура держит в руках непримечательный полиэтиленовый пакет какого-то универмага. Секундой позже из пакета появляется маска, и Николай Мартон - а это именно он - под гул невидимой железной дороги превращается в Неизвестного. Это сам рок движется как на героев, так и на зрителей с неумолимостью пресловутого люмьеровского поезда: его колёса сомнут и месть, и ревность, и невинность, и людей, которые не укротили свои страсти.
Валерий Фокин выбрал для своего "Маскарада" эффектное начало, ничего не скажешь: когда рёв колёс сменяет музыка, из-под сцены появляются маски - недвижимые актёры, замершие в витринах. Пойманный момент где-то между жизнью и сном. Генерируемое ощущение присутствия в магазине очень, очень дорогих кукол не покидает весь спектакль, но в начале оно особенно остро. Маски перемещаются нарочито медленно, будто пробираясь сквозь сироп, и ты буквально слышишь, как перекатываются их суставы и трещат кости. Тут каждый - кукла: и ревнивый Арбенин, и красавица Нина, на которую он смотрит сквозь витрину (она - почти Белоснежка в вертикальном гробу), и тот самый Неизвестный.
Классическая история о роковом стечении обстоятельств и ревнивом муже в версии Лермонтова всегда цепляла меня больше, чем у Шекспира, даже несмотря на то, что мотивация у Арбенина из разряда "сам придумал - сам обиделся". Если Яго планомерно топчет Отелло и Дездемону, то тут Арбенин роет яму и себе, и Нине своими собственными руками, и вот этот вот ад одного-единственного человека, засасывающий чужую душу, меня пробирает. Правда, в Петре Семаке я не увидела всего того, что хотела бы увидеть: он отчаянно хорош только во второй части спектакля, уже после диалога с умирающей Ниной, когда его бросает из одной крайности в другую, из лилейного голоска в звенящую от гнева струну. В первой же части юная, но красивая, чистая, нежная как дитя Нина в исполнении Елены Вожакиной его почему-то затмевает - хотя, по логике вещей, не должна. Впрочем, фиксация именно на отношениях супругов - это одновременно и преимущество, и недостаток спектакля: он досконально препарирует тонкости их совместной жизни, но совершенно не затрагивает начало литературного первоисточника и отодвигает на задний план всех прочих героев, включая совершенно прекрасного Звездича в исполнении Виктора Шуралёва, которого здесь преступно мало.
"Маскарад. Воспоминания будущего" - в первую очередь спектакль баснословной, какой-то почти потусторонней, из другого мира красоты. Это чистейшее эстетическое удовольствие (как и в случае с кулябинскими #сонетамишекспира - даже мизогиния, сменяющая эту идеальную красоту, той же природы). Если Семёну Пастуху не дадут маску в этом году, то я ничего не понимаю в этой жизни. Объём проделанной работы по воссозданию имперских ещё декораций своими масштабами просто уничтожает, но зато каждый ракурс, откуда ни посмотри, настолько красив, что дух захватывает. Костюмы, опять же возвращающие к выставке, музею, магазину - словом, месту, где можно посмотреть на драгоценные вещи ручной работы - тоже притягивают взгляд и заставляют изучать мелкие детали фурнитуры. С точки зрения актёрской игры это совершенство оформления, конечно, служит дурную службу, поскольку нет-нет, но оттягивает зрительский взгляд, однако без него фокинский "Маскарад" не был бы "Маскарадом".
Валерий Фокин хотел воссоздать спектакль Всеволода Мейерхольда до нюансов, и у него это получилось. Но в пространстве сцены сосуществуют два слитых воедино мира - это год 1917 и год 2016, это певучесть двадцатого века и неприкрытая сексуальная объективация века двадцать первого. Оргия - то, что не произносится, но подразумевается, когда речь идёт о маскараде; Валерий Владимирович идёт дальше и даёт эту самую оргию, даёт довольно сдержанно, но однозначно: с издевательским смехом суккубов, с эротической пластикой. Немудрено, что Арбенин, переживающий эту картину в своей голове, утверждается в мысли о необходимости смерти жены. Эти демоны, вышедшие наружу, кого угодно сведут с ума.
Зачем дана бесстрастно поведанная Семаком история мужа-убийцы, не так давно с шумом прошедшая в СМИ, спрашивают противники этой версии лермонтовской трагедии? Да потому что вот так бы выглядел "Маскарад" XXI века где-нибудь в Театре.doc, и я не удивлюсь, если такой спектакль появится, и уже в 2117 году его будут по крупицам реконструировать. В любом случае, это чрезвычайно талантливо сделанный спектакль, в котором и дух Мейерхольда, и дух Фокина работают в одном векторе, взаимно усиливая друг друга - и результат, каким бы ни было впечатление, восхищает.

Валерий Фокин выбрал для своего "Маскарада" эффектное начало, ничего не скажешь: когда рёв колёс сменяет музыка, из-под сцены появляются маски - недвижимые актёры, замершие в витринах. Пойманный момент где-то между жизнью и сном. Генерируемое ощущение присутствия в магазине очень, очень дорогих кукол не покидает весь спектакль, но в начале оно особенно остро. Маски перемещаются нарочито медленно, будто пробираясь сквозь сироп, и ты буквально слышишь, как перекатываются их суставы и трещат кости. Тут каждый - кукла: и ревнивый Арбенин, и красавица Нина, на которую он смотрит сквозь витрину (она - почти Белоснежка в вертикальном гробу), и тот самый Неизвестный.
Классическая история о роковом стечении обстоятельств и ревнивом муже в версии Лермонтова всегда цепляла меня больше, чем у Шекспира, даже несмотря на то, что мотивация у Арбенина из разряда "сам придумал - сам обиделся". Если Яго планомерно топчет Отелло и Дездемону, то тут Арбенин роет яму и себе, и Нине своими собственными руками, и вот этот вот ад одного-единственного человека, засасывающий чужую душу, меня пробирает. Правда, в Петре Семаке я не увидела всего того, что хотела бы увидеть: он отчаянно хорош только во второй части спектакля, уже после диалога с умирающей Ниной, когда его бросает из одной крайности в другую, из лилейного голоска в звенящую от гнева струну. В первой же части юная, но красивая, чистая, нежная как дитя Нина в исполнении Елены Вожакиной его почему-то затмевает - хотя, по логике вещей, не должна. Впрочем, фиксация именно на отношениях супругов - это одновременно и преимущество, и недостаток спектакля: он досконально препарирует тонкости их совместной жизни, но совершенно не затрагивает начало литературного первоисточника и отодвигает на задний план всех прочих героев, включая совершенно прекрасного Звездича в исполнении Виктора Шуралёва, которого здесь преступно мало.
"Маскарад. Воспоминания будущего" - в первую очередь спектакль баснословной, какой-то почти потусторонней, из другого мира красоты. Это чистейшее эстетическое удовольствие (как и в случае с кулябинскими #сонетамишекспира - даже мизогиния, сменяющая эту идеальную красоту, той же природы). Если Семёну Пастуху не дадут маску в этом году, то я ничего не понимаю в этой жизни. Объём проделанной работы по воссозданию имперских ещё декораций своими масштабами просто уничтожает, но зато каждый ракурс, откуда ни посмотри, настолько красив, что дух захватывает. Костюмы, опять же возвращающие к выставке, музею, магазину - словом, месту, где можно посмотреть на драгоценные вещи ручной работы - тоже притягивают взгляд и заставляют изучать мелкие детали фурнитуры. С точки зрения актёрской игры это совершенство оформления, конечно, служит дурную службу, поскольку нет-нет, но оттягивает зрительский взгляд, однако без него фокинский "Маскарад" не был бы "Маскарадом".
Валерий Фокин хотел воссоздать спектакль Всеволода Мейерхольда до нюансов, и у него это получилось. Но в пространстве сцены сосуществуют два слитых воедино мира - это год 1917 и год 2016, это певучесть двадцатого века и неприкрытая сексуальная объективация века двадцать первого. Оргия - то, что не произносится, но подразумевается, когда речь идёт о маскараде; Валерий Владимирович идёт дальше и даёт эту самую оргию, даёт довольно сдержанно, но однозначно: с издевательским смехом суккубов, с эротической пластикой. Немудрено, что Арбенин, переживающий эту картину в своей голове, утверждается в мысли о необходимости смерти жены. Эти демоны, вышедшие наружу, кого угодно сведут с ума.
Зачем дана бесстрастно поведанная Семаком история мужа-убийцы, не так давно с шумом прошедшая в СМИ, спрашивают противники этой версии лермонтовской трагедии? Да потому что вот так бы выглядел "Маскарад" XXI века где-нибудь в Театре.doc, и я не удивлюсь, если такой спектакль появится, и уже в 2117 году его будут по крупицам реконструировать. В любом случае, это чрезвычайно талантливо сделанный спектакль, в котором и дух Мейерхольда, и дух Фокина работают в одном векторе, взаимно усиливая друг друга - и результат, каким бы ни было впечатление, восхищает.

понедельник, 11 апреля 2016
Жить ой. Но да.
Выходные прошли в Коломне; прошли хоть и быстро, но чрезвычайно ярко, потому что когда рядом люди, с которыми никогда не выйдет быть кем-то кроме себя (даже если вдруг очень захочется), всё становится простым, лёгким и правильным.
Почти летнее солнце, греющиеся на солнце котики, ароматный сбитень, восхитительный музей пастилы с ужжжжасно вкусной пастилой (съели всё чуть ли не вместе с пальцами) и дивной театрализованной экскурсией, калачи, которые голодный Саша купил в количестве семи штук и которыми на следующее утро можно было забивать гвозди - а потом вечер в домике под Коломной. Мальчики жарят шашлыки на угле, которого опять не хватает (три, три пакета брать в следующий раз!), девочки рубят овощи - пока что ещё никто не знает, что завтра пакет с остатками провизии и надписью "hello, I'm mr. Babba" благополучно останется в прихожей, покинутый всеми.
Потом будут песни под гитару, презентация пока ещё не совсем готового "Троллейбуса на Краков", смешные танцы и согревающая метакса с лимоном, а также Очень Важные Разговоры На Обалденно Важные Темы до глубокой ночи, чтобы свалиться спать на тесном диване около трёх часов утра в уютном кольце из рук и встать в половину восьмого разбуженными Ритой и почему-то на удивление выспавшимися.
Возвращаясь из одной поездки, мы уже планируем следующую.
И это так хорошо.

Почти летнее солнце, греющиеся на солнце котики, ароматный сбитень, восхитительный музей пастилы с ужжжжасно вкусной пастилой (съели всё чуть ли не вместе с пальцами) и дивной театрализованной экскурсией, калачи, которые голодный Саша купил в количестве семи штук и которыми на следующее утро можно было забивать гвозди - а потом вечер в домике под Коломной. Мальчики жарят шашлыки на угле, которого опять не хватает (три, три пакета брать в следующий раз!), девочки рубят овощи - пока что ещё никто не знает, что завтра пакет с остатками провизии и надписью "hello, I'm mr. Babba" благополучно останется в прихожей, покинутый всеми.
Потом будут песни под гитару, презентация пока ещё не совсем готового "Троллейбуса на Краков", смешные танцы и согревающая метакса с лимоном, а также Очень Важные Разговоры На Обалденно Важные Темы до глубокой ночи, чтобы свалиться спать на тесном диване около трёх часов утра в уютном кольце из рук и встать в половину восьмого разбуженными Ритой и почему-то на удивление выспавшимися.
Возвращаясь из одной поездки, мы уже планируем следующую.
И это так хорошо.
