Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Так получилось, что на физкультуре народа сегодня было мало.
Кто-то болел, кто-то под шумок ушел. Осталось человек 7 от силы. Когда урок начался, наша царственная преподавательница соизволила выплыть из недр кабинета. Окинув взглядом нестройные ряды учеников, она фыркнула, произнесла гениальную фразу: "Вас так много! И ради этого я пришла?", развернулась и скрылась в тумане, оставив нас подбирать челюсти с пола.
Я слишком идеализирую сей бренный мир, или она все же должна была остаться даже в том случае, если бы на урок пришел 1 человек?
Я чего-то не понимаю, определенно.
Урок все же был, кстати. Провел его папа.

P.S. Замятин нереально доставляет.

@музыка: Oomph!

@темы: Школоло, Без комментариев, Ололо же!, Из жизни красных шарфочек

---

Черно-белые дни

День, вернее.
В школе была драма. Натуральная. Мой одноклассник (который, впрочем, никогда особо адекватным поведением не отличался) сегодня наглотался феназепама. 2003 года выпуска. 10-12 таблеток за раз, никто не знает точно, сколько, а сам он не палится.
Школа стояла на ушах. Вызвали его отца, усиленно поили водой - до рвоты. В конце концов у него отказали ноги. До дома ребята тащили его тупо на себе, потому что идти самостоятельно он не мог. Из плюсов было только то, что он был в относительно здравом уме и пытался не заснуть.
Что это было, молчаливый пример долбоебства либо же объебосности, остается загадкой. На вопрос о том, зачем он пил феназепам в таких количествах, он сказал, что "хотел посмотреть мультики".
А главное, что если родители все же вызвали скорую, его запишут как суицидника или наркомана. Это пиздейшн, товарищи.
Осадок остался на весь день. Надеюсь, с ним все будет хорошо.

Из приятного же на сегодня два факта. Первый: Пельмень таки позанималась с моей мамой математикой. Обе остались довольны и решили продолжать сотрудничество. Второй: мы таки съездили в родной Мендель и записались на курсы. Последний год, яху.
Релакс закончится 28 сентября с первым семинаром по химии. До этого дня я существую в относительном комфорте. После - в полной жопе прострации.
Главное - не загнуться до экзаменов.
И не начать жрать феназепам пачками. Впрочем, за последнее имхо можно не переживать.

@музыка: Oomph!

@настроение: ...

@темы: Школоло, Без комментариев, Ололо же!, Необъяснимо, но фак, Чудеса в решете, Из жизни красных шарфочек

---

Я ненавижу рецензии, но...

Это свершилось - я дочитала Angel Sanctuary.
Мозг вынесен на корню и оклемается еще не скоро.
Эта история потрясающе красивая и столь же потрясающе запутанная... Она меняет местами все, что ты прежде знал. Черное превращается в белое, прекрасные непорочные ангелы становятся жестокими машинами для убийств, а среди демонов находятся "чистые, святые души". Это... Это невозможно объяснить, рассказать, передать. Это надо узреть самому, ибо это повесть о всевозможных видах и проявлениях любви - начиная от материнской и кончая греховной.
И если вы спросите, читать ли это, ответ будет однозначен: да, читать.

А еще я могу с полной уверенностью сказать: даешь миру Зафкиэль/Анаэль!!!1!1!11 Ну и Войс/Нойз, конечно же.
Как только я разделаюсь с 8 сентября и фиком на Храм Гета, то сразу же, скорее всего, сяду за AS. Я хотеть!

Я долбанный шиппер.

P.S. Ну почему, почему в каноне было так мало Габриэль, вашу мать?

@музыка: Disturbed

@темы: Аниманга, Шипперское :3, Ангелятник

---

Я буду краток

Я сделала маме яблоки в карамели и даже умудрилась при этом не изговнять кухню.
Айм суперхироу.

@темы: И тут он достал свой четвёртый бигмак

---

Муза - падла.

Она любит посещать меня накануне тех дней, когда мне рано вставать.

А лето, тем не менее, закончилось. Пост с мыслями о достижениях и фейлах за его период если и будет, то как-нибудь... Ну пожже. Может быть. Наверное.
Будильник на 6:30. Я не встану, я гарантирую это.

@музыка: As I lay dying

@темы: Школоло, Бумага все стерпит, Из жизни красных шарфочек

---

Жизнь такая жизнь

Воистину, каждую последнюю неделю августа, ту, что готовит мир к пришествию Всадников Апокалипсиса Первого сентября, я убеждаюсь, что я бесценна и незаменима.
Ну конечно, и в последний мой школьный год без меня обойтись было никак нельзя. Буду в очередной раз выступать, окидывая взглядом сотни безрадостных лиц школоты. Читать наказ первоклашкам от лица выпускников.

Интересно, какой выйдет Бабка-Ёжка из Вовки? Тупо очень, очень надеюсь, что в деревне за выходные он не утяпкался в усмерть и соблаговолил-таки выучить текст. Или нашим с Риткой тушкам и мозгам будет плохо. Уж начальство постарается.

А еще у меня появился новый объект для терзаний. Его зовут Vitek из рода Кухонных Комбайнов. У него привлекательная внешность, корпус из красного пластика, стеклянные чаши и куча терочек и режимов. Завтра опробую его в приготовлении чизкейка, мвахаха.

@музыка: The Dillinger Escape Plan

@темы: Школоло, Ололо же!, Из жизни красных шарфочек, И тут он достал свой четвёртый бигмак

---

Гм. И снова про старых баранов.
"Хроники валькирий" выглядели симпатично и по описанию казались очень вкусными (ну да, я неравнодушна к альтернативным мирам, похожим на Европу прошлого века), но на деле, посмотрев две серии, я забила. Алисия Мелькиотт такая Алисия Мелькиотт... Может, через некоторое время вернусь. Как досмотрю новые (ну как новые, относительно) серии Хеталии. Смотрела ее стопиццот лет назад, когда в ней было ровно в два раза меньше серий, чем сейчас.

Продолжаю поглощать Пратчетта огромными кусками. Сэм Ваймс, я твой фанат *-* От запойного чтения меня не оторвали даже свежие, на 2011 год, распечатки демо-версий ЕГЭ по математике, русскому и химии, которые назойливо майчили у меня под носом, будучи заботливо распечатанными заботливой мамой. Фиг вам. Я подумаю об этом завтра (с)
А еще лучше послезавтра.
А еще лучше...

@музыка: Papa Roach

@темы: Аниманга, Молоко и мед, Чудеса в решете, Из жизни красных шарфочек

---

Без слов

Но если Хатико хочет ждать,он должен ждать.
Исходя из кинопрограммы, предложенной мне на вечер телевизором, передо мной стоял следующий выбор - либо "Дорога перемен" с Ди Каприо и Уинслет (ооо, атмосфера 50-х затягивает), либо "Хатико" с Гиром и чудеснейшей собакой породы акито-ину. Включив "Хатико", выключить я уже не смогла.
Да, я слышала, что люди выходили из кинотеатров поголовно заплаканные, но не особо в это верила. Только теперь, убедившись на своем личном опыте, я понимаю, что это правда. Я вообще весьма чувствительна и сентиментальна (да, я тупая истеричка, кстати), так что, будучи знакома с историей, я садилась за просмотр, предварительно запасшись пачкой платочков.
Не хватило.
Я ревела примерно последние полчаса фильма. Начиная со смерти профессора и кончая титрами. И когда казалось, что вроде уже успокаиваешься, что-то обязательно заставляло плакать снова - или грустные глаза Хатико, или музыка, ненавязчивая, но прекрасная, зачастую становившаяся финальным штрихом в этой картине.
Я не помню, когда я последний раз так плакала над фильмом. Не факт, что я решусь пересмотреть его снова, ибо мои нервы не железные, но в моем сердце он засел надолго, это точно.
Это 11 из 10, едва ли не лучшее из того, что я вообще смотрела за последние несколько лет. "Хатико" заставляет испытывать эмоции - не пустой восторг стрелялками и героическими смертями, коих тут нет, или отвращение к изощренным убийствам и расчлененке, коих также не наблюдается, а чувство сострадания и понимания. Чувство восхищения этой собакой и этой историей. Он очищает слезами и заставляет зрителей задуматься. Может, на пару минут, а может, надолго. А в этом, в конечном итоге, и есть смысл всей кинематографии.

@темы: Только зрячие знают, что такое слепота, В душной бетонной коробке можно быть просто счастливым, Изображая рецензента, What I've seen, Синематографии

---

Хочу нормальных, взрослых и, что немаловажно, адекватных фанфиков по "Легенде об Аанге". В идеале - Зуко/Катара. Что со мной не так?
Найдите их мне, ну позязя.
Знаю, что не канон, но так хочется...

А еще на дворе час ночи, а я ужасно хочу ееееесть. Пойду косплеить Рюука и уничтожать яблочки.

Редко кагбэ попадается годный арт по этому пейрингу, однако сей из его числа:



И вот еще, я реально ахуел, когда увидел сей кроссовер "Легенды" и "Fruits Basket" O_O

@музыка: As I lay dying

@темы: Бумага все стерпит, Корзинка фруктов и рисовый шарик, Аватар

---

Как и следовало ожидать

Манга оказалась не в пример лучше аниме-адаптации. Как это обычно бывает, там экранизировали кусок манги, при этом поменяв местами несколько фактов. Про прошлое Арисы и Саки вообще нифига не сказано...
Но! Граммар-наци во мне люто-бешено негодуэ и хочет дать в лоб тем, кто редактировал и корректировал перевод. Сиране "поедИм на море", "до белого коленья" и проч, проч, проч! Буэ.

И фак, на русский "Fruits Basket" переведена только до 17 тома >< остальные 7 придется искать на английском. Но хотя бы не онгоинг, что уже радует.
А еще у меня стойкое ощущение, что к концу стоит ждать любовный треугольник Юки/Тору/Кё. И я предпочту Тору/Кё, ибо ОТП, а женоподобный Юки мне не доставляет. Хоть я не питаю особо теплых чувств и к самой Тору, она наилучшим образом раскрывает характер Кё и, по сути, является для него отдушиной и лучшей парой. Ибо Кагура... Э, ее методы проявления любви как бы устрашают.

А вообще странное чувство. Зацепил меня этот мир и эта история, и теперь хочется скорее дочитать до конца и узнать, чем все закончится, а потом шипперствовать, шипперствовать, шипперствовать... Хотя знаю, что останется некая пустота в душе оттого, что нечего больше будет ждать и все карты будут открыты. Сладкое разочарование, щемящее в сердце. Будет так радостно и так грустно... Так много раз уже бывало. Но все же... Катя-тян окончательно и бесповоротно увязла в этом вихре животных китайского календаря и лулзов, перемежающихся драмой, и с вот такой - *_* - мордой пырится на божественную рисовку Такая Нацуки. Даже больше ничего смотреть/читать кроме этого не хочется, и "Глядя на полумесяц", в котором всего-то 6 серий, я смотрю второй день =_= Стыд, стыд. Такие дела.

Всё, я ушлепал обратно.

UPD. Хацухару/Рин - ОТП-2

@музыка: Perfect enemy

@темы: Аниманга, Шипперское :3, Корзинка фруктов и рисовый шарик, Из жизни красных шарфочек

---

Охохо

Таки досмотрела я Fruits Basket...
Хорошо, даже очень. И куча лулзов, и места, пробивающие на поплакать, и ненавязчивые умные или трогательные мысли... Хотя, конечно, образ ГГ Тору какой-то уж слишком нереальный. Ну не верю я, что девочка, потерявшая отца и нежно любимую мать, способна вести себя так... Так оптимистично, так ласково и доброжелательно ко всем, что ли. Особенно добил эпизод с Хиро, который откровенно над ней издевался, а она в ответ делала для него все, что он требовал и чуть ли не себя почитала виноватой. Я бы так не выдержала и во многих случаях, в которых Тору проявляла терпение и доброту, надавала бы в ответ по мордасам. Однако стоит отметить ведь, что ее доброта в конце концов восторжествовала, растопив сердце даже Акито...
Жаль, предпоследняя серия как-то смазана, особенно момент с появлением на кладбище Арисы и Ханы =/ И не упоминается о том, что Акито на самом деле тетко, а не мужык.
Но если отбросить эти факты, то получается очаровательный сериал, который смотрится на одном дыхании. Потому что отличная история и колоритнейшие персонажи! На первый взгляд, со всех ловишь только лулзы - ну те же Момиджи, Аяме, Сигуре (ооо, Сигуре!). А как только подкопаешься к ним поглубже, понимаешь, что за каждым из них стоит что-то большее. У каждого какая-то личная трагедия... Момиджи лишен матери, которой стерли память о его существовании, Аяме не может помириться со своим младшим братом, Хацухару не может себе простить того, что бык провез на праздник мышь и потому тихо ненавидит Юки поначалу, Киса из-за насмешек одноклассников перестает говорить, Хиро мучается из-за того, что вынужден отдалиться от нее и ничем не может ей помочь, Кё страдает из-за невозможности окончательно войти в семью Сома и календарь Джаюниши... Особенно тяжко Хатори, которому Акито не позволил быть со своей возлюбленной Каной, поранил его, лишив левый глаз зрения, и заставил собственноручно стереть Кане память... Грусняво. В целом ведь сериал про одиночество и про то, как трудно его бывает преодолеть, как трудно бывает выйти из скорлупы, которой ты отгораживаешься от кружающего мира. Мира, где ты чужой потому, что отличаешься от обычных людей. И за веселой конфетно-фруктовой оберткой этого сериала скрываются серьезные вопросы, которые переосмысливаешь уже после просмотра.
Царь рекомендуе, короче.
Но меня смутило, что в аниме были все животные календаря, кроме лошади и петуха оО А вообще надо бы уже мангу целиком прочесть, а не урывками

P.S. Тору/Кё так и просится, чуть ли не канон же! Я буду шипперствовать :3
P.P.S. Хацухару

@музыка: Lumen - Синяя птица

@темы: Аниманга, Корзинка фруктов и рисовый шарик

---

Тени прошлого

Ооо, Хеллсинг-фест божественен
Название: Тени прошлого
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: я сама себе и альфа, и бета, и омега…
Фендом: Hellsing
Пейринг: Пип/Виктория
Жанр: гет, ангст
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Статус: завершён
Дисклаймер: не мое, поиздеваюсь и отдам
Размещение: с моего, и исключительно с моего разрешения.
Предупреждение: осторожно, ООС.

жмак!

Равнодушно и отстраненно смотря в стакан с кровью, стоявший перед ней и становившийся все более расплывчатым, Виктория плакала, не отдавая самой себе отчета в этом. Соленые капли сползали по ее лицу, на мгновение зависали на подбородке и под собственной тяжестью срывались в стакан. По алой жидкости с крепким металлическим запахом расходились круги, но несколько секунд спустя на поверхности снова воцарялось спокойствие – ровно до того момента, пока очередная прозрачная капля не срывалась с холодной и бледной кожи.
Отказавшись от прошлого с его человеческой едой и человеческими занятиями, она так и не смогла отказаться от человеческих страданий. Они, смешанные с тоской, разбавленные холодом и приправленные едкой пустотой, угнетали ее изнутри. И хотя ни ее вампирская сущность, ни уж тем более Пип Бернадотте, кровью которого эта сущность и была разбужена, не одобряли слез, не плакать она не могла. Как до сих пор не могла простить себе гибели капитана «Диких гусей», память о котором раздирала ей несуществующую душу.
Убежав от прошлого с его Лондонской полицией и с убитыми у нее на глазах родителями, она так и не смогла убежать от его теней, которые настойчиво преследовали ее, позволяя забыться только в минуты гнева и ярости. В остальное же время, такое, как сейчас, когда рядом не было врагов, когда она просто машинально сжимала в руках стакан, рискуя ненароком разбить его своими пальцами, гнетущая тишина обретала свой собственный голос и до крови раздирала ей уши, вторя прошлому и шепча о том, что тени неразделимо связаны с человеком.
-Но я не человек! – в отчаянии бормотала Виктория, все крепче сжимая стакан, словно поставив себе цель раздавить его и пролить на пол живую воду, которая в нем плескалась.
«Не плачь, малышка…» - глухо повторял в ответ до боли знакомый голос, который она предпочла бы услышать рядом с собой, а не внутри себя. И чтобы на плечо обязательно опустилась тяжелая, но такая горячая рука, несущая с собой тепло давно забытой жизни.
Увы… Она хотела бы уткнуться в широкую грудь капитана и реветь, как маленькая девочка, почувствовав запах дома, которого ни у нее, ни у него никогда не было. Она хотела бы, чтобы он обнял ее в ответ – немножко бахвалясь, но так заботливо и ласково. Но вместо всего этого она вынуждена укутываться во мрак и согреваться бесплотным теплом крохотной дрожащей свечи, свет от которой не способен разогнать бестактные напоминания прошлого. От них может спасти только смерть.
-Господин Бернадотте, заберите меня к себе, - тихо шептала она, забывая о том, что его душа заключена в ней и окунаясь в беспристрастно-равнодушный ворох теней, контуры самой большой из которых почему-то отчаянно напоминали ей высокого человека в шляпе и с длинной косой, обернутой вокруг шеи.

@темы: Бумага все стерпит, ФЕСТивальное, Хеллсинг, братцы!

---

Скованные одной цепью

Сегодняшнее, свежачок-с, так сказать
Название: Скованные одной цепью
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: я сама себе и альфа, и бета, и омега…
Фендом: Trinity Blood
Пейринг: Хьюго/Кейт
Жанр: гет, размышлялки
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Статус: завершён
Дисклаймер: всё принадлежит Сунао Йосида.
Размещение: с моего, и исключительно с моего разрешения.
Предупреждение: осторожно, ООС.

жмак!

Суровая молчаливость патера Хьюго давно перестала быть предметом обсуждений в стенах Ватикана. Инквизиция не рисковала распускать слухи и сплетни о Танцующем с мечом, потому что многие знали – и зачастую не понаслышке - как остры его клинки, быстры и отточены движения и опасен своей ледяной вспыльчивостью нрав. Ему было без разницы, кого убивать – вампира ли, приспешника ли вампира, или же просто некстати очутившегося на его пути инквизитора с острым языком – в его сердце жила ненависть ко всему миру за ту трагедию, которую он пережил в детстве, а смысл жизни был один – месть, жестокая месть за гибель родителей, исчезновение сестры и кровавый фарш вместо рук. И потому он был готов изрубить любого, кто посмел бы напомнить ему о его стальных конечностях и о горе, которое ему пришлось вынести. Он не терпел, когда бередили его раны.
Что же касалось Акс… Подчиненные кардинала Сфорцы были лояльны к чужим проблемам, поскольку каждый из них прошел через какое-то лишение. Там не было благополучных холеных воинов наподобие брата Петра или сестры Паолы. Патер Леон сидел в тюрьме, тело сестры Кейт было парализовано, сестра Моника ежесекундно пребывала в тоске по родной мафии и с горя и злобы рубила головы направо и налево… Здесь каждый нес свой собственный крест, и потому чужие проблемы были здесь не темой насмешек, а делом молчаливого сочувствия.
Особенно для сестры Кейт.
Она была пропитана сочувствием к другим, похоронив глубоко в душе сочувствие к себе и тоску по своему собственному живому телу. Бесплотная наперсница Катерины, творение програмистско-инженерного гения Вильяма… Их с Хьюго многое объединяло. Взять хотя бы то, что своим теперешним существованием они оба были обязаны Вордсворту. Он – новыми руками и блестящим искусством владения оружием, которое позволяло ему вершить правосудие над мафусаилами. Она – своим полупрозрачным телом, которое было лишено плотской теплоты, но хотя бы давало ей возможность двигаться, говорить и приносить пользу Аксу.
Приносить пользу Аксу… Она была этаким агнцем на алтаре Ватикана. Закрывшая собой Катерину, которая была последним человеком, способным дать отпор кардиналу ди Медичи. В этом было что-то… добровольно-жертвенное.
-Патер де Ватто, вас хочет видеть госпожа Катерина…
А вот и она, легка на помине. Золотые волосы, овал красивого и вечно печального лица. Привыкшего отовсюду ждать опасность Хьюго раздражало, что он никогда не мог предугадать ее появление. Не было слышно шагов, не было отпечатков следов на песке Ватиканского сада. Если отбросить эти факты, она могла бы сойти за обычного человека… Но лучи солнца, просвечивающие ее насквозь, пробивались из-под бледной кожи и превращали ее в искрящуюся голограмму, коей она и являлась.
-Сейчас буду, - Хьюго посмотрел на нее своими изумрудными глазами и мгновение спустя отвел взгляд. Солнечный свет резал глаза. О том, что глаза могла резать еще и безотчетная грусть, пробуждавшаяся каждый раз, когда он смотрел на сестру Скотт, он сам бы себе постеснялся признаться.
-Что-то случилось?
Этого он не ждал никогда и ни от кого. Любой знал, что, произнеся эти несколько простых слов, он рисковал нарваться на гнев Хьюго, который болезненно реагировал на простые житейские вопросы и свою душу предпочитал не раскрывать ни перед кем. Однако Кейт пыталась быть другом и помощником для каждого, да и бояться ей было нечего – бесплотное тело клинками не убить.
-Нет, ничего, - процедил патер де Ватто, оставаясь как обычно немногословным и отстраненным. Его молчаливость была его собственной защитной оболочкой от мира.
-Простите мне эти слова, патер, но если вы когда-нибудь захотите выговориться, позовите меня. Знаю, вы привыкли ни с кем не делиться тем, что лежит у вас на сердце, но все же… Вдруг вам это будет нужно, - она говорила тихо и мягко, вместе с тем читая его как раскрытую книгу, словно догадываясь, что когда-нибудь ему это действительно будет нужно, и от этого в душе Танцующего с мечом появлялось какое-то странное, прежде незнакомое либо же старательно забытое чувство – чувство покоя и осознания того, что его, пожалуй, могут понять без какой бы то ни было навязчивости ему самому.
-Госпожа Катерина ждет, - напомнила Кейт и исчезла, не оставив после себя ни запаха духов, ни колыхания воздуха, а только лишь глубокую задумчивость, в которую к удивлению для себя самого погрузился де Ватто.
-Договорились, сестра Скотт, - глухо, ни к кому не обращаясь и отсутствующим взглядом смотря на то место, где минуту назад стояла Железная дева, пробормотал он. Поднявшись со скамьи, он непривычно медленно побрел в сторону кабинета кардинала Сфорцы. Песок под ногами хрустел немного ободряюще. Ему требовалось время, чтобы сознание, отвыкшее от проявления заботы и теплоты, переварило слова Кейт и нашло в себе силы открыться ей. Он знал, что когда-нибудь ему это будет нужно. И это когда-нибудь наступило уже сейчас.

@темы: Бумага все стерпит, Триблушка

---

А сколько еще всего недописано, а сколько еще в мозгу идей...
Словоблудие, вернись, я все прощу.
Пиу.

---

Ее стихия

Название: Ее стихия
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: кто же, если не я?
Фендом: Darker than black
Пейринг: Инь, Хэй/Инь (если взять лупу)
Жанр: гет, вероятно, POV, и вообще, это нечто ангстофлаффовое.
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Статус: завершён
Дисклаймер: не моё и не претендую. Я вообще тут просто так, мимо проходила
Размещение: с моего, и исключительно с моего разрешения. Иначе мстя моя будет страшной.
Предупреждение: OOC

жмак!

Серебристые капли дождя неспешно покачивались на листве деревьев и козырьках крыш домов, казалось, совсем не торопясь срываться и падать на грешную землю.
Вода. Это была её стихия.
Инь бесстрастно втянула в себя влажный, пахнущий острым запахом прохлады воздух, хотя этот вдох и принёс ей некое подобие радости. Конечно, это громко сказано; едва ли медиум могла испытывать какие-нибудь сильные чувства. Вообще что-либо испытывать. Но всё же, всё же… Вода была её стихией, и всякое её невольное проявление помогало Инь понимать, что она хоть и кукла, но всё-таки живая.
И помогало понимать, что у неё нет иной судьбы, кроме кукольной.
Её звали бесчувственной, справедливо полагая, что это и в самом деле так. Естественно, это было правдой – куклы-медиумы не умели чувствовать. Инь не была исключением. Или?
Она, так же, как и другие, не жила, а существовала. Дышала, потому что так было надо. И работала с контракторами, потому что так тоже было надо. Потому что в этом заключалось её предназначение. Подобное предназначению звёзд на ночном небосклоне светить до тех пор, пока живы их контракторы. А Инь делала всё для того, чтобы звезда Хэя светила как можно дольше.
Так было надо.
Но снова и снова рисковать ради Хэя её заставляла не только пустая необходимость, слепо ведущая всех кукол. Едва ли это была любовь – это бы противоречило всем законам мироздания. Даже если бы это и было так, у этой любви не могло быть будущего. Медиум и контрактор – та ещё пара. Пара, в которой любить не может ни один, ни второй. Но что-то было.
Капля упала на ладонь и закачалась в ней, доверчиво поблёскивая в лунном свете и всё не решаясь скатиться с холодной руки Инь. Кукла бережно сжала руку, словно боясь раздавить каплю. Потом осторожно разжала, где-то глубоко в душе недоумевая, зачем она всё это делает.
Капля блеснула, но на сей раз в ней отразились не крохотные звёзды, а красные глаза Инь. Потом ей наскучило, и она упала с ладони на мягкий ковёр лесной травы.
Вода была её стихией. Её серебряные волосы часто сравнивали с потоками горного ручья. И даже её рубиновые глаза были водянистыми, ускользающими, и поймать их взгляд было чрезвычайно трудно.
Вода была её стихией. Холодная и быстрая вода. Не могло быть иначе.
Но кто сказал, что вода не может закипеть?
Подобно тому, как сейчас на глазах Инь кипели слёзы. Та же, по сути, вода, но почему-то обжигающе горячая.
И если вода может кипеть… То кто запретит медиуму научиться чувствовать?
Никто.
Вода – воплощение свободы.
Вода – её стихия.

@темы: Darker than black, Бумага все стерпит

---

И боли не счесть

На фанфик-челлендж в контактике писалось. И даже победило
Название: И боли не счесть
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: кто же, если не я?
Фендом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: Рой/Лиза
Жанр: гет, романс, приправленный груснявостью
Рейтинг: РG-13
Размер: мини
Статус: завершён
Дисклаймер: не моё, поиздеваюсь и отдам
Размещение: с исключительно моего разрешения. Другие варианты не рассматриваются. Уважайте чужой труд.
Предупреждение: OOC. Он страшен и его много.

жмак!

-Зачем?..
Короткое, болезненное слово. Быстрое и четкое, как пуля. Оно пробивает насквозь, прошивает стену холодного равнодушия резким огнем. Пробивает – и уходит в пустоту.
-Так надо.
Прядь золотых волос, согнанная со лба ветром. Плотно сомкнутые тонкие губы, обветренные и сухие. И взгляд, чистый, слишком серьезный взгляд широко раскрытых, но таких усталых глаз.
-Зачем?..
Повтор, как на автомате. Как робот. Механические движения, механические слова, запрограммированные чувства – словно не осталось ничего своего.
-Это нужно. Нужно вам. Нужно мне. Нужно было, в конце концов, моему отцу. Если вам плевать на нас, не марайте грязью хотя бы его память. Он умер не для того, чтобы вы сейчас ломались.
Слишком много слов. Долгий поток, стройный и логичный, но отчего-то дикий и вязкий, как необузданные пески Ишвара. В нем увязают мысли.
Рядом с ним просто еще одна смерть, пополнившая собой бесконечную череду смертей. Он знал это. Осознавал каким-то шестым чувством. А она просто похоронила этого маленького мальчика, и в небо, словно когти, простерла сучья обуглившаяся деревяшка, заменившая собой крест на могиле.
Убийца и священник на этом импровизированном кладбище, такая же, как он.
-Мой отец верил в вас. Не подводите его, майор.
Это просто еще один шаг в неизбежность, короткий и чересчур длинный. Ее на секунду смягчившийся голос, стартовавший с новой силой и желчной горечью. И холод, пробежавший по его спине.
-И потому, пожалуйста, прошу… Жгите мою спину.

Он судорожно всхлипнул и открыл глаза. Тяжело дыша, поднялся и свесил ноги с кровати. В висках гулко и нервно стучала кровь.
-Эй, Рой, ты в порядке? – из другого угла палатки послышалось тихое сопение и истеричный скрип кровати. Из-под тонкого одеяла высунулась рука, посеребренная лунным светом, и попыталась нашарить на столе очки.
-Сам не знаю, - его собственный голос звучал непривычно и глухо, - Маэс, я схожу с ума.
-Эй, дружище, ты чего? – орехово-бронзовые глаза Хьюза из заспанных в одну секунду превратились в серьезные и сосредоточенные.
-Опять. Мне опять это снится.
В палатке повисла тишина. Где-то далеко снаружи пронзительно и злобно завыл дикий волк. Секунду спустя, одновременно с выстрелом, вой оборвался.
-Господи, я так устал… - Рой запустил руки в волосы и хрипло вздохнул, - Это невыносимо. Я вижу это так часто и с такой четкостью, что с каждым разом все больше перестаю понимать, сон это или реальность…
-Успокойся, приятель, - мягко произнес Хьюз, - Это все война. Она вот-вот закончится, вместе с ней закончатся и кошмары. Это нужно просто пережить. Ложись-ка лучше.
Кровать Маэса снова натужно заскрипела. Мгновение спустя он уже тихо посапывал.
-Война? Она идет во мне, Маэс. И она не закончится никогда, - беззвучно ответил Рой, равнодушным взглядом вперившись в пустоту.

Он так и не уснул снова. Так и сидел, сгорбившись, на краю кровати и смотрел. До тех самых пор, пока за окном не появилась робкая золотисто-розовая полоска солнца. Кажется, он просто боялся закрыть глаза и снова увидеть пугающую чистоту ее серьезного взгляда. Реальность в Ишваре была страшной и дикой, и единственным спасением от нее был сон, за который он прежде хватался, как за спасательный круг в океане отчаяния.
Но круг оказался из плохой резины, и, будучи проколот тонкими иголками кошмаров, сдулся.
Одно и то же. Каждый раз, ночь за ночью. Суровые глаза, металлический голос, обугленное дерево. Выжженная солнцем пустыня, все такая же, неменяющаяся… Как та, что глухо шуршала снаружи.
Это невозможно было выносить. Но и не думать об этом тоже было невозможно.
Можно было лишь уйти куда-то… Туда, где назойливые мысли перестанут настойчиво рваться в голову.
Рой тихо, чтобы не будить мирно храпевшего Маэса, оделся в свою форму, застиранную до дыр, но все равно пропахшую дымом, кровью и потом. Несколько секунд постоял и, отдернув полог палатки, исчез в облаке пыли и песка.

Ноги несли его. Куда-то. Безотчетно, шаг за шагом. Несли мимо равнодушно смерявших его взглядами патрульных, мимо одинаково безликих палаток…
Прочь из лагеря.
-Эй, ты куда? – вывел его из бесцельного транса холодный голос.
-Прогуляться, - тихо ответил он. Тихо и слишком спокойно. У него не было желания что-либо рассказывать, да и вообще о чем-либо говорить.
-Прогуляться и по территории лагеря можно. Завел себе шлюху среди этих чертовых ишваритов, признавайся? – патрульный захохотал в голос.
-Не суди по себе других, - глаза Мустанга недобро заблестели, - И твое ли это дело, куда и зачем я иду?
-Мое. А вдруг ты изменник и доносишь сведения государственной важности нашим врагам?
-Да смотри-ка, уже бегу, - в его душе потихоньку закипала злоба.
-Ты мне тут шутки не шути! Чихал я на то, алхимик ты или рядовой – зачем тебе покидать лагерь? У тебя приказ?
-Угу. Приказ набить тебе морду за дальнейшие расспросы. Выдан государственным алхимиком Роем Мустангом, - он скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на патрульного.
-Да ты охамел, придурок! – взревел дозорный, хватаясь за пистолет.
-Заткнись, - Рой легонько щелкнул пальцами. Его чаша терпения переполнилась и картинно треснула.
Землю озарила вспышка, и яркий всполох огня лизнул патрульному руки. Он завыл, как раненый медведь, и упал на песок.
-Что ты так вопишь? Это была всего лишь искорка. А я могу устроить пожар, - негромко, с легким оттенком брезгливости в голосе произнес Мустанг, переступая через сжавшегося в комок солдата и делая шаг за ворота лагеря.

Он знал, что за все это его могло ждать наказание. Не просто могло, а действительно ждало. И за свару с товарищем, и за самовольное покидание лагеря. Но отчего-то он был до отказа заполнен желчью безразличия. Ему было отчаянно наплевать, и, казалось, что если бы как меру наказания к нему применили казнь, он был бы самым счастливым человеком на свете.
А он и был бы. Да, он все чаще ловил себя на этой мысли. Когда так много, с такой завидной регулярностью видишь, как умирают люди, как корчатся в предсмертных конвульсиях, как замирают с гримасами страха или ненависти на лицах – да, невольно перестаешь трепетать перед смертью. Начинаешь воспринимать ее как неизбежность, зачастую с жестоким цинизмом. Начинаешь ждать ее сам.
Он был ее посланником в этой войне. Они все были. Даже Хьюз, добрейший Хьюз, который тоже сеял разрушение. Был вынужден, как и он сам. И кто-то нес это бремя с горечью, а кто-то - с животной, безумной радостью. Упиваясь сознанием своей власти, возможности дергать людей, как марионеток, за ниточки. Возможности решать, кому сегодня жить, а кому умереть…
Он до тошноты ненавидел смерть, но искренне желал ее себе.

Он и сам не заметил, как ноги вынесли его на пустырь. Какой-то до боли знакомый. Впрочем, таких пустырей на ишварской земле было как грибов после дождя – слишком, слишком много. Здесь из земли, наравне с редкими колючими кактусами, как злобные порождения сухой пустыни, рвались в небо стволы ружей и искореженные куски арматуры и балок. На песке лежали обожженные куски тканей – аместрийской синей и ишварской серой. Это было очередное место битвы, ставшее очередным кладбищем.
Он не сразу заметил маленькую сгорбленную фигурку перед небольшим холмиком. Фигурка взяла в руки обугленный сук и опустила в глинистую землю.
К его горлу подкатила тошнота.
Это было похоже на бред.
Он сделал несколько нетвердых шагов. Фигурка подняла светловолосую голову, и он наконец узнал ее.
-Не подходите ближе, пожалуйста. Это свежая могила.
Он вздрогнул от ее голоса.
-Т-товарищ?
-Нет. Ишварский мальчик… Он был застрелен на улице. Я похоронила его.
У него закружилась голова. В этом было повинно то ли сухое и жаркое солнце, то ли невозможная бредовость ситуации, в которой медленно, кусочек за кусочком, начинала складываться все та же мозаика сна.
Только уже в реальности.
-Пойдем в лагерь, Лиза. Верхи говорят, что война окончена… Скоро мы уйдем отсюда.
-Война не закончилась. Во мне. И, наверное, не закончится никогда.
Он молчал. Ее слова были слишком похожи на его собственные. Словно у них одна душа на двоих, с одними и теми же мыслями.
-Ради чего мы заходим так далеко, господин Мустанг? Ради чего убиваем стариков и детей?
-Нам не положено думать об этом, Лиза. Думает фюрер и его помощники. А мы лишь сила, выполняющая приказ. Бездумно и бездушно. За такие речи можно и в карцер на курортный отдых отправиться.
-Но вы ведь тоже думаете, разве нет? – она искоса поглядела на него, - Вы тоже говорили об этом. С Хьюзом. Вы ведь бунтарь, я знаю. Будь вы пай-мальчиком, вы бы никогда не нашли контакт с моим отцом.
-Да… Все так.
-Именно поэтому вы мне подходите.
-Что? – он непонимающим взглядом смотрел на нее, - В каком смысле подхожу?
-У меня есть к вам просьба, господин Мустанг.
-Я ничего не понимаю. Какая просьба, что значит подхожу? – он понемногу начинал злиться от обилия этих загадок, которыми она говорила.
-Вы – тот, кто может освободить меня от всего, что связывает меня с отцом и алхимией. Вы – тот, кому я могу передать знания моего отца и при этом быть уверена, что вы используете их правильно. Вы – тот, кому я могу доверять здесь. Вы – тот, из-за кого я, в общем-то, здесь и нахожусь. И потому, пожалуйста, прошу… Жгите мою спину.
Холмик с обугленной деревяшкой поплыл перед его глазами. Он покачнулся и ухватился за кусок ржавой балки.
-ЧТО?!
Это была чья-то изощренная злая шутка. Бред, который превратился в реальность.
Он отчаянно пытался поверить в то, что вот-вот очнется от очередного кошмара.
-Если я не могу искупить все то, что сделала, я могу хотя бы дать рождение новому Пламенному алхимику. Все те умения, которые вы используете сейчас, не составляют и сотой доли от того, что вы сможете, если я отдам вам знания отца. Вы станете гораздо сильнее. Вы сможете достичь вашей цели. Разве вы этого не хотите?
Его голова раскалывалась на мириады кусков от копошащихся в ней мыслей.
- Н-не такой ценой…
-Мой отец хотел бы этого. Пощадите его память.
Он молчал. Единственное, что он хотел сейчас – это убежать, проснуться от этого дикого сумасшествия, закрыть глаза и не видеть крутившегося перед глазами калейдоскопа…
Почти те же слова, и смысл тот же. И никуда не исчезнуть от ожившего кошмара, который сейчас смотрел на него изумительно красивыми и серьезными глазами.
-Так вы выполните мою просьбу?
У него есть только два варианта ответа.
-Да, - зажмурившись, выдохнул он.

На ее щеке алел ожог.
Ему мучительно больно было осознавать, что спустя некоторое время вся ее спина будет такой. Из-за него.
С ее плеч упал грязно-серый плащ.
-Ты хочешь этого здесь?
-Нет. Давайте вернемся назад и устроим посреди лагеря красочное представление, - желчно ответила она.
Он закусил губу. Едкая и ехидная Лиза… Как непохожа она была на маленькую девочку, которая испуганно вжималась в косяк двери, когда на его руках истекал кровью ее отец и с которой он говорил о жизни и мечтах потом, стоя на кладбище под пологом тополей… И вроде теперь перед ним стояла та же девочка, но отчего-то более сухая, серьезная и суровая. Так на нее действовала война и сборище убийц под названием «армия Аместриса».
Или это был ее способ защиты от окружающего мира?
-Я готова, - вывел его из омута прошлого ее голос, горько резанувший по ушам.
В его горле застрял комок. Он надевал перчатки нарочито медленно, не отдавая себе отчета в том, что делает. Белые перчатки с алым узором – точно таким же, какой он видел перед собой на ее спине. Прекрасной девичьей спине с мраморной кожей, которую он должен будет сейчас изранить своим огнем.
Она опустилась на колени.
-Жгите, - глухо, как будто бы издалека прозвучал ее голос.

Он поднес руку к ее спине. Перед глазами услужливо всплыла картинка извивающейся и кричащей Лизы, окутанной едким пламенем.
Его плечи устало опустились.
-Я не могу… Не могу причинять тебе боль…
-Не будьте тряпкой, - в ее голосе зазвенели нотки истеричной нервозности, - Просто жгите и не думайте ни о чем!
-Черт! – он зажмурился и щелкнул пальцами.
Щелчок. Короткий и слабый звук, вслед за которым последовало голодное шипение огня. Ее спина дернулась, а руки зарылись глубже в песок. На коже запузырились красные пятна ожогов. Татуировка чернела и перечерчивалась бегавшими по ней язычками огня, которые словно запоминали написанное…
Она не издала ни звука. Ни стона, ни всхлипа, ни крика.
И это молчание ранило его.
Она была сильнее его. Ему казалось, что это не он жжет ее, а наоборот, его сжигают на костре, не только спину, но все тело и даже душу… В нем полыхало пламя, которое обжигало глотку и желудок и не давало ничего сказать. Разрешало лишь плакать. На языке застыла горечь…
Гремучая смесь боли, страха и вины имела горький вкус.
Он привык сжигать людей, которых не знал. И сейчас ему было невыносимо жечь ту, которой он был обязан и перед которой был заочно виноват.
Эта секунда огня длилась слишком долго. Слишком долго полыхала татуировка, слишком ярким был огонь, слишком израненной была ее спина, слишком…
Всего было слишком.
Когда огонь угас, она медленно поднялась и тут же пошатнулась. Он подхватил ее за плечи, стараясь не дотрагиваться до обожженной кожи.
По его щекам катился град, прочерчивая дорожки среди покрывшей лицо пыли.
-Зачем это? За что? – почти беззвучно шептал он, уткнувшись в ее пропахшие гарью волосы.
-Ничего страшного не случилось, господин Мустанг. Вы просто освободили меня от моего прошлого, - она обернулась, и ее взгляд смягчился, словно в ней на мгновение перегорела вся жестокая суровость. Словно огонь растопил ее. Словно она возродилась через него.
-Мне… Лиза… Я заставил тебя терпеть все это… - ему казалось, что речь теряла связность. Последствие болевого шока в душе.
-Глупости, - на ее бледном, усталом лице расцвело подобие полуулыбки.
-Что я могу сделать для тебя?
-Это будет вторая просьба с моей стороны. Так нечестно.
-Честно…
-Тогда…
Ее обветренные губы прижались к его уху и прошептали только два слова.

-Ты в порядке?
-Да.
Они лежали на разложенных на земле плащах, трудно дыша, и небо казалось ему непривычно чистым и голубым. Таким, каким он не видел его в Ишваре уже давно. Он осторожно, пытаясь не касаться ожогов, обнял ее.
-Я вам дорога?
Он попал впросак с этим вопросом. Дорога ли ему эта девочка, доверчиво смотревшая на него? Доверившая ему самое себя этим утром? Он понял, что ответ очевиден.
-Да.
Ее большие глаза засветились непривычным мягким светом. Он никогда не видел ее такой счастливой.
-В таком случае… Приходите вечером в мою палатку. Поможете мне залечить спину.
-Еще раз?
Он усмехнулся и прижал ее к себе. Налетевший непонятно откуда поток ветра смешал пряди их волос – золотых ее и черных его.
-Мы с вами связаны, господин Мустанг, - она внимательно смотрела в его маслянисто-черные глаза и гладила по шершавой щеке.
Он тихо улыбнулся и накрыл ее ладонь своей.
-Рой. Называй меня просто Рой.

@темы: Бумага все стерпит, Любителям полкаши и старлея, а также прочих прекрасных людей, посвящается, Шипперское :3

---

Чаровница

Старое, пафосно-милое
Название: Чаровница
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: см. строчку выше
Фендом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: Рой/Лиза
Жанр: гет, романс, флафф, POV Роя
Рейтинг: РG
Размер: драббл
Статус: завершён
Дисклаймер: не моё, поиздеваюсь и отдам, так и быть
Размещение: с моего. Исключительно моего разрешения. Другие варианты не рассматриваются. Или найду и прирежу, выбирайте.
Предупреждение: да чтоб я, да чтоб без ООСа? Да скорее ежики полетят, нет, ну правда.

жмак!

«Коснуться твоих мягких золотых волос, пахнущих обволакивающим запахом осенней листвы.
Сомкнуть руки на твоей талии, тонкой девичьей талии, которую ты всегда прячешь под немного шершавой тканью шинели.
Утонуть в твоих глазах цвета кровавой розы и навсегда запомнить вкус твоих пухлых рубиновых губ, отчего-то напоминающий вишнёвый ликёр. Знаешь, я не любил вишни до тех пор, пока не распробовал твои губы.
Почувствовать нежную бархатистую теплоту твоей кожи – я знаю, я точно знаю, что она тёплая, и что сама ты не просто тёплая, а горячая… Но ты почему-то тщательно скрываешь свой огонь под маской холодности и равнодушия – зачем, из-за чего?
Прижмись ко мне – ты ведь тоже хочешь этого – прислони голову к моей груди и прислушайся к стуку моего сердца. Слышишь, какую симфонию оно ежеминутно выбивает ради тебя? С какой страстью, с какой энергией оно бьётся – так сильно, что мне кажется, что оно вот-вот пробьёт лёгкое…
Чаровница, что ты сотворила со мной?
Почему я так люблю тебя?
Пьянящий запах твоей кожи, шорох шинели, одеваемой на твоё прекрасное тело, холодный лихорадочный блеск твоих глаз…
Почему всё это сводит меня с ума?
За что – за грехи или добродетели – кто-то – бог или дьявол – послал мне тебя – ангела и беса-искусителя?..»

Я открываю глаза и поворачиваю голову. Ничего особенного - всего лишь подспудное детское желание убедиться, что ничего не случилось, что ты по-прежнему лежишь рядом со мной после почти бессонной ночи. И в те дни, когда постель, хоть и хранящая ещё твоё тепло и пряный запах, пустует, я отчего-то не нахожу себе места. Мне кажется, что ты мне снилась… И мозг военного, холодный, расчётливый и пессимистичный, никак не может поверить в то, что ты всего лишь ушла на кухню, чтобы выпить кофе. И только когда я вижу твою одежду, аккуратно висящую на спинке стула, сердце успокаивается и что-то в душе встаёт на место.
А ты выходишь из кухни, улыбаешься и, склонив голову набок – ты всегда так делаешь – шепчешь мне: «Доброе утро…». И я правда верю, что оно доброе.
Мне кажется, что я знаю тебя. Знаю до малейших деталей – что ты любишь, а что ненавидишь, что тебя раздражает, а что – веселит… Но мне это всего лишь кажется – ты каким-то неведомым миру в целом и мне в частности способом умудряешься оставаться тайной за семью печатями, такой непостижимой и оттого прекрасной. Мне кажется, что я познал тебя целиком… и я знаю, что не узнал в тебе и сотой доли.
Ослепительный солнечный свет освещает твою фигуру и сливается с белым шёлком твоей рубашки, и ты – словно богиня… Ты слишком прекрасна, чтобы быть человеком.
А ты всё так же улыбаешься, склонив голову набок, и смотришь на меня своими неземными красно-карими глазами. Что в них – тихая радость, нежность, мягкость или безграничная любовь? Всякий раз, пытаясь понять это, я просто тону в них.
Все знают, что твои глаза прекрасны и холодны – два рубина, сияющие во мгле и дарящие спокойный свет. Но я знаю, что они могут быть другими – тёплыми и любящими, и я знаю, что они могут пронизывать до самой глубины души, пробирать до последней клеточки тела этим своим нежно-горячим взглядом… И мне хочется верить, что до конца наших жизней ты будешь дарить этот взгляд только мне, что только я буду знать, что ты можешь смотреть так…
Ты опускаешься рядом со мной и прижимаешься ко мне, и сердце перестаёт судорожно биться. Оно не хочет отпускать тебя ни на секунду, ни на сантиметр и успокаивается только тогда, когда ты рядом со мной. Когда тонкие пальчики твоей руки сплетаются с моими пальцами, жидкое золото твоих волос смешивается с моей чёрной шевелюрой, а губы находятся близко – так близко, что когда ты улыбаешься, я чувствую это своими губами…
Улыбаешься? Ты знаешь обо мне что-то, что не знаю я.
Точно знаешь.
Чаровница, а ведь ты так никогда и не расскажешь мне, почему именно из меня – глыбы льда, зовущейся Роем Мустангом – ты своими тёплыми глазами и мягкими руками высекла скульптуру, научив её дышать и любить.

@темы: Бумага все стерпит, Любителям полкаши и старлея, а также прочих прекрасных людей, посвящается, Шипперское :3

---

Больничные истории

Название: Больничные истории
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: кто же, если не я?
Фендом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: Рой/Лиза
Жанр: гет, романс, приправленный груснявостью
Рейтинг: РG
Размер: мини
Статус: завершён
Дисклаймер: не моё, поиздеваюсь и отдам
Размещение: с исключительно моего разрешения. Другие варианты не рассматриваются. Уважайте чужой труд.
Предупреждение: немного AU. OOC. Он страшен и его много.

«Я слышал, что мир прекрасен», — сказал слепой.
«Кажется», — ответил зрячий.
Станислав Ежи Лец

жмак!

Солнце медленно уплывало куда-то за линию горизонта, отдавая земле последний привет теплых золотых лучей. Вокруг его полукружья, еще видимого глазу, розовыми клочками расплывалось закатное марево, окрашивая небо в оттенки нежных пастельных тонов. Облака в этом свете казались маленькими кусочками зефира, разбросанными по глазированному небосводу.
-Красивое там небо, а, Лиза? – спросил высокий стройный молодой человек в бледно-бирюзовой больничной пижаме девушку, прислонившуюся, как и он, к окну, выходившему в маленький внутренний дворик с уже понемногу начинавшими облетать тополями.
-Красивое, господин Мустанг, красивое… - негромко ответила она, вперив пронзительно грустный взгляд вдаль. Прощальный лучик солнца, запутавшись в ее длинных золотых волосах, разметавшихся по изгибам красивых плеч, перебегал от одной пряди к другой.
-Жаль, я не вижу, - горько хмыкнул он, потирая переносицу, - Опиши мне его, пожалуйста.
Девушка вздрогнула, как от удара, но послушно выполнила просьбу:
-Оно нежных оттенков… Полно переливов, таких причудливых… Местами золотистое, как шампанское, перетекающее в цвет шевелюры Джина Хавока, местами бледное, едва подкрашенное розовым и сиреневым… Но ярко-оранжевое, почти апельсиновое, у горизонта. Да, апельсиновое…
Молодой человек повернул голову к окну и посмотрел на солнце невидящими, подернутыми бледной пленкой черными глазами, словно силясь увидеть хоть что-нибудь и различить хотя бы контуры небесного светила. Напрасная попытка. Как и сотни предыдущих.
-Действительно красиво, наверное… В тебе погиб поэт, Лиза, знаешь? Или художник. Ты застрелила его из винтовки, - он глухо рассмеялся, но в его смехе звучали фальшивые ноты грусти и старательно маскируемого тихого отчаяния.
Она с немым упреком посмотрела на него и покачала головой.
-Не шутите на такие темы. Пожалуйста.
-Понял. Хотел бы видеть сейчас твое лицо. Ты милая, когда дуешься или превращаешься в заботливую мамочку… Ты сейчас, наверное, слегка сдвинула брови, прищурила глаза и покачала головой… Я угадал?
Лиза улыбнулась кончиками губ.
-Ты так хорошо меня знаешь, Рой. Я ведь… - она запнулась.
-Да, ты можешь звать меня Роем, - он закончил фразу за нее, прикрыв глаза, - Здесь за нами все равно никто не следит. Да и кому понадобится сейчас, после пережитого кризиса, следить за новым фюрером Аместриса? Еще и слепым к тому же.
-Прекрати, - она взяла его прохладную ладонь в свои маленькие тонкие руки, привычные к отрезвляющему холоду оружия, и крепко сжала, - Ты жив и как никогда близок к своей мечте. Не смей опускать руки. Иначе я лично всажу тебе пулю в лоб, фюрер Рой Мустанг.
Он накрыл ее руки своей второй ладонью и поднес к лицу, прижавшись к ним носом.
-Я знаю, Лиза… - он некоторое время молчал, а потом тихо продолжил, - Тебе не пора домой?
-Я могу хоть на всю ночь остаться, если ты захочешь. Я покормила Хаята перед уходом, - она с глубоко затаенной тоской смотрела в его слепые, но все еще такие красивые глаза, зная, что он не ответит на ее взгляд.
-Тогда побудь со мной еще, пожалуйста… - в звуке его голоса проскользнул тон мольбы. Как будто сама мысль об ее уходе причиняла ему боль.
-Конечно, - не в силах выносить немое бессилие его укрытых пеленой глаз, она отвернулась к окну, туда, где, не выдерживая давления сумерек, далеко за землей тонуло солнце.

Он сидел на кровати, укрыв ноги белым одеялом в мелкий зеленый горошек. Его черные как смоль волосы, темневшие на подушке, болезненно контрастировали с ее резкой белизной. Он расправил одеяло и тихо хмыкнул.
-Я смешной в этой пижаме, да?
-Тебя, похоже, только это заботит? – ее голос в вязкой тишине больничной палаты звучал непривычно тепло, словно его смягчила ласковая темнота юной летней ночи. Она все еще стояла у окна, и свет от маленького фонарика, подвешенного с внешней стороны, очерчивал ее стройную фигуру.
-Ну уж нет. Конечно, не только это, - Рой вздохнул и потянулся, едва не упершись правой рукой в стенку, - Посиди рядом со мной.
Лиза отодвинула от дальней стены палаты стул, смачно скрипнувший по паркету.
-Медсестра меня не убьет за порчу общественного имущества? – она усмехнулась, отбросив со лба прядь волос и усаживаясь подле его кровати на стул, обитый мягкой тканью шоколадного оттенка.
-Не убьет, - тихо рассмеялся Рой, а потом, замолчав, посерьезнел, - Расскажи мне, что сейчас происходит в комнате?
-Тени на стенах. В комнате темно, а их все равно видно. Они даже не черные, а сине-черные… Как ночное небо. Бегают и прыгают, словно диковинные зверьки. И ты лежишь под одеялом в горошек, - на ее губах заплясала ее особенная маленькая улыбка.
-В горошек? Они посолиднее узор не могли найти? – он притворно расстроился, а потом улыбнулся тоже, - Что бы я без тебя делал, старший лейтенант.
-Вот уж не знаю, - пожала плечами Лиза, осторожно проводя ладонью по его теплым и мягким волосам, - Я могу задать аналогичный вопрос.
Они ненадолго замолчали; молчать друг с другом им было так же комфортно, как говорить. Сказывалось то многолетнее знакомство, та дружба, которая их связывала – крепкая нить, сплетенная из безграничного доверия, столь же безграничной преданности и веры. Казалось, что каждый из них был погружен в свои собственные мысли, но при этом знал мысли другого.
Еще бы, ведь они думали об одном и том же.
Лиза оторвалась от созерцания бледного лица Роя, которое поднимало в ней острое чувство тоски и вины, и посмотрела в окно, в котором на одной из веток тополя выводил чудесные трели маленький соловей. Это был ее единственный способ отвлечься от гнетущей обстановки больничной палаты, так хорошо замаскированной под заботливый уют.
-Я так счастлив, что ты жива, что ты сейчас здесь, рядом… - едва слышно прошептал он, поворачивая голову в сторону, с которой он слышал ее голос, и поднимая слепые черные глаза на уровень, на котором могло бы быть ее лицо, - Мне и чин фюрера нужен не так сильно, как знание того, что с тобой все в порядке, Лиза…
Она обернулась, ее тонкие губы дрогнули.
-Я…
-Мне не жаль моих глаз… - он продолжал все так же тихо и так же мягко, словно выражая голосом всю ту теплоту, которую он не мог подарить ей взглядом, - Самое главное, что ты жива…
-Но я никогда не прощу себе этого, неужели ты не понимаешь? – ее голос прозвучал надрывно, с отчетливо сквозившей в нем горькой болью, долго скрывавшейся далеко в сердце. Маленький соловей за окном встрепенулся и, испуганный, улетел, укоризненно чирикнув напоследок, - Я же знаю, этого могло не быть, ты мог бы сейчас смотреть на небо и землю, а не выслушивать мои рассказы о том, как это красиво! А я не уберегла тебя…
-Прекрати, - это была словно просьба человека, уставшего от споров, - Единственное, о чем я сожалею, так это то, что ты вынуждена опять сидеть возле моей кровати. Но лучше быть слепым и рядом с тобой, чем зрячим, но без тебя.
Лиза молчала; из ее грустных глаз катились слезы, прочерчивая по щекам влажные соленые дорожки, но она не всхлипывала, даже сейчас не желая демонстрировать ему свою женскую слабость. Пусть лучше он думает, что Ястребиный Глаз не плачет. Никогда.
Хотя, конечно, он прекрасно знал, что это не так. Знал как никто иной.
-Ты плачешь? – тихо спросил Рой, приподнимаясь на подушках.
-Что? Нет, я… - она встрепенулась, очнувшись от тяжелых мыслей, но замолчала, почувствовав на лице его ладонь.
-У тебя щека мокрая. Не умеешь ты врать, Лиза, - проводя длинным пальцем по ее щеке, ответил он.
Поддавшись внезапному, невесть откуда принесшемуся порыву, накрывшему ее с головой подобно морской волне, она обняла его за шею и прижала к себе. Его руки благодарно обвили ее талию, и он замолчал, положив голову ей на колени, дыша мягко и спокойно, словно ребенок, приласканный матерью. На ее влажных щеках заалел румянец от осознания где-то глубоко внутри того, что она только что сделала.

-Хайманс, да не шуми ты так, - недовольно поморщился невысокий темноволосый паренек, в очередной раз поправляя сползшие с носа очки, - Мы и так пришли ни свет, ни заря, не буди людей. Они тут не на курорте, они тут лечатся.
-Да ладно тебе, Каин, такое утро чудесное, пора вставать! – радостно и простодушно улыбнулся шедший рядом с ним полноватый мужчина, попутно почесав голову с рыжего цвета волосами.
-Ага, ты еще Мустангу эту новость обязательно сообщи. Я думаю, он будет очень рад. Особенно в первые секунды после того, как ты его разбудишь, - невозмутимо влез в разговор сухопарый седой офицер, на которого бесцеремонно навесили пакет с фруктами, тянувший килограммов на пять, - И понадобилось тебе так рано тащиться.
Рыжий кисло посмотрел на него.
-Ватто, ты зануда. Ты в курсе?
-О нет, откуда же, ты меня только что просветил, - беззлобно парировал он, - И, кстати, далеко ты еще шагать собрался? Мы пришли.
Колоритная троица в синей армейской форме остановилась перед белой дверью, на которой золотилась надпись «Палата №9». Решив не терять времени зря, Каин негромко постучал. Ответа не было.
-Как думаете, может, открыть?
-А вдруг он там, пардон, в неглиже? Он же тебя испепелит потом, - покачал головой Ватто, опуская пакет на пол и лениво потягиваясь. Доля здравого смысла в его словах была очень велика.
-Да ладно, была не была, - глубоко вздохнув, Каин осторожно надавил на ручку и приоткрыл дверь. Двое его сослуживцев затаили дыхание, ожидая драматической развязки с музыкальным сопровождением в виде гневных воплей разбуженного Мустанга. Однако несколько секунд спустя Фьюри высунулся живой и невредимый, с блаженно-довольной улыбкой во все лицо.
-Идите сюда, только тихо. А то они проснутся и точно нас убьют.
Хайманс с проворством, неожиданным для его тела, влез рядом с Каином. Ватто навис над ними, благо ему позволял его рост. И их взглядам тут же открылась чудесная в своей безмятежности картина.
На стуле, раскрашенном лучами утреннего солнца, сидела Лиза Хоукай, склонив голову набок; она выглядела непривычно счастливой и едва заметно улыбалась во сне. На ее коленях покоился обнимавший ее Рой Мустанг, так не по-фюрерски сонно причмокивающий губами и похожий на уютно свернувшегося маленького щенка. Их волосы, длинные золотые ее и короткие черные его, смешались сном в двухцветный водоворот. А за окном, на ветке тополя опять сидел маленький соловей, радостно напевая им колыбельную, постепенно превращающуюся в мелодию будильника.
Полюбовавшись своим непосредственным начальством, солдаты отошли в коридор и прикрыли дверь, здраво рассудив, что если бы Рой или Лиза проснулись, им бы не поздоровилось за нечаянно увиденный кусочек из их гражданской жизни.
-Ну вот, - хмыкнул Ватто, доставая из пакета грушу и с громким хрустом надкусывая ее, - Я же говорил, что мы слишком рано пришли.

@темы: Бумага все стерпит, Любителям полкаши и старлея, а также прочих прекрасных людей, посвящается, Шипперское :3

---

Исповедь

Название: Исповедь
Автор: я aka […Soulless…]
Бета: ну так кто же, если не я?
Фендом: Fullmetal Alchemist
Пейринг: смутно Рой/Лиза, в основном же Рой POV
Жанр: гет, дарк, ангст вроде как, ниипацца драма
Рейтинг: РG-13
Размер: мини
Статус: завершён
Дисклаймер: не моё, поиздеваюсь и отдам
Размещение: с исключительно моего разрешения. Другие варианты не рассматриваются. Уважайте чужой труд.
Предупреждение: OOC типа есть.

жмак!

Часть 1. Хьюз

«Умирать не страшно. Умирать не страшно, не так ли?
Эта мысль приходит неожиданно… Сама собой. И ведет себя по-хозяйски. Так, как будто воспаленный разум и не сопротивлялся, как будто ему наоборот нужна крепкая установка, сильная и властная хозяйская рука. Эта мысль становится ею. Растет на осколках запорошенных пылью и песком чувств и ощущений. Паразитирует на обломках надежды.
Появляется тогда, когда становится всё равно.
Это ведь только сначала ты бьёшься, как пойманная птица в клетке, тщетно пытаясь победить и утвердиться, в кровь разбивая пальцы. А потом с каждым днем сил становится все меньше. Они уходят постепенно – по капельке, по кусочку, с каждым вздохом, с каждым криком, с каждым движением, с каждой секундой…
С каждым новым убитым тобой человеком.
И так каждый день. Панорама не меняется. Рутина.
Убить легко. Щелчок пальцами… и все. Был человек – не стало человека. И не оставил он после себя ничего, кроме всполоха обжигающего огня и кучки пепла, которую тут же смешал с песком и разметал гнилой и душный ишварский ветер. И никаких доказательств его существования. Был человек или не было его вовсе…
А если убить легко, то и умереть, наверное, не сложно? Вспыхнуть, как факелу, и тоже унестись в черный бархат неба…
Умирать не страшно»

Знаешь, мне интересно, как ты смог сохранить в этой войне улыбку, Хьюз. С моего лица она была стерта безвозвратно. Как ластиком с картинки. И как потом ни пытаешься нарисовать ее заново – словно рука на самом последнем штрихе дергается и срывается, в конец испортив почти готовый рисунок. И с каждым разом рисовать все труднее, потому что с каждым разом качество бумаги становится все хуже и хуже.
А ты… Ты нет. Ты не такой. С тебя улыбку не согнать. Мы с тобой всегда в контрасте, да? Ты, сияющий всеми своими зубами, и я, с суровой миной на лице.
Ты грустил не чаще, чем в Ишваре падал снег. А то, быть может, и реже. Тебя никогда не посещало состояние меланхолии – не в пример мне. Ты умел жить просто и радоваться простым вещам… Мне казалось, я тоже умел. Как выяснилось, нет.
«Рой… У тебя другой взгляд», - ты так просто сказал об этом в день, когда мы впервые за долгое время встретились в армейской гуще. Сказал с той самой простой и ясной улыбкой. Как будто ничего не случилось. Как будто не было у меня этого полубезумного взгляда убийцы.
Это у тебя его никогда не было. Я же не стал исключением посреди стаи армейских псов. Пожалуй, среди всех нас только ты был выше этого. Ты сумел остаться человеком.
И потому улыбался.

Маэс, ради чего ты жил тогда?
«Ради прекрасного будущего!» - всё с той же сияющей улыбкой и разве только не прыгающими в глазах сердечками ты ответил мне. «Грейсия! Она все это время ждала моего возвращения!». И ты был уверен, что она дождется. Ты не был по-военному подозрителен и мнителен, как я. Ты верил – может быть, слепо и так по-детски восторженно. И, что самое важное, доверял. Зато тебе было, чего ждать и ради чего выживать. Я не мог похвастаться тем же…
Завидовал. Втихаря. Тоже как-то по-детски.
«Ты будешь обнимать любимую женщину руками, испачканными в крови?» - одним пыльным утром я не выдержал. Сорвался.
«Здесь я понял одну вещь. Спокойно жить с любимой женщиной – счастье, доступное каждому. И я его достигну. Я выживу!» - с запалом крикнул ты в ответ. Ты был полон огня, я – холодного безразличия. Вода и пламя. Пламенный алхимик с сердцем изо льда.
Прости меня, Хьюз. Это всё зависть, которая точила и без того черствеющую от ежедневных убийств душу. И то, что я говорил, что мне не нужна любовь, и что моя единственная цель – стать фюрером – лишь отговорки, вуалью прикрывавшие боль. Любовь нужна каждому. Даже мне. Но мне, в отличие от тебя, обнимать руками, пусть и израненными, обгорелыми и замаранными кровью, было некого.

Маэс, зачем ты пытался вытащить меня из этого кошмара?
Я ведь был пропащим человеком с глазами убийцы. Может, и не совсем безнадежным – у меня ведь была и осталась цель…
Хотя, оправдывая себя, я ответил на свой вопрос. Ты говорил мне то же самое. А я продолжал смотреть в потолок палатки, не желая слушать.
Ты болел. Ты был заражен жизнью. И пытался заразить ею меня.
Сейчас я думаю, что еще чуть-чуть – и у тебя бы получилось.

Когда кончился этот чудовищный геноцид, называемый вкрадчивым словосочетанием «Ишварская война», я не знал, что делать. Жизнь, в которой смыслом было само по себе бессмысленное выживание, внезапно лишилась его.
Но у меня была цель. Нет, Цель. Нет…
Цель с большой буквы была у тебя, Маэс. Жизнь с любимой женщиной. Это действительно достойно. Ради этого не больно падать, не горько глотать песок и слезы, не страшно убивать. Это Цель. У меня же… Мелочное, тщеславное желание. Быть главным. Как будто это что-то изменит.
Но в то, что так и будет, верили тогда три человека. Верил ты. И потому пообещал быть мне опорой.

Калейдоскопом перед глазами проносились однообразные дни – какой-то чуть радостней, какой-то чуть грустней или темней – но в целом мозг перестал задумываться над каждым из них в отдельности, воспринимая лишь общую картинку. Я променял опасность, смерть и пустоту на уютное и защищенное пребывание в кабинете. И, пожалуй, не жалел об этом.
Твоя маленькая дочь росла на моих глазах. Верно, ты успел надоесть сообщениями о ней всей армии… Мне тоже. Прости. Это еще одно из проявлений зависти. Ты сковал своё простое, как серебряное колечко, счастье. Я – нет. Я замахнулся на кресло фюрера, и тихая семейная жизнь на пути к нему мне вряд ли светила. С куда большей радостью на нем меня ждала уже порядком запаздывающая смерть…
Но почему же тогда, черт возьми, она забрала тебя, а не меня?
Почему ты?..

Знаешь, Хьюз, на твоей могиле холодный камень. Целый день был на солнце и, пожалуй, должен бы нагреться, но отчего-то остался холодным.
Все верно. Холодный, потому что могильный.
Ты - еще одна потеря моей жизни. Потеря потерь. Настоящий, верный, и, пожалуй, единственный мой друг.
Как вышло, что там, где должен был оказаться я, раньше положенного тебе времени очутился ты?..
Я бы тоже хотел лежать на этом лугу, залитом кровавым светом уходящего солнца. Где-нибудь недалеко от тебя. Но пока все, что я могу сделать – помолчать, сглотнуть вставший в горле ком, надвинуть на глаза фуражку, чтобы не было видно предательских капель, и положить к твоей фотографии пару белых лилий. Меня останавливают две вещи: моя мелочная цель и вопрос, терзающий меня уже несколько лет.
Послушай, Маэс…
Ведь умирать не страшно?

Часть 2. Лиза

«Боль. Что такое боль?
Понятие растяжимое.
Последний писк мыши, пойманной соколом – это боль. Тихое шуршание золотого савана тополиной листвы, отзывающееся в мозгу горьким шепотом воспоминаний – это боль. Привычная шершавость шинели – это боль. Очередная жертва огня, вызванного мной, болью отзывается в душе. Новая роспись на новом листе бумаги, которой я подписал новую смерть – это боль.
Капли уже столь ненавистного виски, туманом клубящиеся на дне стакана – это тоже боль. Пожалуй, самая страшная, жестокая и ненавистная.
Гнев и смятение, бессилие, рвущееся из груди криком раненого вепря… Все это лишь первые аккорды симфонии. Уже потом приходит пустота и какое-то почти детское ощущение незащищенности. Уже потом приходит боль. Всепоглощающая и всеобъемлющая.
Позже – когда уверенность и надежда, эти великолепно дурманящие обезболивающие, перестают действовать»

-Вы начинаете припоминать?
-Разве я мог забыть…
Все, о чем ты спросила меня в нашу первую встречу. Я не мог забыть, Лиза. Иногда, когда, как мне казалось, я засыпал – а на деле лишь забывался в такой спасительной темноте – я видел прошлое. Знаешь, что? Можешь угадать?
Тёплый свет солнца, пробивающийся сквозь резные листочки дуба и освещающий крохотные пылинки, сдутые со старинных фолиантов. Новенькую синюю шинель, к которой я всё еще пытался привыкнуть. Бабочку, замершую на незажжённой свече. Солнечный зайчик на стене – скупое украшение скупо убранного кабинета.
Кашляющего кровью старика на моих руках. Полубезумные мольбы помощи.
Испуганного оленёнка в дверях кабинета - тебя. И твои глаза, в которых застыло молчаливое понимание происходящего, тихий ужас и боль. Килограммы, центнеры и тонны боли.
Все это – лишь обрывки. Я хорошо помнил нашу с тобой первую встречу. Когда-то. В прошлом месяце или, быть может, в прошлой жизни. Ведь только сначала мысли свежие, яркие, как юные летние бабочки. Уже потом они затираются, бледнеют и увядают. Умирают, заливаемые пролитой кровью, чувством вины, выпитым виски и дрожащим смехом, неспособным скрыть страдания.
И остаются только самые стойкие, черно-белые, порядком потрепанные, местами подожженные и намокшие от густой красной влаги воспоминания где-то в глубине разрушающегося сознания.

Лиза, расскажи мне, для чего ты пришла в армию. Я едва ли могу понять это…
Большие, на пол лица глаза оттенка чайной розы, взъерошенные, по-мальчишески коротко постриженные волосы, хрупкая фигурка… Девчонка с автоматом. Автомат с девчонкой. Он был едва ли не больше тебя и едва ли не тяжелей тоже. Не сочетается? Я знаю. Ты тоже знаешь.
-Зачем ты пришла в армию?
-Чтобы быть полезной, - упрямо и хмуро ответила ты.
-Армии?
О том, что ты пришла, чтобы помочь непосредственно мне, ты предпочла тогда умолчать.

Знаешь, Лиза, я никогда не говорил тебе, но в Ишваре ты была вторым моим островком надежды. Впрочем, ты, наверное, это и так знаешь. Не могло быть иначе.
Не знаю, был ли я таким островком для тебя. Но ночью я часами сидел в твоей палатке, оберегая твой чуткий сон. Потому что днем ты оберегала меня - и это было лишь меньшим, чем я мог отплатить тебе. Смотрел на твои дрожащие ресницы и посеребренные луной волосы, которые днем горели золотым огнем. Ночью они нравились мне больше – днем вокруг меня и так было слишком много огня…
И плевать было на глупые шепотки за спиной. Главное, что мы помогали друг другу. Выживали, как могли. Как умели. Выживали, убивая, ты знаешь. И Хьюз знает. И Кимбли знает. И Армстронг… Все знают.

Не знаю, Лиза, любил ли я тебя когда-нибудь. Моё сердце вряд ли способно на любовь. Оно вроде так же стучит, перекачивая кровь, как и у всех остальных людей – любящих и любимых. И вроде никаких отклонений – стучит все так же надежно. Но я не могу залезть себе внутрь, чтобы посмотреть, что с ним творится на самом деле. Я просто знаю, что оно черство. И вряд ли это можно исправить. Невозможно воскресить умершего. Невозможно залечить рану, несовместимую с жизнью. Невозможно помочь душе, которая сгнила. А я чувствую в себе этот гнилой запашок.
И все же…
Знаешь, что-то подпрыгивало внутри, когда то за столом, то после боя я - иногда нечаянно, иногда сознательно – касался твоих холодных пальцев. И это чувство осталось потом… Когда война кончилась. Когда я стал «полковником Мустангом», а ты – «старшим лейтенантом Хоукай». Когда я изменился… А твои пальцы остались такими же холодными.
Кажется, я всё же любил тебя. Любил родной, домашний запах твоих волос. Любил пронзительный взгляд твоих рубиновых глаз – к сожалению или счастью, потом он стал куда более холодным… Потом ты сама стала холоднее. Но я знал, что душа у тебя горячая, страстная. Живая…

Знаешь, Лиза, ты – мой ангел-хранитель. Не знаю, что такого хорошего я сделал в жизни, за что небеса могли бы послать мне тебя. Но им там виднее.
Именно тебе я обязан своими силами. Помнишь? Помнишь боль, которую заставила причинить тебе? Сознательный, но такой безумный мазохизм…
Я ни разу не видел, как ты плачешь, Лиза. В тот раз ты стояла спиной, и я не мог видеть твоего лица. Но я не слышал всхлипов, не видел дергающихся плеч… Ты выдержала пытку огнем стоически. И, кажется, от души наслаждалась ею.
В тот момент слабее оказался я. Не ты, а я потом заглушил ужас содеянного отвратным армейским алкоголем и в пьяном бреду жёг свои руки, пытаясь понять, каково было тебе…
И на вопрос Хьюза о том, что произошло, я смог выдавить лишь: «Я жег ее, Маэс».

Я навсегда в огромном долгу перед тобой, Лиза. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь оплатить его. Ни один человек не жертвовал ради меня стольким… Своим спокойствием, своей добротой, своей суровой, но вместе с тем нежной лаской.
Своей жизнью. Уже потом ты сказала, что пришла в армию ради меня. Потом. Когда одним странно темным вечером в душном пространстве моего кабинета мы остались вдвоем – я и ты.

Но одну вещь я не могу простить тебе. Знаешь, какую?
Ты не выполнила мой самый главный приказ. Нарушила волю начальника, которую поклялась исполнять…
Умерла. Оставила меня совсем одного. Как Хьюз. Сначала он, потом ты.
Я испытал странную бурю эмоций, когда узнал об этом… Наверное, такие чувства испытывает ребенок, потерявший мать. Мать, ангела, подругу и, наверное, любимую…
Единственное, что ты мне оставила – Черного Хаята, который никогда не поймет, почему его хозяйка больше не приходит к нему, надсадную рану в груди, на том самом месте, где у нормальных людей находится сердце, и пачку горелых воспоминаний глубоко в сознании.
Ах, нет. Еще фотографию на твоей могиле. К которой я сегодня пришел, чтобы еще раз надвинуть на глаза фуражку и убедить в себя в том, что это вечерний ветер режет глаза, а в носу шмыгает запущенный насморк.
Чтобы почувствовать боль…
Анестезия – твоя улыбка на фотографии.
Кажется, она меня убивает.

Часть 3. Рой

«В жизни должна быть горечь. Ведь так?
Не бывает так, чтобы все было очень хорошо. Так задумано природой. Такова сущность мироздания. В жизни должна быть горчинка. Укол иголки. Этот укол не дает забываться, учит по-настоящему ценить то, чем обладаешь.
Какой укол? Боль от потери дорогого, близкого человека. От потери чего-то важного. В любом случае – боль. В любом случае – от потери. Мы не начинаем ценить, пока не лишаемся чего-то. Избитая, изломанная, исковерканная истина…
Маэс, Лиза, неужели я действительно не ценил вас при жизни?..»

Действительно не ценил.
И потому остался в одиночестве. Давящем, оглушительном. Один на один с миром, с фюрером, с врагами… Один на один с собой.
Больше никуда не деться и никуда не сбежать. Да и нет нужды. Пустота найдет везде – и за столом, заваленным едва ли кому-то нужными бумагами, и в холодной постели, залитой лунным светом.
У меня никогда не было смелости принести в жертву себя. И никогда не было смелости признаться в этом. Постоянные отговорки – что я нужен армии, что я нужен миру, что моя алхимия способна принести пользу, а не только разрушение. А небо, видя мою нерешительность, по очереди отнимало у меня самое дорогое, чем я обладал.
А трусом я как был, так и остался.

Сначала был Учитель.
Это должно было научить меня чему-то. Тому, что люди не вечны. Привести к мысли о том, что смерть рано или поздно приходит за каждым… Я узнал это чуть позже, когда столкнулся со смертью лицом к лицу – так, что смог почувствовать ее зловонное дыхание, пахнущее разложением, кровью и сталью.
Он завещал мне не быть армейским псом. Я не послушал, потому что верил, что именно в армии я нужнее всего. И тогда он ушел.
Я получил первое предупреждение, но не внял ему. Глупец…

Потом жизнь забрала у меня Хьюза. И камнем преткновения снова стала армия.
В Ишваре армейцы восхищались мной, Пламенным алхимиком. Называли героем. Хотели быть похожими – и это тешило мое самолюбие. Но у них были не те идеалы, теперь я понимаю это. Хьюз - в отличие от меня, он был настоящим героем. И умер тоже, как герой.
Оставил жену и дочь. Тоже двух героинь, под стать ему. Которые не сдались и не опустили руки.
Я захожу к ним так редко не потому, что забыл. А потому, что боюсь не сдержать слез. Ведь я куда слабей, чем они.
Жизнь лишила меня лучшего друга. Это было второе предупреждение, но я снова проигнорировал его.

Третьей была Лиза. Последняя моя ценность, которую я не жалел и не щадил, а эксплуатировал как мог.
Мне казалось, что она какая-то вечная. Стальная. Неубиваемая. Что скорее перевернется мир, чем ее не станет... Но никакая сталь не может противостоять смерти. И потому одним серым днем жизнь показала мне, как я ошибался.
Она заставила меня терпеть боль, и я терпел. Терпел так долго, что в один момент, уже теряя связь с внешним миром, осознал, что она исчезла. Ушла во мрак, словно кошмарный сон… Потом я понял, что это не освобождение и не отсрочка. Я просто привык к ней настолько, что уже перестал ее чувствовать. И самое страшное заключалось не в потере чувствительности. Самое страшное, что эта очередная потеря означает гибель души.
Вместе с Лизой умер последний кусочек моей души. Теперь мне осталась только гниющая пустота, чувство кошмарного одиночества и желание умереть тоже.

Говорят, первыми Бог забирает к себе самых лучших людей. Маэс, Лиза… Вы оказались лучшими, раз покинули этот затхлый мирок так рано. А я…
Наверное, меня с моими грехами смерть ждет еще нескоро. И хоть я и похоронил глубоко в себе свою тщеславную цель, ради исполнения которой, возможно, вы и погибли, хоть я и призываю ее, я знаю, что она дождется меня нескоро. Я бы наложил на себя руки, но и на это моей тщедушной смелости не хватает. А жизнь не отпустит меня так легко. Она преподала мне еще не все уроки.
Но настанет день, когда в Аместрисе станет на одного пса меньше, и я теперь с нетерпением жду этого дня.
Собаке – собачья смерть.

@темы: Бумага все стерпит, Любителям полкаши и старлея, а также прочих прекрасных людей, посвящается, Шипперское :3